Без Путина. Политические диалоги с Евгением Киселевым - Михаил Касьянов

Были в русской истории и годы, когда вроде бы ничего особенного не происходило, никаких громких, драматических событий. Лишь потом историки будущего понимали: в тот год Россия вновь, в который раз, стояла на перепутье, когда надо выбирать дальнейший путь развития. Увы, почти всегда Россия на полных парах проскакивала очередную историческую развилку, повернув к несвободе.

Лично я полагаю, что Россия в очередной раз упустила свой шанс в 1999 году, когда Ельцин выбрал Путина в преемники. С самого начала я не верил в то, что он поведет страну по пути развития демократии. Еще в начале 2001 года доказывал: разгром «старого» НТВ — это не обособленная история, а начало планомерного наступления власти на самое влиятельное из всех СМИ — телевидение. И цель этого наступления — поставить под контроль Кремля все основные телеканалы страны.

Сейчас это настолько очевидно, что никто даже и не возражает.

Но тогда, в начале десятилетия, и мне порой казалось, что, возможно, я ошибаюсь. Особенно к середине 2002 года, когда в воздухе стало витать что-то отдаленно напоминающее дуновение перемен. Теперь, задним числом, я понимаю, откуда возникло это ощущение. Начался экономический рост, крупнейшие бизнесмены, в значительной мере определявшие настроения элит, расправили плечи, стали обретать былую уверенность. Некоторые стали позволять себе критику в адрес Путина. От одного влиятельного банкира, считавшегося близким человеком ельцинской «Семьи», я однажды услышал откровенные сетования: эх, говорили же им, надо было другого в преемники двигать, какого президента сейчас имели бы! Речь явно шла о Касьянове.

Думаю, что и до Кремля доходили отголоски таких разговоров, что и там чувствовали колебания политической атмосферы.

И 2003 год — год очередных думских выборов — во многом оказался решающим, переломным.

Так повелось, что в России (начиная с 1991 года) во время решающих кампаний по выборам президента и парламента власть всегда старалась мобилизовать своих сторонников, создавая понятный всем персонифицированный образ врага и консолидируя общество на борьбу с ним.

В 1991 году, когда Бориса Ельцина первый раз выбирали в президенты, это были коммунистические консерваторы, мешавшие быстрым и эффективным реформам.

В 1996 году, когда Ельцина переизбирали на второй срок, призывая граждан голосовать сердцем, главными противниками были объявлены все те же коммунисты, жаждавшие реванша.

В 1999 году, когда осенью в Буйнакске, Москве, Волгодонске в спальных районах по ночам стали взрываться жилые многоэтажки, партия власти призвала всех сплотиться вокруг нее, чтобы дать отпор террористам. Врагами же повседневного благополучия граждан были объявлены алчные до власти и денег региональные бароны — президенты республик и губернаторы.

К 2003 году, казалось, врагов не осталось: террористов «замочили в сортире» (тех, кто через год устроит жуткую бойню в Беслане, видимо, оставили «на развод»). Региональные бароны научились ходить строем. Коммунистические ретрограды и реваншисты повывелись, измельчали, перековались в ручных социал-демократов или умеренных национал-патриотов. «Где тот враг, против которого будем теперь объединяться?» — задумались кремлевские стратеги. И решили, что врагом нужно назначить какого-ни- будь олигарха.

Мне приходилось слышать от весьма серьезных людей, будто бы поначалу на роль главного врага народа был предложен алюминиевый магнат Олег Дерипаска. Аргументы были примерно такие: Дерипаска очень агрессивно ведет себя на рынке, нажил себе множество врагов; непопулярен настолько, что даже свои, к примеру, бюро РСПП, заступаться за него будут вяло и неубедительно. К тому же, говорили политтехнологи, планировавшие показательный «наезд» на Дерипаску, история борьбы разных кланов и группировок за контроль над российской алюминиевой промышленностью написана кровью. СМИ, наши и зарубежные, так подробно рассказывали об этом, что широкая общественность поверит в любые обвинения.

Но, как утверждают, Путин был непреклонен: Дерипаску не трогать. Он женат на дочери Валентина Юмашева, бывшего руководителя администрации и нынешнего зятя Ельцина, а я дал слово, что у членов семьи президента не будет проблем.

А тут как нельзя вовремя подоспел инцидент, случившийся в конце февраля на встрече президента Путина в Кремле с крупнейшими российскими предпринимателями. Тогда обсуждалась тема борьбы с коррупцией, и Ходорковский имел неосторожность сказать Путину, что коррупцию не надо искать где-то далеко, она у вас, Владимир Владимирович, под боком. И далее привел пример, как государственная компания «Роснефть» только что купила по чуть ли не вдвое завышенной цене небольшую компанию «Северная нефть»

Президент неожиданно отреагировал крайне резко, встав на защиту «Роснефти». Он сказал, что у этой госкомпании есть трудности с разведанными месторождениями, и поэтому «Роснефть» вправе приобретать активы, которые позволят ей нарастить запасы. При этом он прозрачно намекнул, что при желании можно поинтересоваться поподробнее, как ЮКОС получил свои месторождения, и вообще устроить Ходорковскому большие неприятности. Что и случилось.

Как все мы теперь понимаем, этот инцидент стал точкой перелома не только в личной судьбе Ходорковского, но и практически во всех областях политической и общественной жизни. В том числе в судьбе автора этих строк.

В июне 2003 года бесславно завершился телевизионный проект под названием ТВС, в котором я, к сожалению, принимал самое непосредственное участие. Говорю «к сожалению», потому что история эта была некрасивая, точнее даже — малопристойная. Сперва уничтожили телеканал ТВ-6 Березовского, давший прибежище нам, журналистам, изгнанным или добровольно ушедшим с НТВ. Можно по-разному относиться к Борису Березовскому, но эту его компанию разрушили абсолютно неправосудными методами, по сугубо политическим соображениям. Как сказал один ярый апологет путинского режима, «надо было вырвать ядовитое электронное жало у беглого олигарха»

Потом действующую лицензию ТВ-6 выставили на конкурс, в котором я и мои коллеги имели глупость участвовать, хотя это было сродни дележке краденого. А кончилось все тем, что совладельцы новой телекомпании ТВС (ее акции были поделены поровну между Чубайсом, Абрамовичем, Дерипаской, Мамутом и другими — кого там только не было!) развязали междоусобную войну за контрольный пакет. Они не смогли договориться и в итоге бросили проект.

ТВС тихо умерло бы своей смертью из-за недофинансирования, но в последний момент нас «выручили» особо осторожные господа из Минпечати. Мы объявили, что из-за отсутствия средств прекращаем работу с нуля часов 23 июня. Испугавшись, что в последний день работы канала в моих «Итогах» будет сказано нечто такое, что потрясет устои государства Российского до основания (на самом деле я ничего подобного не планировал), чиновники дернули за рубильник на целые сутки раньше. В результате закрытие ТВС также приобрело очевидный политический оттенок.

Когда этот проект только начинался (на дворе был конец января 2002 года), Михаил Ходорковский сразу же предсказал, чем он закончится. Его прогноз был прост: деловые люди никогда не станут вкладывать большие деньги в компанию, которая им не принадлежит.

У нас тогда состоялся памятный разговор. Я спросил у Михаила Борисовича, почему же он сам не хочет стать полновластным хозяином телекомпании, и он ответил мне примерно следующее:

«Я трачу огромные деньги на то, чтобы сделать ЮКОС абсолютно прозрачной компанией, управляемой по самым строгим международным стандартам. Я предпринимаю массу усилий для того, чтобы меня знали во всем мире как цивилизованного, социально ответственного бизнесмена, который в том числе трепетно относится к свободам и либеральным ценностям.

Но мой основной бизнес — нефть, а это очень уязвимый бизнес. Какая-нибудь правительственная контрольная инстанция или инспекция может хоть завтра отключить меня от трубы — например, обнаружив, что в нашей нефти содержание серы выше нормы или еще что-нибудь подобное. Пока будем устранять эти — истинные или мнимые — недостатки, мы начнем разоряться: остановка транспортировки нефти на неделю или две может просто привести к „эффекту домино“ и в конце концов разрушить компанию.

И я отлично знаю, что если меня вызовут в Кремль и скажут: „Слушай, в твоей телекомпании работает такой Киселев, ты уйми его, а то он слишком много языком болтает“, то я не смогу отказать. Если откажу, у меня тут же найдут какое-то нарушение, отключат от трубы и разорят. Поэтому, вернувшись из Кремля, я вызову вас и потребую, чтобы вы сбавили тон, отказались от острых тем, а лучше ушли бы в отпуск — с глаз долой. А я категорически не хочу ничего этого делать — выступать в роли душителя журналистской свободы. Поэтому я не буду создавать конфликт интересов и становиться собственником средств массовой информации».