Мороз и ярость - Лиззи Принс

ребрами. Я отчаянно хочу в душ, но не могу. Ни за что, блядь. Краем глаза я вижу, что дверь Атласа открыта. Я достаточно поднимаю голову, чтобы посмотреть на него. Он стоит в дверном проеме без рубашки, его пижамные штаны опасно приспущены и демонстрируют невероятно рельефные мышцы.

Я поднимаю на него глаза, но он — чистый лист. Его взгляд опускается на Шафран, а затем снова поднимается на меня.

— Тебе нужна помощь? — Глубокий голос Атласа немного смягчает боль.

Я знаю, что это иррациональная реакция, и в ней нет никакого смысла, но именно так я себя чувствую. Независимо от реакции моего тела, я не хочу, чтобы он видел, насколько я сейчас слаба. Я не доверяю ему. Я не доверяю никому из этих людей. До сих пор я только и делала, что совала нос не в свое гребаное дело — ну, кроме того, что нокаутировала Престона — и посмотрите, к чему это привело.

— Я в порядке. — Мой голос хриплый. Я явно не в порядке.

Я прислоняюсь к стене, гадая, как мне снова поставить стол перед своей дверью. Или, если есть что — то еще, что я могу засунуть туда, чтобы на меня снова не напали сегодня вечером.

Недоверие Атласа очевидно, но он ничего не комментирует, наблюдая, как я шаркающей походкой возвращаюсь в свою комнату. Я прохожу мимо маленького зеркала, которое висит над столом, когда он не стоит посреди комнаты, но не смотрю в него. Я не хочу видеть спутанные волосы или синяки, покрывающие мое лицо. Какой в этом смысл? Я чувствую себя дерьмово, так что я почти уверена, что выгляжу тоже дерьмово.

Я почти добираюсь до кровати, до которой добиралась возмутительно долго, когда дверь распахивается. Мое сердце застревает у меня в горле, когда я оборачиваюсь так быстро, как только могу. Мне удается подавить стон боли, который вызывает быстрое движение, и изобразить на своем лице выражение «Я — собираюсь — надрать — тебе — задницу». Если Престон вернулся со вторым раундом, мне крышка.

Включается верхний свет. Я отшатываюсь, а затем шиплю от резкой боли от движения. Вместо жутких бледных глаз Престона я смотрю в меняющиеся ореховые глаза Атласа.

— Что ты делаешь? — Я сгорбилась, одна рука прижата к ребрам с левой стороны.

— Ты явно не в порядке. Садись.

— Я не собираюсь садиться, чтобы тебе было легче прикончить меня. — Есть ли в этой комнате что — нибудь, что можно использовать как оружие? Я имею в виду, я знаю, что могла бы полностью потерять самообладание и оторвать ему голову, но я пока не совсем готова выпустить на волю своего внутреннего зверя.

Атлас усмехается, и я удивленно поднимаю брови. Это ошибка; даже это небольшое движение причиняет боль. Это прозвучало почти как смех. Я немного удивлена, что у него есть настоящие эмоции. Атлас поднимает аптечку первой помощи и указывает на мою кровать, как будто это единственное место в комнате, где можно сесть. Там есть жесткий деревянный стул или сам письменный стол, который небрежно стоит посреди комнаты.

Чтобы спорить с ним, потребовалось бы слишком много сил, поэтому я делаю последние несколько шагов и осторожно опускаюсь на кровать. Если он собирается попытаться убить меня, по крайней мере, я приземлюсь на более мягкое место, чем пол.

Атлас закрывает дверь и преодолевает небольшое расстояние, пока не оказывается передо мной. Низко хмыкнув, он опускается на колени и устраивается передо мной. У меня кружится голова от этого зрелища. Это творит со мной вещи, которые я не хочу признавать.

Кровать расположена низко над полом, а это значит, что даже стоя на коленях, Атлас выше меня. Он кладет аптечку первой помощи на кровать рядом с моим бедром и со щелчком открывает ее.

— В этом действительно нет необходимости. — Я вздыхаю, наблюдая, как его ловкие пальцы перебирают содержимое коробки. У него длинные пальцы в шрамах, как будто он участвовал во многих битвах в которых его снова и снова ранили.

Единственным ответом Атласа является еще одно уклончивое хмыканье. Я оставляю попытки убедить его оставить меня в покое. Есть небольшой шанс, что я не хочу, чтобы он уходил. Находиться с ним так близко странно успокаивает. Не то чтобы я чувствовала себя расслабленной рядом с Атласом. Совсем наоборот. Он заряжает мою кожу, как будто все мои клетки наполнены энергией. В Атласе есть что — то такое, что вызывает у меня тревогу, но в то же время притягивает к нему. Чувство связи и родственной натуры. Наверное, я просто слишком сильно ударилась головой.

Атлас разворачивает антисептическую салфетку и переводит взгляд на мое лицо. Его глаза прищурены, рот сжат в сосредоточенную линию, когда он нежно проводит салфеткой по моим щекам и лбу, стирая остатки слюны Джейд. Он подносит вторую салфетку и сосредотачивается на порезе у меня на лице. Я знаю, что он не жестокий, по крайней мере, он не так себя ведет, но мягкость его прикосновений меня просто поражает. Я не ожидаю той нежности, с которой он относится ко мне, и мне стыдно чувствовать, как слезы наворачиваются на мои глаза.

Черт возьми, нет. Я не плакала с тех пор, как умер мой отец. Я не собираюсь начинать рыдать из — за того, что кто — то ведет себя со мной немного мило. Я закрываю глаза и делаю вдох, но только для того, чтобы меня пронзила боль в ребрах.

— Шафран сделала это сама?

Я открываю глаза и обнаруживаю Атласа пугающе близко. Его взгляд скользит по мне, но затем он возвращается к протиранию моего лица. Помимо пореза, там, вероятно, есть немного крови Тайсона. С привычной легкостью Атлас наносит мазь на рану, а затем накладывает сверху несколько повязок — бабочек.

— Все не так плохо, как я думал. — Атлас хмурится, изучая мое лицо. Я должна была попытаться избежать этого, но остальные видели, как сильно они меня избили. Завтра они поймут, что что — то не так.

— Я же сказала тебе, что я в порядке, — ворчу я, когда он толкает меня в бок. Нарочно, блядь.

— Да. Ты выглядишь в полном порядке. Если встанешь, я могу перевязать тебе ребра.

Атлас отрывается от пола, поднося свой член, обтянутый пижамными штанами, прямо к моему лицу. Убейте меня сейчас. Я не должна быть готова стянуть эти чертовы штаны и выпустить на волю его явно чудовищный член, но мне трудно думать о чем — то другом.