Тайна моего двойника - Татьяна Гармаш-Роффе

Кто? А я откуда знаю кто? Я не знаю, что есть на моем счету во Франции. Я не знаю, сможет ли Игорь заплатить за мое лечение. Да-да, страховка у меня есть, но я не имею ни малейшего понятия, покрывает ли она несчастные случаи… А Шерил как же? Что с ней?!

Что с Шерил?!!

– А вы ей кто? Ах, подруга…

И тут я холодею. Раз они не заметили нашего сходства, значит… Лица наши разглядеть трудновато…

Ее?!

Мое?!

Оба?!!

– А родственники у нее есть, не знаете?

Есть, есть, в Америке, но что же с ней, скажите наконец!!! Почему родственники, неужели дело так худо?!.

– Ваша подруга в коме.

Жива. Значит, жива. Но в коме. Значит – пока жива. Цела?

– Она… она покалечена?

– Нет, к счастью. Но взрывная волна вызвала контузию головы и в данный момент…

– Она выживет?

– Мы на это надеемся.

Собаки. Никогда прямо не скажут.

– У нее нет серьезных повреждений, ожогов там или чего?..

– Ожоги имеются… Но это все вполне в пределах компетенции современной медицины, единственно, чего нам не хватает на данный момент, – это ее сознания. Залог успеха операции, понимаете ли, прежде всего в сознательном желании больного выздороветь…

– А я?

– Что вы, мадемуазель?

– Что со мной?!

– Все в порядке, вам не о чем беспокоиться. Небольшие ожоги и порезы…

Небольшие? Что он мне голову морочит, у меня все так болит, что я себя не чувствую!!!

– Мне больно… – сказала я жалобно и подумала о Шерил. Стыдно сказать, но я была рада, что не оказалась на ее месте.

– Через пару дней танцевать будете, – сказал, вставая, врач. – А пока вам укольчик обезболивающий сделаем. Вам принесут поесть, а потом – спать.

– Сначала зеркало, – сказала я. – Все остальное потом.

Зеркало размером с детскую книжку было вручено в мои забинтованные руки со словами: «Вы все равно ничего в нем не увидите, но расстраиваться не надо, через недельку повязочки снимем, вот тогда и посмотрите…»

Забинтованное чучело смотрело на меня круглыми глазами, торчал нос, совершенно целый и даже не поцарапанный, нижняя губа была порезана, и под бинты уходил краешек аккуратного шва. Глаза у чучела немедленно покраснели и наполнились слезами.

– И много у меня еще таких? – указала я на шов, шмыгнув уцелевшим носом.

– Немножечко совсем, – уклончиво сказал врач. – Еще парочка-троечка, не больше… Но все они пройдут бесследно, я вас заверяю, – вас оперировал сам доктор Шован!

– «Сам доктор Шован» – это значит хорошо?

– Еще как!

– А почему у меня тогда вся голова забинтована?

– У вас несколько небольших ожогов и множество мелких, совершенно незначительных порезов – осколки, знаете ли, как занозы, впились в кожу, – все это не оставит следа, но пока что повязки совершенно необходимы…

– И на голове тоже?

– Частично… – кивнул доктор. – Волосы пришлось, извините, состричь…

Волосы! Мои красивые, мои распрекрасные волосы, моя гордость, предмет зависти всех подружек! И снова – мысль о Шерил и стыд за собственные мелочные страдания.

– Я к Шерил пойду, – села я на кровати.

– Что вы, что вы, – испугался доктор, – вам нельзя. Вам ходить нельзя пока, вам под капельницей лежать нужно, и потом, вы так напичканы успокоительными и обезболивающими средствами, что ваши ноги вас не послушаются! В первый раз надо будет вставать обязательно с медсестрой, у вас обморок может случиться, вы ведь уже третий день в постели…

– Третий день?!

– И потом, к вашей подруге нельзя. Она в коме, я вам сказал. Послушайтесь меня, моя дорогая, поешьте спокойно, потом поспите – это самое лучшее, что вы можете сделать в данной ситуации для себя, а для вашей подруги предоставьте нам сделать все необходимое, ладно?

Доктор похлопал меня по забинтованной руке, которая немедленно отозвалась болью, и встал.

– Какой сегодня день?

– Понедельник, 11 декабря.

– Я что, была без сознания?

– Некоторое время да. Потом под влиянием наркоза – вас оперировали – и успокоительных средств.

– Мне нужно в Москву позвонить.

В дверь постучали. Врач подошел к ней и распахнул. В комнату задвинулся полицейский в форме.

– Мне сказали, что я могу поговорить с мадемуазель?..

– Поговорите, – кивнул врач. – Только не утомляйте больную. Ей нужен покой. А в Москву… – он повернулся ко мне, – по этому аппарату вы можете звонить в Москву, – кивнул он на зеленый телефончик, стоявший на тумбочке у кровати, – но вам нужно будет сначала заплатить за пользование им, тогда его вам включат…

С этими словами он покинул мою палату, оставив меня наедине с полицейским.

– Комиссар Гренье, – представился он.

Это был очень большой и плотный мужчина с темно-рыжими коротко стриженными волосами. Форменная рубашка туго натягивалась на обширной груди, крупные белые руки были покрыты рыжеватыми волосками и веснушками.

– Постарайтесь вспомнить как можно подробнее все, что предшествовало этому взрыву. Каждая деталь важна, вы же понимаете…

Я постаралась. Я рассказывала про предыдущие покушения на Шерил, про взрыв и про двух мужчин, которые следили за Шерил, и меня постепенно охватывала ненависть, от которой я начинала задыхаться. По какому праву они распорядились нашей жизнью, здоровьем, нашей красотой? По какому праву!!!

– Вам плохо? – испуганно спросил комиссар.

– Нет. Мне отлично. Только найдите их. Поскорее найдите этих сволочей, пожалуйста.

– Постараемся, мадемуазель, – кивнул полицейский. – Что-нибудь еще вспомните?

– Меня удивило вот что: почему и как они узнали о нашем переезде? Они следили за Шерил только после окончания работы, в выходные слежки не было – мы специально проверяли. А тут пришли днем, в выходной, и пришли со взрывчаткой, и заложили ее в машину… Как они узнали?

– «Они»?

– Ох, не знаю, пусть будет «он». Вы знаете, сколько их было?

– Пока я не знаю ничего. Ваша подруга ежедневно пользуется машиной?

– Нет. Только вечером – и то не всегда – и в выходные. На работу она ездит на метро из-за пробок.

– Следовательно, машина могла быть заминирована в любой рабочий день и должна была взорваться только тогда, когда ее завели. Ваше присутствие оказалось несчастливой случайностью. Не в курсе, когда мадемуазель Диксон последний раз до этого взрыва пользовалась машиной?

– Наверное, в прошлый понедельник – у них, у экологистов, было какое-то важное собрание.

– Взрыв произошел в прошлую субботу… Следовательно, бомба могла быть заложена в любой день прошлой недели. Механизм приводился в действие через пять минут после включения мотора.

– Скоты, – пробормотала я.

– Тем не менее нельзя исключить гипотезу, что кто-то заранее знал о вашем намечающемся переезде. Попытайтесь вспомнить, кому вы о нем говорили.

– Никому. Кроме Джонатана и Ги, разумеется.

– Этих молодых людей мы уже допросили, – кивнул следователь. – Есть ли у вас основания подозревать кого-то из них в желании убить Шерил?

– Бог мой, конечно, нет! К тому же Джонатан знает ее каких-то две недели…

– А вас?

– Что меня? – не поняла я.

– А вас он давно знает?

– С тех пор, как начались занятия в Сорбонне, с начала октября…

– И какие у вас с ним отношения?

– Дружеские… Вы что, подозреваете, что Джонатан хотел убить – меня?

Я аж подскочила на кровати от такого предположения, забыв про боль, которая, впрочем, тут же напомнила о себе.

– Я рассматриваю возможные версии, только и всего… Значит, вы полагаете, что у этого англичанина нет никаких причин, чтобы желать вашей смерти или смерти Шерил?

– Послушайте… Это до такой степени нелепое предположение… Это просто невозможно!

– На вашем месте я не был бы так уверен.

– Это почему еще? У вас есть подозрения?

– Нет, пока нет. Но не стоит так безоговорочно доверять малознакомым людям и так категорично настаивать на том, что вам на самом деле мало известно. Что вы знаете об этом юноше?

– Ну хотя бы то, что я ему нравлюсь. А почему вы не задаете подобных вопросов насчет Ги?

– С ним проще – он француз. Про него мы уже немало знаем, и нам представляется, что он по всем характеристикам не наш клиент. Англичанин же – темная лошадка. Оснований подозревать его у нас нет, но надо будет еще справиться на его счет в английской полиции…

– Меня удивляет, что ваше следствие приняло такой странный оборот. Я бы на вашем месте искала среди реальных врагов Шерил, которым она серьезно мешает своей экологической деятельностью.

– Возможно, что никому. Это мог быть террористический акт. Вы знаете, последнее время исламисты…

– При чем тут они? Это же совершенно очевидно, что покушались именно на Шерил! Исламисты взрывают бомбы в общественных местах, а ее двор – это вовсе не общественное место, вы что, не понимаете?

Следователь улыбнулся.