Охотники за сокровищами - Брет Уиттер

Для постороннего взгляда это, наверное, было странное сборище: трое немолодых мужчин в помятой коричневой форме – меньше половины из восьми офицеров ПИИА, которые должны были прибыть в Нормандию. Они не встречались со времен Шрайвенхема и, глядя в изможденные лица друг друга, думали о том, как мало в них осталось от прежней элегантности. В Нормандии не было прачечных, душа, увольнительных. Неделями они пробирались по местам боев и изуродованным городам, зачастую под проливным дождем, превращающим каждую тропинку в хлюпающее болото. Они смертельно устали, пережили не одно разочарование, но не собирались сдаваться. После ожидания, которое длилось месяцы и годы, хорошо было иметь возможность хоть как-то участвовать в общем благом деле.

«Я счастлив как никогда, – писал Джеймс Роример жене. – Я работаю с утра до ночи, и, как это ни удивительно, мой полковник и его штаб оказывают мне всестороннюю помощь. Дело не только в том, что теперь у меня есть все необходимые полномочия, – наконец-то моя рабская преданность работе и пехотная подготовка окупаются сторицей. По-французски я и раньше говорил свободно, так что теперь занимаюсь именно тем, о чем мечтал с самого объявления войны».

Это не значило, что работа была легкой, – вовсе нет. Все сознавали, что на фронте они сами по себе. У них не было установленного порядка действий, которому они могли следовать, ясной цепочки подчинения, правил сотрудничества с фронтовыми офицерами. Им приходилось каждый раз действовать по ситуации, ежедневно импровизируя и пытаясь довести дело до конца во все усложняющихся условиях. Они не могли никому ничего приказывать, только советовать. На поле боя им не на кого было рассчитывать, кроме офицеров, которых они смогли убедить в своей правоте. Тот, кто ожидал ясных указаний, власти или хоть каких-то признаков успеха, в отряде долго не задерживался. Но те, кто, как Джеймс Роример, расцветал в борьбе с трудностями и даже смертью, ни на одной гражданской работе не испытывал такого азарта. Как писал Роример: «Сейчас не такое время, чтобы думать о себе… Кей, ты была права, это потрясающий опыт».

Жаловаться не имело смысла. На войне как на войне. Роример был не нытиком, а человеком действия. Поэтому он и оказался здесь. И собирался действовать – до тех пор, пока Гитлера не похоронят вместе со всей немецкой армией.

Вскоре разговор переключился на проблемы. Объявлений «Вход воспрещен» не хватало для всех поврежденных церквей, не говоря уж о других зданиях. Фотокамеры, вроде бы заказанные для Хэммета и Поузи, не прибыли до сих пор. Ни у кого не было рации. Все выполняли задания в одиночку: каждый находился на отдельной территории и решал задачи собственными методами. Как же им предполагалось связываться друг с другом и со штабами, если у них не было раций?

Только Роример хотел заговорить о необходимости транспорта, как заметил полуразвалившийся немецкий «Фольксваген», который ехал к ним по ухабам. За рулем сидел американец в обычной офицерской форме: металлический шлем, оливково-серые рубашка и штаны и полевые сапоги с парой галош. Несмотря на летнюю жару, на нем была куртка для защиты от дождя, который моросил почти все лето. У машины не было лобового стекла, так что на офицере были очки, похожие на те, что носили пилоты Первой мировой войны. Синяя полоска вокруг его шлема и вышитые на форме большие белые буквы USN выдавали в нем флотского военнослужащего. Роример понял, что за рулем их коллега Джордж Стаут.

Стаут вышел из машины, снял очки и осторожно очистил лицо и форму от дорожной грязи. Когда он снял шлем, почти закрывавший ему глаза, все увидели его аккуратнейшую прическу. Все складки на форме были тщательно отглажены. Много лет спустя Том Стаут рассказывал, как его отец на склоне лет прогуливался по деревенским тропкам вокруг их дома в Массачусетсе: в спортивной куртке, шейном платке и берете, с тростью в руках, то и дело останавливаясь поболтать со знакомыми. В Сен-Ло он, казалось, излучал ту же привычную уверенность. Картину портили только кольт сорок пятого калибра на одном бедре и кортик на другом. Но то, что восхищало людей в мирное время, на фронте и вовсе казалось чудом. Элегантного Джорджа Стаута война, в отличие от всех остальных хранителей, казалось, совсем не потрепала.

Все набросились на него с расспросами о том, где он добыл машину.

– У нее нет гудка, барахлит коробка передач, плохо работает тормоз, расшатана рулевая колонка и нет крыши, – ответил Стаут. – Но я премного благодарен немцам за то, что они ее бросили.

– И ты потребовал ее себе, да?

– Я ее нашел, – просто ответил Стаут.

Этот человек изменил музейную консервацию при помощи одного библиотечного карточного каталога. Он не стал бы тратить свое время на жалобы и просьбы, когда вокруг было столько ресурсов.

«Стаут был прирожденным лидером, – писал Крейг Хью Смит, присоединившийся к хранителям позже. – Тихий, скромный, бескорыстный человек, но в то же время сильный, глубокий мыслитель и потрясающий новатор. Он не бросался словами, выражался ярко и точно. Ему верили и хотели делать все так, как он задумал».

Именно Джордж Стаут созвал эту встречу и, как любой хороший руководитель (хотя официально он никому из них не был начальником), сделал это вовсе не для того, чтобы обменяться впечатлениями. Он прибыл в Нормандию 4 июля, став одним из первых хранителей на континенте, и за прошедшие шесть недель объехал больше достопримечательностей и спас больше памятников, чем кто-либо из них. Он прибыл в Сен-Ло не ради оваций, не ради жалоб. Он прибыл, чтобы определить проблемы и найти пути их решения.

Не хватает табличек «Вход воспрещен»? Роример проследит, чтобы напечатали еще 500. В Нормандии случались перебои с электричеством, но у армии была типография в Шербуре, которая работала даже по ночам. А пока все будут писать объявления от руки.

Солдаты и гражданские не обращают внимания на написанные от руки объявления? И тут у Стаута готово решение: обносите важные места белой саперной лентой. Ни один солдат не сунется туда, где будто бы сказано: «Осторожно: мины!»

Одной из главных рекомендаций штаба ПИИА было просить о развешивании объявлений французов, чтобы союзники не выглядели оккупантами. Роример предложил использовать детей. Их легко уговорить, а в качестве вознаграждения чаще всего достаточно жвачки или дольки шоколада.

– Местные работники культуры тоже годятся, – сказал он. – Если выдавать им четкие инструкции и поощрять, они способны выполнить самые сложные задачи.

Что до фотокамер, то все сошлись на том, что без них работать невозможно, но пока придется потерпеть.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});