Глобальные, региональные и национальные тенденции развития экономики России в XXI веке. Избранные труды - Леонид Бляхман

В России в общей массе вложений не выделяются научно-производственные инвестиции в материальные и нематериальные активы, в том числе не учитываемые в балансе фирмы, но способные генерировать добавленную стоимость – исчисляется внутренняя рентабельность, но не внешний и сопряженный эффект. В результате сооружаются дорогостоящие объекты «назло надменному соседу».

Добыча торфа в России сокращена в 10 раз, так как он обходится дороже газа и мазута. Огромные средства потрачены на осушение болот, а в последние годы – на их обводнение. При этом резко выросли потери из-за пожаров и гибели урожая в дождливую осень. Канада, Финляндия, Беларусь на основе древесных и сельскохозяйственных отходов наладили массовое производство топливных брикетов. Госдотации многократно окупились за счет сохранения лесных поселков, экономии невоспроизводимого сырья, снижения пожароопасности. В г. Пусан (Ю. Корея) создан холодильный комплекс, по мощности в 5 раз превосходящий суммарный российский. Он не окупается за счет прибыли, так как потребители оплачивают только эксплуатационные расходы, но привел к бурному развитию всего региона, в том числе за счет закупки и переработки российского сырья.

Основа создания инновационной экономики – долгосрочные отечественные, а не прямые иностранные инвестиции (ПИИ). По оценке ЮНКТАД Россия заняла третье место в мире после США и Китая, по привлеченным ПИИ, но они составляют лишь 10% от общего объема. Выросли ПИИ суверенных фондов и банков, в основном азиатских. Однако преобладают офшорные деньги российских компаний, не приносящие новых технологий. Растет вывоз капитала, как правило не связанный с формированием глобальных цепей поставок. После вступления в ВТО импорт с незагруженных мощностей нередко становится выгоднее нового строительства в России. По оценке В. В. Путина (Газета.Ru. 28.01.2014) инвестиции ЕС в Россию составляют 288, а России в ЕС – 30 млрд долл. Более 1/5 экспорта идет в офшоры, 85% фирм вкладывают средства не в инновации, а в российскую и зарубежную недвижимость, 98% не хотят выходить на биржу, опасаясь утечки информации рейдерам. Реинвестирование доходов от ПИИ в России за последние годы снизилось с 40 до 20% (Ведомости. 9.10. 2013). Более 20 трлн руб. хранится на депозитах и дома, но не инвестируется.

В «экономике недоверия» АО не рискуют котировать основную часть своих акций на фондовом рынке. Здесь преобладают портфельные инвестиции, которые мгновенно переводятся за рубеж, подрывая курс рубля. Вложения в акции крупного бизнеса в развитых зарубежных странах окупаются за 6–7, а в России – за 14–25 лет, за рубежом ими владеет до половины, а в России – 1% семей. Ставки по долгосрочным кредитам (для МСБ – 15–20% годовых) намного превышают рентабельность, что блокирует их использование для радикальных инноваций. Естественные монополии закладывают свои непрозрачные инвестиции в тариф, т. е. на счет потребителей, хотя благодаря высокой рентабельности (у «Газпрома» – более 23% на внутреннем рынке) могли бы получать льготные кредиты.

Необходимы ограничения на вывоз капитала для непроизводственных целей, дифференциация налоговых ставок в зависимости от источника доходов (максимум – монопольные посредники и брокеры, минимум – реальное производство, особенно в Сибири и на Дальнем Востоке) и их использования (максимум – при элитном потреблении, ноль – при вложениях в инновации и обучение кадров). В инновационно развитых странах основные налоги выплачиваются с потребления, в основном избыточного и неэкологичного, а в России – с производства добавленной стоимости. Кредиты на модернизацию в Японии, Канаде, США выдаются по 0,1–1%, причем затраты на оборудование списываются через ускоренную амортизацию, а в России – под 10–20%.

Для сокращения офшорного бизнеса главное – не административные меры, а раскрытие реальных владельцев, защита прав собственности, развитие гибкого хозяйственного законодательства и контрактного права, создание государственного ссудного фонда для финансирования ключевых инновационных проектов, в том числе за счет долгосрочных валютных кредитных линий. В коренном улучшении нуждается проработка юридических (права собственности разработчиков и концессионеров), экономических (гарантии поступления и расхода средств) и страховых (оценка риска и путей его минимизации) аспектов инноваций. Низкая (втрое меньше наиболее развитых стран) доля страхования в ВВП не позволяет страховать инвестиционные, в том числе энергетические, гидроирригационные, экологические риски, особо важные для ЕАЭС.

Стимулирование реинвестирования прибыли и амортизации как превращенной формы добавленной стоимости, а не только перенесенной, позволит ей под контролем государства стать важнейшим источником инвестиций и заменить субсидирование нежизнеспособных предприятий.

В российской экономике не используются многие новые инновационные финансовые инструменты, не разрешается массовая секьюритизация – выпуск ценных бумаг, обеспеченных не только ликвидными активами (ипотека, потребительские и автокредиты, кредитные карты, общие доходы и активы заемщика, гарантии и поручительства), но и будущими потоками средств от реализации инновационного проекта, в том числе без регресса на заемщика. Секьюритизация позволяет превратить бездействующий капитал в виде прав на использование земельных, водных, лесных, интеллектуальных и биоресурсов (например, долгосрочных лицензий на право вылова или выращивания рыбы и моллюсков) в реальный капитал, основу получения долгосрочного кредита, инфраструктурных облигаций. Банки получают возможность участвовать в капитале девелоперской, инжиниринговой или инвестиционной компании, улучшить показатели достаточности капитала и ликвидности.

Россия способна преобразовать инвестиционно-инновационную систему благодаря низкому (12% ВВП) госдолгу, высоким (около 0,5 трлн долл.) золотовалютным резервам, положительному торговому балансу, централизации рынка ценных бумаг. По оценке Дж. Сакса (Expert online. 16.01.2014) душевой доход с учетом ППС вырос до уровня ряда стран ОЭСР (20–29 тыс. долл.) и вдвое выше, чем в Китае. В рейтинге Всемирного банка Doing Business в 2012– 2013 гг. Россия поднялась со 102 на 92 место за счет улучшения условий регистрации фирм, подключения к энергосетям, таможенного и налогового контроля. По оценке Bloomberg Россия заняла в 2014 г. 18 место из 30 ведущих стран по Global Innovation Index за счет роста концентрации высоких технологий, доли дипломированных специалистов, патентной и венчурной активности (4–9 места), хотя отстает по расходам на НИОКР, продуктивности научных работников, а главное – по добавленной стоимости производства (1% от ВВП – Lenta.ru. 23.01.2014).

Основные выводы

1. Мировая и российская экономика находятся на понижательной волне пятого технологического уклада, для которого характерны развитие нефтегазовой энергетики, микроэлектроники, персональных компьютеров, мобильных телефонов и Интернета, авиакосмической и автомобильной промышленности. Системный кризис, связанный со сменой длинных волн экономического развития, привел к росту неустойчивости экономики, риска вложений в производственные инвестиции.

2. В России переход к социально-инновационной экономике блокируют сокращение доли инвестиций в ВВП, доминирование непубличных конгломератов, низкое качество отраслевой и технологической структуры экономики, нерациональная государственная политика и коррупция.

3. В работе исследованы методологические принципы конвенционной, общественно-договорной политики, направленной на превращение стихийной рыночной глобализации – в планомерную и регулируемую международным правом и системой социально-эколого-экономических нормативов.

Литература

1. Гринберг Р. С., Рубинштейн А. Я. Основания смешанной экономики. М.: ИЭ РАН, 2008.

2. Глазьев С. Мировой экономический кризис как процесс смены технологических укладов // Вопр. экономики. 2008. № 3. С. 27.

3. Gendron C. Regulation theory and sustainable development: business leaders and ecological modernization. Lonodon, 2012. 211 p.

4. Innovation and growth: from RGD stangils of innovating frms to economy – wide technological change / Eds. U. Anderson et al. Oxford: Oxford University Press, 2013.

5. Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. М., 1995. С. 151.

6. Ведин Н. В., Газизуллин Н. Ф. Неконкурентные основания хозяйственной жизни общества // Проблемы современной экономики. 2007. № 1. С. 86–89.

7. Иванова Н. И. Национальные инновационные системы. М.: Наука, 2002.

8. Голиченко О. Г. Основные факторы развития национальной инновационной системы: уроки для России // Вопр. экономики. 2012. № 5.

9. Абалкин Л., Львов Д., Маевский В., Манапов В., Петряков И. и др. Развитие высокотехнологичного комплекса России. М., 2008. 450 с.

10. Кузык Б., Яковец Ю. Россия-2050: стратегия инновационного прорыва. М., 2004.

11. Бляхман Л. С. Новая индустриализация: сущность, политико-экономические основы, социально-экономические предпосылки и сопровождение // Проблемы современной экономики. 2013. № 4. С. 44–53.