Оазис Джудекка - Андрей Дашков

Я выделил ему еще несколько секунд из бездонной бочки моего сжиженного времени. Тем более что, оказавшись рядом, он не пытался подняться с колен, а лишь уставился на мои раны. Потом медленно (очень медленно!) протянул левую руку. Я слегка нажал на спусковую скобу и сдвинул ее на пару миллиметров. Все висело на волоске.

Старик провел ладонью вдоль моей правой ноги от ступни до колена.

В его плавном оглаживающем движении было что-то от извращенного, почти непристойного поклонения. Затем он сложил ладонь лодочкой и резко взмахнул ею, будто стряхивал прилипшую к пальцам грязь.

В воздухе промелькнул маленький черный сгусток. Мои зрачки метнулись вслед за ним, тщетно пытаясь уловить, что это было. Черная субстанция пропала за краем поля зрения, зато ноздрей коснулась мимолетная вонь – будто рядом пронеслась гниющая заживо птица.

Спустя мгновение все стало на свои места. За исключением…

Вначале я не осознал, что изменилось. Затем вдруг понял: нога больше не болит. Под кожей разливалось приятное тепло, а едва ощутимое покалывание было сродни тому, что испытываешь, когда от затянувшейся раны отпадает корка засохшей крови и под нею обнаруживается здоровая розовая плоть. Но обычно для этого требуется неделя, иногда две. Сейчас же все заняло каких-нибудь двадцать секунд.

Правда, в чудесное исцеление я поверил не сразу, хоть в «Деяниях хилеров» и упоминались подобные случаи. Некоторые воры владели гипнозом – до такой степени, что намеченной ими жертве мог привидеться кто угодно. Я сам был свидетелем того, как они обирали одиночек, а последних при этом поражал необъяснимый столбняк. В неистощимых запасниках ЕБа хранились также средства для анестезии. Я не удивился бы, если б абориген оказался всего лишь живым «призом», эдакой ходячей аптечкой. В общем, у меня было достаточно причин сомневаться. Да и какая мне разница, если «лекарство» действительно помогает?! Разрушить выстрелом галлюцинацию – что может быть проще? И когда галлюцинация возвращает к жизни, зачем спешить?

Старик тем временем принялся за другую ногу. Спустя минуту я чувствовал себя так, словно укусы крысоидов лишь приснились мне в кошмаре. Но, главное, признаки заражения исчезали буквально на глазах. У меня упала температура, и засевший в памяти нездешний пейзаж с дюнами и горбатыми вьючными животными уже не казался бредовым видением.

Ладони аборигена плавно скользили на расстоянии нескольких сантиметров от моей кожи, постепенно подбираясь к развороченному боку…

«Ну что ж, старик, давай рискни! Одно неверное движение – и ты труп», – твердил я про себя, будто заклинание против неизвестных чар. Зачем обманывать себя – мне действительно становилось лучше с каждой секундой, и я начал думать о том, как бы получше воспользоваться неожиданной передышкой. Я ощутил прилив сил, достаточных для того, чтобы рискнуть…

Руки святого. Они не имели ничего общего с ладонями Сирены. Ничего общего с лаской. Они направляли невидимые потоки. Они изгоняли инфекцию и боль, прекращали кровотечение, сращивали кости, восстанавливали поврежденные ткани… В какой-то момент я поймал себя на том, что уже позволил святому слишком многое; что он убил бы меня, если б хотел. Он был чересчур близко, проводил руками над огнестрельной раной. Ствол пистолета заглядывал в его правый глаз – ничуть не более живой, чем дуло…

Я вижу паука, опутывающего безмозглую муху клейкой паутиной, впрыскивающего сок, который растворяет твердые покровы; только вместо сока – избавление от боли, надежда на спасение. Последняя ловушка ЕБа, похоже, сработала безотказно. Однако никто не торопится высосать спеленутую жертву…

Сеанс продолжается. Моя голова становится легкой и прозрачной, я испытываю настоящую…

27

Я протянул ему нож. В мертвых глазах ничего не изменилось, но рот искривился в почти брезгливой гримасе.

Пистолет я не предлагал – это было бы слишком. Моя благодарность велика, но вовсе не безмерна и не простирается до самопожертвования. Я готов был отдать ему все что угодно, кроме огнестрельного оружия. Он поочередно отверг кожаный пояс, куртку, сапоги и флягу, умудрившись сохранить при этом раболепную позу.

– Так чего ты хочешь? – прошептал я в некотором раздражении, не надеясь, конечно, что он меня поймет.

Состав начал тормозить. У нас осталось немного времени для обмена. Его «товар» стоил дорого, и я до сих пор не знал, чем придется платить.

Старик медленно протянул руку и показал корявым пальцем мимо меня.

Я повернул голову. На секунду мне показалось, что там кто-то есть – притаился за моим плечом, в темной нише пространства вне поля зрения. Однако иллюзия мгновенно рассеялась. На расстоянии полуметра от моего затылка находилась только пластмассовая переборка, а чуть ниже – спинка дивана.

Какого черта! Я повернулся к аборигену и пожал плечами. Дескать, не понимаю.

Он утвердительно кивнул и ткнул пальцем в то же самое место. Его настойчивость могла бы показаться смешной – при других обстоятельствах. Я пригляделся повнимательнее.

На гладкой поверхности не было ничего, даже царапин. Ничего, кроме… моей тени.

Я снова посмотрел на старика. А тот, в свою очередь, явно подметил промелькнувшую на моем лице искру понимания. Он расплылся в тошнотворной беззубой улыбке и кивнул еще раз. Я увидел, что у него отрезан язык.

Я показал ему сложенные колечком пальцы в знак того, что сделка состоялась. Старик принял отсутствующий вид, отвернулся и зашлепал к дверям, будто ничего особенного не случилось.

Я двинулся вслед за ним, чувствуя себя заново родившимся. Первый же шаг убедил меня в том, что и такое возможно. До этого ЕБ безуспешно пытался внушить мне простую мысль о многократном рождении. Теперь Он, вероятно, выбрал более жестокий способ убеждения. Но если Он здесь ни при чем, тогда кто же?

* * *

…И снова был пронзительный простор, и яркий свет, и ошеломляющая перспектива, и ветер – только на этот раз ветер оказался влажным и соленым. Платформа белым кинжалом вонзалась в бирюзовую необъятность; поверхность жидкого мира была сморщена; рыбы сверкали и плескались в лагунах; волны рождали белую пену; орали птицы.

До края изменения оставалось не больше двух сотен шагов, но я не сделал ни одного. И вместо жажды вдруг почувствовал сухую скребущую тоску. Все здесь было чужим. Красивым и чужим.

На берегу цвета потускневшего золота лежали примитивные лодки из выдолбленных древесных стволов; возле них возились голые дикари с цветочными венками на головах и ожерельями из раковин на шеях. К ним и направился старик-хилер, а я глотал солоноватую свежесть, захлебывался в приливе неописуемого и странного чувства, распиравшего грудь и затыкавшего глотку, пытался удержаться на краю пугающей пустоты – и при этом жадно искал глазами Сирену.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});