Такса - Дарья Волкова

Олег приоткрывает глаза. Чтоб почти ослепнуть от ее горячего взгляда. От россыпи огненных локонов на белой подушке. Женя прижимается к нему. Откровенно. Трется об него так, что он выдыхает со стоном, забывая вдохнуть.

— Женя, я хочу…

— Вот так?

Он забывает, что хотел сказать. Отдавшись движениям ее маленькой ручки. Идеально подходящей для того, чтобы…

— Да-а-а-а-а-а-а…

— Или так?

— Да-а-а-а-а-а-а…

Ее пальцы сражаются с его ремнем. И в голове Олега звенит последний предупреждающий звонок.

— Женя, скажи…

— Все, что хочешь…

— У тебя есть…

— Наконец-то! Не ремень, пояс верности какой-то…

Звякает пряжка. Вжикает молния. Он в последний момент перехватывает ее руку. Пока еще не поздно.

— Жень, у тебя есть презервативы?

Она замирает.

— А у тебя?

Олег выдыхает со свистом. Презервативы в прикроватной тумбочке лежали всегда. В достаточном количестве. А с собой — нет! Сегодня был архисумасшедший день. Столько всего. И, потом, если уж говорить начистоту, он не рассчитывал. Не планировал. Не надеялся.

— Нет.

— У тебя, значит, нет. А у меня должны быть?

Ему категорически не нравится ее тон. И то, как она замирает под ним, глядя прямо в глаза.

— Жень, мы же у тебя дома. Я думал, возможно, у тебя есть… на всякий случай.

— На всякий случай?! Значит, ты — это тот самый «всякий случай»?

Где-то глубоко внутри Олег понимает — он испортил все к чертям. Но продолжает, не может не продолжать пытаться исправить ситуацию.

— Жень, я не имел в виду…

— Слезь с меня, «всякий»!

Отталкивает его с силой. Пока он пытается вернуть джинсам первозданный вид, Женька вскакивает с дивана. Смотрит на него сверху вниз.

— Вот что! Слушай! Я со «всякими» не трахаюсь!

— Женя! — он тоже встает. — Я же не мог… Хотел как лучше.

— Уходи!

— Женя! — он повторяет ее имя как заклинание, способное изменить ее решение. Берет ее за руку, и столько в его голосе мольбы, убежденности, что она не отнимает руки. — Женечка… Я тебя… — она обмирает вся от того, что, как ей кажется, она сейчас может услышать, — никогда не обижу.

Она молчит, и Олег решается на последнюю, обреченную попытку.

— Жень, давай я быстро до ближайшей аптеки схожу. И вернусь.

— Можешь валить куда угодно. Но не вздумай возвращаться.

* * *

Это было стопроцентное «дежа вю». Он опять ушел, а она осталась одна. Злая, недовольная и во влажном белье.

Она сваляла дурака? Похоже на то. Чисто теоретически, Олег был прав, что вспомнил об этом. И он был не обязан. И вообще…

Только вот она не хотела рассуждать теоретически. А хотела она… совершенно очевидно — чего.

Женька вздыхает. Ни черта она не способна соображать. Что сегодня произошло. И кто из них двоих дурак. А кто — дура.

Начинает болеть голова. От того, что спала днем. От того, что ей сегодня выносили мозг маленькими порциями все, кому не лень. И от того, что курила. И от того, что не ела. И от того, что плакала. Много от чего. Всего много было. И под конец этого сумасшедшего дня ее адекватность кончилась. На самом, бл*, интересном месте!

Что теперь сделаешь… Олега уже не вернуть. Зато можно пойти в душ, сменить второй раз за день трусики. И лечь спать. «Дежа вю», что тут скажешь…

Глава 13.И номер несчастливый. И содержание соответствующее. Больше оправданий нет

Телефонный звонок застал ее врасплох настолько, что едва не «поцеловала» в задний бампер резко притормозивший перед ней «цивик». Возмущенный таким неуважительно скоропалительным торможением, «Логан» обиженно заглох. Ей сигналили сзади. В любой другой раз средний палец в окно и красочное описание половой жизни тем, кто сигналили, были бы обеспечены. А сейчас она лишь молча завела машину, и, резко маневрируя, перестроилась из крайнего левого к обочине. И успела-таки сказать, почти не запыхавшись:

— Алло?

— Привет, Жень.

Ты все-таки позвонил.

— Привет.

— Хочу кое-что тебе сказать. Тебе удобно разговаривать?

— Да.

Она не жила эти две недели. И даже не проживала. Она их протягивала сквозь себя. Минута за минутой. Час за часом. День за днем. Ожидая, что он все-таки позвонит. Ненавидя себя и свою гордость, которая не давала ей позвонить самой. Хотя она несколько раз набирала его номер. Набирала и сбрасывала. И вот, наконец-то…

— Там… документы готовы.

— Какие документы?

— По твоей диссертации. Все готово. Приказ, диплом кандидата наук. Еще какие-то бумаги. Ректор звонил.

— Олег, я не совсем понимаю…

— Жень, я тебе все по дороге объясню.

— По дороге?

— Нужно туда съездить. Нужна твоя подпись на ряде документов.

Она молчит. Она ждала, что он скажет не это. Совсем, совсем другое.

— Женя?.. Если тебе так неприятно туда возвращаться, давай, я съезжу один, привезу документы, ты подпишешь, и я увезу назад.

Вот только жалеть ее не надо! Она справится! Даже если он разворошил старые раны. Хотя они уже и не болят почти. Но это не извиняет Олега и его вмешательство в ее жизнь! И пора ему об этом тонко намекнуть.

— Поехали.

— Завтра?

— Послезавтра.

— Хорошо. Заеду рано, дорога длинная. В семь нормально будет?

— Да.

* * *

А встать ей пришлось в шесть. Потому что, раз уже возвращаться в логово дракона, то и готовым надо быть соответственно. И поэтому накануне достала из дальнего угла шкафа некогда любимый серый с отделкой из черной бархатной ленты костюм и туфли на шпильке. И макияж сделала, и непокорные волосы скрутила незабытыми, оказывается, движениями, во вполне пристойный узел. Посмотрела на себя в зеркало: «Здравствуйте, Евгения Андреевна Миллер! Век бы вас не видеть!» Но она ни за что не покажет никому там, как ей пришлось тяжело. И кем она в итоге стала. Нет уж. Она не Мария-Антуанетта, но на плаху пойдет с гордо поднятой головой. Иначе нельзя. А тому, кто тащит ее на эту самую плаху, тоже придется несладко…

— Доброе утро, Женя!

— В семь часов утро не бывает добрым. По определению.

Он встретил ее у двери подъезда. Ей хотелось высказать ему все про его отвратительно-предупредительные манеры, да слов подходящих не находилось. И она молча позволила взять себя за локоть и проводить к машине. Но уж тут она не удержалась.

— Вау! — картинно распахнутые глаза, прижатые к щекам ладони. — Что это? Неужели «Лексус»?

Олег молча открыл перед ней переднюю пассажирскую дверь. И эти его молчание и сдержанность раздражали ее безмерно. И поэтому… и вообще…

Поставив ногу на порожек, повернулась и спросила, глядя прямо в глаза и внутренне содрогаясь от отвратительности и наглости своего тона и вопроса: