Айрин (СИ) - Зеа Рэй Даниэль

Больше она не прятала своего лица и не пригибалась к земле, как несколько минут назад. Пенеола смотрела на забор, возвышающийся вдалеке, и со всех ног неслась к нему. Впереди, откуда ни возьмись, появился ребенок. Маленькая ручка схватила Пенеолу за платье и потянула в сторону, уводя на узкую тропинку вдоль которой стояли шатры. Голова ребенка была замотана в какую-то грязную тряпку, и невозможно было понять, кто это: мальчик или девочка.

Виляя по многочисленным узким проходам, ребенок вывел Пенеолу на окраину поселения прямо к забору.

— Кто ты? — пытаясь отдышаться, спросила Пенеола.

Ребенок обернулся и указал пальцем на один из шатров, стоящих поодаль от остальных. Пенеола зашагала к укрытию и остановилась у входа, пропуская спасителя вперед.

Внутри было просторно и светло. На полу настелены какие-то матрацы, на них — покрывала. Несколько сбитых деревянных ящиков у стен и тумба с металлической подставкой в центре. Свет пробивался в это помещение сквозь мелкие дыры в потолке и становилось понятно, что люди, живущие здесь, не в фаворитах у совета старейшин. Ребенок, тем временем, снял с головы тряпку и встал напротив Пенеолы.

Девочка, лет двенадцати, наверное. Волосы чернявые, сбитые в клочья, глаза раскосые, ярко синие, заостренные скулы, щеки впалые, носик маленький, аккуратный, и расщелина у самого рта, которую невозможно не заметить.

— Нам нельзя показывать лицо окружающим, — на чистом югуанском произнесла девочка. — И нельзя бродить по улицам днем. За это тебя могут забить камнями. Разве мужчина, с которым ты пришла, не рассказал тебе об этом?

— О камнях он ничего не говорил.

— Меня зовут Отта. А тебя как звать?

— Пенеола.

— Пенеола… Не югуанское имя. Ты сайкаирянка?

— Да. А ты деревийка?

— Нет. Я такая же местная, как и все они.

— Ты хорошо владеешь югуанским.

— За шесть лет рабства только дурак не научиться правильно говорить на вашем языке.

— Рабства?

— Ты пришла с праведником, но ничего о нас не знаешь. Странно, конечно, но ничего. Через пару недель войдешь в курс дела и разберешься, что здесь к чему. Ты не стой, присаживайся. Сейчас воды принесу.

Девчушка накинула на голову свою тряпку и выскочила наружу. Вернулась она через несколько минут и протянула Пенеоле большую глиняную кружку, наполненную водой.

— Спасибо, — улыбнулась Пенеола и осушила ее до дна.

— Говорю же, не стой. Если праведник захочет тебя вернуть, он это сделает.

— В смысле, «захочет меня вернуть»?

— Ну… — замялась Отта. — Он же оставил тебя одну в омовенной. То есть, бросил…

— Он просто ушел первым, вот и все, — улыбнулась Пенеола, пожимая плечами.

— Как же, — засмеялась Отта. — Праведник был зол. А у злости праведников всегда есть основания.

— Мы немного повздорили.

— Все равно он не имел права оставлять тебя одну.

— Это наказание такое. За мое поведение.

— Сильно же ты его задела! — рассмеялась Отта и плюхнулась на один из матрацев на полу. — Хочешь, я отведу тебя к нему?

Пенеола подумала несколько секунд и отрицательно покачала головой.

— Правильно. Унижаться перед ним не стоит, — согласилась Отта.

Пенеола присела рядом с девочкой и подперла голову рукой.

— И что мне теперь делать?

— Спать ложись, — пожала плечами Отта. — Вечером вернутся наши. Тогда и поедим.

— А много их, этих «наших»?

— Пять человек. Со мной — шесть. А с тобой теперь семь.

— И кто мы такие?

— Мы? Мы грязные пятна на чистом платье старейшин этого поселения: и вывести нас нельзя и смотреть тошно.

— А родители твои где?

— Они на другом конце поселения живут вместе с братом моим и сестрами. Раз в неделю заходят проведать. Еду приносят. Иногда одежду.

— А почему ты с ними не живешь?

— Мало того, что я «красавицей» у них родилась, так еще и в служках у заблудших побывала. Я их не виню. Если они заберут меня к себе, всю семью будут изгоями считать. После войны, а она была около года назад, я получила свободу. Могла остаться жить с праведниками в большом городе, но, как видишь, вернулась сюда. Думала, по-другому все будет. Потом поняла, что ошиблась, но уходить было поздно. Одна до города не доберусь, а провожатых для меня не найдется. Вот и живу здесь с такими же убогими, как и я.

На улице послышался крик.

— Пенеола! Пенеола, ты здесь?

— Пошел ты… — прошипела Пенеола и тут же осеклась, глядя на молодую девчушку.

— Да, ладно тебе, — рассмеялась Отта. — Сейчас мы его выпроводим…

Отта не спеша поднялась с матраца и, замотав лицо тряпкой, вышла наружу.

— Доброе утро! — услышала Пенеола певчий голосок Отты.

— Eitue genomi duele hovei?

— Я хорошо владею югуанским, господин.

— Райвен.

— Господин Райвен.

— Hei genomi, Пенеола, duele hovei?

— Да, она здесь. Но она не желает говорить с Вами, господин.

— Пенеола! Выходи немедленно!

В ответ на раздраженный тон «господина Райвена» Пенеола тихо рассмеялась.

— Госпожа Пенеола, Вы желаете поговорить с господином Райвеном? — громко спросила Отта.

— Нет, не желаю! — прокричала Пенеола, едва сдерживая свой смех.

— Извините, господин Райвен, но я не вправе заставить женщину, оскорбленную Вашим поведением, смилостивиться и принять Вас. Возможно, позже пламя ее обиды погаснет и тогда у Вас появится возможность поговорить с ней.

* * *

Брови Райвена медленно поползли вверх.

— Сколько тебе лет? — спросил он, глядя на ребенка с платком на лице

— Тринадцать…

— Далеко пойдешь, девочка, — ответил Райвен и протянул ей свой белый плащ. — Передай это ей. Если что-то понадобится, ты знаешь, где меня найти.

— Конечно, господин Райвен.

Он знал, что в этом шатре Айрин ничто не угрожает. Тем не менее, он испытывал странное чувство тревоги, которому не был рад. Когда Айрин находилась в поле его зрения, ему было гораздо спокойнее.

* * *

Отта вернулась в шатер и протянула Пенеоле белый плащ.

— Спасибо, — ответила Пенеола, сворачивая его в руках.

— Он беспокоится.

— Обеспокоенный Райвен! Очень интересно…

Пенеола осеклась, потому как впервые назвала этого человека по имени. Это получилось спонтанно и бессознательно, но Пенеола оказалась к этому не готова. Заменяя его имя словами «югуанин» или «зрячий» она обезличивала его персону, ограждая себя от тягостных мыслей и ненужных эмоций. Этот «Райвен» был реальным, живым… Как будто, Райвен Осбри и просто «Райвен» были совершенно разными людьми. Пенеола продолжала улыбаться, глядя на Отту, но внутри что-то становилось не так…

— А он довольно быстро тебя нашел, — нарушила тишину Отта.

— Наверняка следил за нами все это время.

Отта прищурилась, но говорить ничего не стала. Неприятный внутренний дискомфорт Пенеолы лишь усиливался. Она вспомнила тот момент, когда Райвен Осбри застал ее врасплох. Это странное чувство, скорее всего, называлось стыдом. Пенеола не помнила, чтобы когда-нибудь испытывала его. По мере того, как Отта продолжала молчать, наигранная веселость стала покидать Пенеолу, сменяясь более привычным ощущением собственной «грешности». Стремление Пенеолы совершать правильные, с ее точки зрения, поступки всегда оправдывало средства, которыми она достигала своих целей. И стыда за действия, которыми нормальный человек вряд ли бы стал гордиться, у Пенеолы никогда не возникало. Да, она могла утаить важную информацию от своих подопечных, полагая, что неведение приведет их к успеху, даже если шансы на удачную развязку весьма призрачны. Пенеола могла устроить обыск на корабле и изъять всю «травку», с помощью которой снимали стресс ее сослуживцы. Все потому, что бой в космосе мог начаться в любой момент, а после групповой «прокурки» внимание людей улетучивалось вместе с едким дымом. Она жертвовала жизнями других людей, хотя, Юга свидетель, если бы была возможность их спасти, она бы сделала это. И теперь, глядя в ярко-синие глаза уже не маленькой, но все еще не взрослой Отты, Пенеола испытывала стыд и сожаление за то, что смогла ударить спящего Райвена по груди, представляя, как вонзает нож в его тело. Опять она назвала его по имени… Жар греха прилил к щекам Пенеолы, а ком, застрявший поперек горла, стало невозможно сглотнуть.