Война и люди (Семнадцать месяцев с дроздовцами) - Георгий Венус

- Ну а насчет английского ультиматума как? Не слышно о перемирии?..спросил токарь, положив локти на подоконник.

- Нет, опять не слышно...

- Та-ак!..- Токарь вздохнул.- Ну, я пойду! - И, надвинув картуз на брови, отошел от окна.

Я стоял тут же в комнате. Курил махорку, пытаясь припомнить, с кем из солдат и офицеров брошенного в Новороссийске батальона 3-го Дроздовского полка был я знаком. Некоторых припомнил. Загарова, подпоручика... Вольноопределяющегося Лемке... Капитана Перевозникова...

- Расстреляют, как вы думаете?..

...Токарь скрылся за воротами. В воротах показался ротный писарь. Писарь остановился и, беседуя с кем-то, повернулся к нам спиной.

- Скоро и роты придут, Николай Васильевич.

- Да, скоро...

Ни я, ни подпоручик Морозов на ученье еще не выходили.

- Черт возьми!..

- Брось чертыхаться! .- И, помолчав, подпоручик Морозов вновь вернулся к давно прерванной беседе. ...- Те, очевидно, кто командованье примет.

- А кто примет?.. Как ты думаешь?..

- А разберешься?..

К окну подошел писарь. Протянул надвое сложенный приказ по полку. Подпоручик Морозов одной рукой неловко его развернул и вдруг стал расправлять, положив на подоконник.

"Генерал-лейтенант барон Врангель назначается главнокомандующим вооруженными силами Юга России. Всем, честно шедшим со мной в тяжкой борьбе,- низкий поклон. Господи, дай победу армии, спаси Россию..."

Над Севастополем плескалось весеннее солнце. С этого дня ни токарь Баранов, ни солдаты о перемирии больше не спрашивали.

ПАСХА В СЕВАСТОПОЛЕ

- На кого черта куличи!.. Вино и водка...

- А у нас, господа, не только куличи, но и сырная пасха будет.

В комнате было накурено. Подпоручик Басов, взводный 3-го взвода, поручик Науменко, взводный 4-го, мой заместитель подпоручик Виникеев и заместитель подпоручика Морозова штабс-капитан Пчелин играли в карты. Поручик Злобин, командир 5-й роты, наблюдал за игрой.

- Ну, а как же капитан Карнаоппулло? Без сладкого?..

- Всем не угодишь!.. И так денег мало,- на водку. Дождь бил в окно. Над нами, в мастерской токаря Баранова, пели солдаты.

- Да к черту, наконец, ваши карты! И, сбросив на ходу насквозь промокшую шинель, подпоручик Ивановский сел прямо на стол.

- Господа!..

- Подожди!..- вбежал за ним поручик Матусевич, тоже 7-й роты.- Подожди ты!.. По порядку!.. Я расскажу...

- Ну, конечно!.. Девчонки там разные, ножки, панталончики...- через минуту уже рассказывал он.- Буржуи хлопают... Мы хлопаем... Браво!.. Потом этот самый вышел,- Павел Троицкий. Морда - что лимон. Хохот. Буржуи хлопать. Мы хлопать. "Павлуша!.. Павлуша!.." А Троицкий - поклоны. Направо - поклон, налево - поклон. "Павлуша!.. Павлуша!.." Тут Павлуша этот самый подбородок вперед вытянул, рожу идиотскую склеил и начал насчет России прохаживаться. Шесть уездов, говорит, вот вам и вся "Неделимая". Утром выйдешь, к полдню - море... Повернешь - опять море... И делить, говорит, нечего!.. И все в этом роде. И все в стихах... Буржуи хлопать. Мы: "Стой, стерва!.. Ты сперва повоюй, твою мать в корюшку" - и свистеть, свистеть... А Ивановский - на кресло. Да наганом - на толпу. Ну, конечно,врассыпную!.. А он - раз! раз!..- осечки. Раз!.. Я его за руку. "Да он не заряжен!" - орет кто-то. Троицкий, что ли... "Так и по большевикам бьете, господа офицеры?.."

- Ты! Наган бы лучше чистил! Подпоручик Виникеев встал.

- Позоришь только, гороховый шут!..

* * *

...В ночь под Пасху на улицах Севастополя густо гулял народ. Над Малаховым курганом мигали низкие звезды, мелкие, как песок. Звезды над городом не мигали. Круглые и спокойные, они только изредко опускались за тучи. Тучи бежали быстро. Быстро за ветром уплывал с колоколен и веселый пасхальный звон.

- Тыл живуч и неизменен,- говорил мне подпоручик Морозов, вышедший со мной на улицу.- Неделя паники... Пригнет голову, как под наганом Ивановского, и вновь лоснится довольной харей...

Я перебил его.

- Николай Васильевич, а пить сегодня будешь?

- Не знаю... А хочется...- не пить, а головой куда,- в пропасть!..

...Прошел, качаясь, пьяный корнет. Одна шпора его звенела. Другой на сапоге не было.

А из церкви на Чесменской выходили толпы народа. Нас захлестнуло и повлекло вниз по улице.

- "Христос во-скресе из мерт-вых",- вполголоса пела какая-то девица, помахивая мятым нарциссом.

- "Смер-тию сме-ерть..." - подтягивал ее спутник-студент, влюбленно на нее поглядывая.

- Христос воскресе! Ну, а воистину?.. Ну что же?..- упрямым басом повторял кто-то за нами.

- Ах, вам бы целоваться только!.. Бас сердился:

- А вам без прелюдий, так сказать?.. Да в кровать прямо!..

- Нахал!

Но в женском голосе не было ни злобы, ни раздраженья.

- Поручик хочет.

- "Мадам хохочет..." - запел, засмеявшись, третий голос.

А мимо нас, мимо девицы с нарциссом и ее влюбленного студента, мимо высокого поручика с сердитым басом и его щуплой, смеющейся барышни шла, флиртуя и улыбаясь, богато разодетая, праздничная толпа.

Но вдруг толпа вздрогнула. Влюбленный студент бросил девицу и, работая локтями, метнулся в переулок. Бросились назад и три каких-то щеголя в кепках. Коммерсант в котелке быстро обернулся. И еще раз - в другую сторону.

- Где?., господи!..- Его толкнули.

- Стой!..- неслось из темноты за дворцом командующего флотом. И опять: - Сто-ой!..

Рассыпавшись в цепь, офицерская рота нашего полка уже окружала толпу.

Офицерская рота производила мобилизацию.

Гурали Мильтоныч, толстый, седой армянин, хозяин квартиры, в которой стояли ротный и штабс-капитан Карнаоппулло, разливал водку.

- Христово воскресенье - значит, воскресенье!.. Пей, ребята!..- кричал ротный.- И что такое жизнь офицера?!. Вот ты... Ты вот скажи!..- И, взяв подпоручика Морозова за ворот гимнастерки, он перегнул его через стол.- Ты у нас философ... Ну и скажи: что такое есть жизнь офицера?..

- "...Видел он, что Русь свя-та-я",- пел штабс-капитан Карнаоппулло, развалившись в косом от старости кресле.- ...свя-та-я... Садись, душа моя Нина!.. Не святая ведь!.. А?..

Нина, полногрудая, прыщавая дочь хозяина, придвинула стул. Штабс-капитан быстро ее обнял.

- Баб святых не бывает!..- И, икнув, запел заново:

Видел он, что

Русь свя-та-я

Угасает с каж-дым днем..

Нина!.. Вы любите дроздовцев?.. Он - это генерал Дроздов-ский... Господа, за генерала Дроздовского: ура!..

Но поручику Ауэ было не до генерала Дроздовского.

- И ты?.. И ты сказать не хочешь, что есть наша жизнь офицера?.. Ты?.. Философ?..

Уга-са-ет с каждым днем,

Точно свет...

Точно свеч-ка до-го-ра-а...

Нина, вы любите свечки?..- Засмеявшись, штабс-капитан навалился на Нину плечом.

- Свечки, вы понимаете?..

...Хозяин-армянин разливал водку.

- Пьешь?

- Пью,- ответил мне глухо подпоручик Морозов.- А ты?.. Пьешь?..

- Пью.

- Мало пьешь!..

Ротный вскочил и замахал бутылкой.

- Сюда!.. Сюда иди!.. Пей!.. Не хочешь?.. Садись, немчура,- пей!.. А ты, немец, барон Врангель ты!.. Вильгельм!.. Пей, твою мать, Deutschland uber alles... твою...

- Russland uber alles...* - закричал остановившийся в дверях подпоручик Ивановский.- Russlannnnd!..

...А хозяин-армянин все разливал и разливал водку.

----------------------------

* Россия превыше всего (нем.).

Мокрая после дождя улица блестела под солнцем. На другой стороне, около ворот двухэтажного дома, стоял мальчишка. Мальчишка тянулся к ручке звонка. Но она уплывала из-под его рук. Какой-то нищий шел на костылях через улицу. Костыли были кривые, как коромысла. Коромысла гнулись.

- Зачем, дед, на коромыслах ходишь? Слушай, зачем на кара-мыслах?..

- Лаваш, лаваш! - прошел торговец. "La vache - по-французски корова... корова,- стал припоминать я,- jai, tu as..."

...Под воротами нашего дома меня поднял Зотов.

Когда я проснулся, на окне комнаты расползались красные лучи солнца. Около окна стоял подпоручик Виникеев. Подпоручика Виникеева рвало.

Я встал. Взял его под руку.

На дворе было совершенно тихо. Взвод точно вымер.

- Вы думаете, я пьян? - лепетал над моим плечом подпоручик Виникеев.Я всего только наве-се-ле - на-весе... К воротам подбежал токарь Баранов.

- На-ве-се... на-веселе я!.. Вот что! - Баранов выбежал на улицу и быстро захлопнул ворота. Встревоженная под воротами лужа играла широкими, красными от вечернего света кругами.

Поставив подпоручика Виникеева возле бочки, я пошел обратно в комнату. По лестнице, кажется, из мастерской токаря спускался штабс-капитан Карнаоппулло.

- Токарь и большевик есть синонимы,- сам с собою беседовал он.- А потому... как всякие вредители... э-э-э... подлежат... э... уничтожению... Эй! чего хохочете! - вдруг закричал он, задрав голову.

Столпившиеся на верхней площадке солдаты разбежались.

...Голова моя болела. Плечи тянуло вниз.

На следующее утро, часов в одиннадцать, роту построили.

- Нет, всем строиться! - крикнул мне ротный.- Всем!.. Да не на учение,- к штабу зачем-то...

На дворе штаба полка сидели и лежали мобилизованные. Когда наша рота вошла во двор, их подняли и вывели.