Посылка от Марта - Евгений Федоровский

* * *

Уже в конце января начались оттепели. По булыжным мостовым потекли мутные ручьи. Мокрые деревья запахли разогретой смолой. На балконах запестрели полосатые перины и матрацы - хозяйки спешили их проветрить после слякотной и пасмурной зимы. От щебета воробьев и теплого влажного воздуха, от тошнотворной слабости и пронзительного крика мальчишек, играющих в войну, у Коссовски закружилась голова. Он забрел в сквер и опустился на скамью в мелких бисеринках брызг. Шеф-врач госпиталя посоветовал Коссовски найти более спокойную и менее опасную работу. Но разведчик и контрразведчик, к сожалению, расстается со своей работой только в случае смерти. Другого выхода Коссовски не видел. За четыре месяца госпиталя он много передумал, на свои места расставил события, разработал новую систему поисков загадочного Марта. Зейц сказал, что стрелял в него Эрих Хайдте. Версия правдоподобная. Хайдте следил за домом Зандлера, когда Ютта вела передачу. Озлобленный провалом, он мог выстрелить в оглохшего от взрыва гранаты Коссовски. Но почему изъятый у него после перестрелки на границе парабеллум стрелял ровно столько, сколько оказалось гильз на земле?.. Не верил Коссовски в то, что Март и Хайдте - одно и то же лицо. Он снова и снова возвращался к Швеции, к Испании, Парижу, наконец, к дням неудач в Лехфельде и Рейхлине, и постоянно перед глазами возникали трое - Зейц, Пихт, Вайдеман. Только кто-то из них мог быть Мартом. Под руководством Марта работали Ютта и Эрих Хайдте. Кто-то из них внес поправку в чертежи двигателя, и "альбатрос" потерпел аварию в ноябре 1941 года. Он или его помощники подложили мину в самолет в Рехлине. В материалах по делу брюссельской радиостанции Коссовски обнаружил кличку "Март". Значит, Март пользовался дублированной радиосвязью. Если Март это Вайдеман, тогда понятно его поведение в Рехлине, когда погиб не он, а его заместитель Франке. Перед тем полетом Вайдеман был с Пихтом... Если Март - это Пихт, то, естественно, Пихту выгодно сохранить мнимого друга Вайдемана, от которого, надо полагать, он и узнает секретные данные. Если Март - это Зейц, то вообще ему все известно из первых рук... Из агентурных данных Коссовски узнал о работах над реактивной машиной в Англии, США и Советском Союзе. И он заметил существенную деталь - союзники форсировали исследования в области реактивной техники. Коссовски тяжело поднялся и побрел к себе в кабинет. На фронтоне здания на Вильгельмкайзерштрассе тяжело колыхалось огромное красное полотнище со свастикой. "Нет, не долго мы продержим тебя, Германия, - подумал он и глухо застонал, сжав зубы, отчего шрам на лице побелел еще больше. - Я должен поймать тебя, Март. Только поскорей надо собраться в Лехфельд".

* * *

Начинались полеты с новой площадки. Воздух сотрясался от грохота запускаемых моторов. Летчики забирались ввысь, выделывая там головокружительные фокусы. "Альбатрос" летал. На заводах в Аугсбурге Мессершмитт готовился запускать его в серию. Солдат-эсэсман вскинул винтовку на караул. Зейц козырнул и прошел в запретную часть аэродрома, опоясанную колючей проволокой. Сильно и крепко пахло лесом. Сквозь молодую зелень буков пробивалось солнце, ложилось косыми лучами на прелую землю. Зейц свернул с бетонной дорожки и пошел к стоянке напрямик, давя сапогами первые летние цветы, вдыхая чистый лесной воздух. Лес давал ему сейчас такое властное ощущение жизни, что хотелось просто идти и идти, ни о чем не думая, никого не подозревая. За свою жизнь Зейц убил одного, и то своего. Тень подполковника Штейнерта, который сгнил у Толедо, иногда посещала его. Она напоминала о себе так ощутимо, что Зейц однажды проснулся в холодном поту. Штейнерт, как и тогда в Испании, в отчаянии теребил ворот своего зеленого комбинезона и спрашивал: "Неужели вы не верите мне? Проводите меня до Омахи, и вы убедитесь в моей правдивости. Только до Омахи, это же всего десять километров!" В это время слева теснила марокканцев пехота интернациональной бригады, в лоб шли анархисты, справа заходили республиканские танкетки. "У нас нет времени провожать вас, Штейнерт", сказал Коссовски. "Тогда отпустите меня". - "У нас нет оснований верить вам, Штейнерт". Коссовски наклонился к Зейцу и шепнул: "Убей его". "Хорошо, идите", - сказал тогда Зейц. Штейнерт недоверчиво поглядел на обоих. Пихт в это время делал вид, что не прислушивается к разговору. Он безучастно смотрел в бинокль на густые цепи республиканцев. Штейнерт поднялся и вдруг резво пополз по брустверу. Зейц выстрелил из пистолета всего один раз. Пуля попала в затылок Штейнерт остановился, как будто замер, и, обмякнув, свалился обратно в окоп. "Так будет спокойней", - проговорил Коссовски, вытирая платком мокрую подкладку кепи. Эх, если бы знал тогда Зейц, что это "спокойствие" испортит ему всю жизнь! Потом он стрелял в Коссовски. Но было далеко, и пуля прошла чуть выше сердца... Зейц вышел к ангарам "альбатросов". Под брезентовым навесом из деревянных брусьев был сколочен стенд. На нем стоял разобранный двигатель "юнкерс", Хопфиц и Гехорсман молча возились с деталями. Зейц остановился и стал издали наблюдать за инженером. По тому, как ловко он действует ключом, Зейц убедился, что Хопфицу хорошо знакома техника. Изредка Хопфиц поворачивался к Гекорсману и что-то показывал механику. "Нет, он служил в наших частях, - подумал Зейц. - Но почему о нем не знает Вагнер?" Вечером Хопфиц заметил за собой "хвост". Он омывался в душе, агент дежурил в коридоре, в столовой человек сидел за столиком поодаль, в пивном баре он тоже купил "Штаркбиер" и неторопливо сосал из большой фарфоровой кружки. Выходя, Хопфиц задержался в дверях, и его едва не сбил с ног выскочивший следом агент. - Поосторожней! - прикрикнул Хопфиц. К счастью, в этот момент мимо проходила машина-такси из Аугсбурга. Хопфиц сел в нее. В зеркальце заднего обзора он увидел, как агент метнулся к телефону. Выехав за Лехфельд, Хопфиц расплатился с шофером и вышел. Ровно в девять он увидел "фольксваген" Пихта и вскочил в машину. - Как дела, Семен? - спросил Пихт по-русски. - Сейчас я едва оторвался от "хвоста". - Тогда надо торопиться. - Мы с Гехорсманом отлаживаем двигатели. Думаю, механик подвесит запасные баки и поможет взлететь. - Поймет ли он, что его будет ожидать? - Не знаю... Должен понять. - По рации надо сообщить о точном дне вылета? - Да. Центр остановился на Словакии. Туда к партизанам уже заброшен наш товарищ. Он примет меня. - Если Зейц будет мешать, его придется убрать, - проговорил Пихт. - Я освобожу тебя от Зейца. - Только ты береги себя, - тоже на "ты" перешел Хопфиц. - Да, разведчик нужен живой. Расставшись с Хопфицем, Пихт заехал к Элеоноре. Он решил прокатить ее. В последнее время девушка часто плакала. И сейчас, в машине, он заметил на ее глазах слезы. Острая жалость заставила Пихта притормозить и свободной рукой прижать Элеонору к себе. - Эли, если когда-нибудь не будет меня, ты постарайся жить по-другому лучше, честней, что ли... - Я стараюсь так жить... - Наверное, ты переживешь наше чертовски проклятое время, но всегда помни - другие люди, другие народы так же любят, страдают, мечтают, радуются и так же сильно хотят покоя, как ты и я. Этого не хотели знать фашисты, и за это люди растопчут их, как червей. Пихт говорил и говорил Элеоноре что-то еще, девушка не мешала ему. Он говорил о какой-то новой жизни, которую надо построить, если суметь дожить до нее. Та жизнь, какая была нужна ему, представлялась пока смутно, без реальностей. Он не знал, что потерял и что выиграл, потому что не мог угадать, как бы сложилась она в другое время. И еще не знал он о том, что в этот вечер он в последний раз видел Эли.

* * *

Утром, направляясь в летную комнату, Пихт лицом к лицу встретился с Зейцем. - Пауль, я ищу тебя по аэродрому, мне нужно поговорить с тобой. - Это надолго? - спросил Пихт. - К сожалению, надолго. Но у Вайдемана я узнал, полетов не будет, и я сказал ему, чтобы он освободил тебя на сегодня. Зейц подошел к своему "мерседесу" и открыл дверцу. - Садись. День обещает быть жарким, не съездить ли нам искупаться? - Поедем, я не против. - Пихт почувствовал, Зейц что-то замышляет. Купальня примыкала к замку Блоков. С одной стороны она упиралась в старый сад, закрывший по берегам воду черными ивами, с другой была огорожена от города высокими деревянными брусьями, возле которых стояли под тентами полосатые брезентовые раскладушки. Здесь же был пляж - чистый, с едва заметной желтизной песок, намытый со дна озера Фишерзее. На четырех бетонных ногах прямо над водой возвышалось кафе. Там посетителям подавали кофе, водку, сосиски и пиво. Пихт и Зейц взяли плавки и шапочки, вышли к воде. В этот ранний час купающихся было мало. Две девушки читали книги, лежа на раскладушках. Одна парочка забилась в дальний угол и обсуждала какие-то особые любовные проблемы. Зейц упал на песок, раскинул руки. - Ты не чувствуешь, Пауль, что мы начинаем уставать? - спросил он, закрыв глаза. - Лично я - нет. - А мне иногда просто невыносимо ощущать свое одиночество и бесконечное копание в грязных душах людей. - Наверное, ты отупел и озлобился, Вальтер. Зейц стремительно поднялся на локте. - Да, я озлобился! Я чувствую, кругом много врагов и должен с ними бороться! - Высокие слова, сказанные высоким стилем, - усмехнулся Пихт. - Ты знаешь, что вот уже несколько лет не дает мне покоя один человек... Март! - Не знаю и знать не хочу. - Так вот к нему прибыл связной - Хопфиц! - Зейц сел и уставился на Пихта, который сквозь темные очки, как всегда, безучастно смотрел на далекие облака. - Что же ты молчишь? - А что мне прикажешь делать? Ловить шпионов - это по твоей части. Но... Хопфица ты не трогай, он хороший специалист. - А если он русский? - Ты правда устал, Вальтер. Возьми отпуск. - Какой к дьяволу отпуск! Мне кажется, что готовится какая-то жуткая диверсия. Хотя Март молчит, но это затишье перед грозой. Пихт поднялся и, сняв очки, хмуро поглядел на Зейца. - Вальтер, я прошу тебя об одном - Хопфица не трогай, он надежный человек. - Откуда у тебя такие сведения? - Я видел его в деле и слышал его суждения только в пользу рейха. - Если хочешь знать, то оберштурмбаннфюрер Вагнер в Берлине сейчас лихорадочно разыскивает его концы. Вполне может случиться, что русские заслали его от имени Клейна и одновременно убрали штандартенфюрера. Письмо направления я сдал в экспертизу, завтра ответят, подлинное ли оно. - Ну что ж, - помедлив, сказал Пихт, - сегодня ты откровенен, как никогда. И знаешь почему? Ты хочешь узнать мое настоящее отношение к новому инженеру. Ведь и ты и Коссовски меня подозреваете в измене рейху. Так? Зейц увильнул от ответа - Я бы давно арестовал тебя... - Тогда в первую очередь ты поставил бы себя под удар. - Ты снова намекаешь на Испанию? - Нет, Вальтер. Мне от тебя ничего не нужно, вот разве... Коссовски... когда он узнает, что ты в него стрелял... Зейц дернулся всем телом. - Ты не можешь знать этого, - у него пересохло в горле, и проговорил он с трудом - хрипло и тихо. - У меня есть весьма надежные доказательства, Вальтер. Но, повторяю, мне от тебя ничего не нужно, и я не сделаю тебе плохого до тех пор, пока ты не встанешь на моем пути. Зейц сделал движение к одежде, где лежал пистолет - Спокойно, Вальтер. - Пихт положил свою руку на его одежду, - Ты меня знаешь давно, я умею шутить, но когда говорю серьезно, то серьезно и делаю. - Т-ты... Март! - прошептал в ужасе Зейц - Думаю, мы сработаемся с тобой так же хорошо, как и прежде, - не обращая внимания на Зейца, продолжал Пихт, - если тебе дорога голова на плечах, то пока выполни две просьбы: оставь Хопфица в покое, в случае чего заступись за него перед Берлином и сам постарайся куда-нибудь уехать в ближайшие дни... в целях своей же безопасности. Зейц уткнулся в песок, его руки дрожали. "Пожалуй, я погорячился, - подумал Пихт, - ну да теперь все равно. По крайней мере теперь-то я твердо уверен, что Хопфицу надо улететь немедленно" - Я хочу выпить, - пробормотал Зейц. Пил он много и не пьянел. Он опрокидывал рюмку за рюмкой и мрачно смотрел на стол. Лишь к вечеру его стало заносить. Водка сначала согрела душу, сделалось легче. Что-то он забормотал о старой дружбе, вспоминал дни молодости в Швеции. Потом плакал, потом стал дико орать. "Эх, какое еще будет похмелье!" Пихт с трудом втащил его в "мерседес" и отвез домой. В этот же вечер он зашел к Хопфицу и рассказал обо всем, что произошло в купальне. - Я искал тебя сегодня, - сказал Хопфиц - Приехал Коссовски. Пихт сжал кулаки. - Вот кого, Сеня, надо бояться больше всего...