Шаг во тьму. Дилогия - Иван Тропов

Она медленно — лучше медленно, вдруг я в самый последний момент передумаю? — потянулась туда, куда я ее пускал. И я почувствовал ее радость, тут же сменившуюся смущением. Ей было приятно, что я не злюсь на нее. Но она боялась, что не заслуживает такого хорошего отношения. Что я слишком хорошо к ней отношусь. И она очень хотела оправдать это.

На миг ее касание ослабло, а потом…

Накатила сладкая расслабленность и чувство спокойствия.

Я почувствовал, как я люблю это место. Здесь надежно. Если бы я мог забыть обо всем… Обо всем, обо всем. Забыть. Навсегда. И просто сидеть вот так.

Тут к Старику даже та чертова сука не сунется. Старик даже ей не по зубам. Здесь хорошо и надежно…

Я встряхнулся.

И осторожно, но решительно вытеснил ее из того кусочка себя, куда позволил ей забраться. Да, она умеет играть не только на больных струнках души. Она умеет отблагодарить за теплый ответ на ее робкое касание, и иногда это очень приятно.

Но всегда сидеть здесь я не смогу.

А если та чертова сука найдет меня, когда я буду один? Один и далеко от этого плюшевого кресла, сладковатого запаха старинных книг и Старика…

В коридоре зазвенело, в комнату вкатился сервировочный столик, потом и сам Старик.

Хмурый.

— Зачем ты это сделал, Крамер?

Я пожал плечами.

— Мне показалось, что я могу выдержать и без…

— Не морочь мне голову! Показалось ему! Виктор тоже выдерживает ее при одной крысе, и с запасом. Но он же не пытается делать больше, чем я ему разрешил!

Я не удержался и фыркнул. Виктор! Опять этого пижона мне в указ ставят…

— А ты? Зачем тебе больше, Крамер? Зачем тебе такой навык? У нас здесь нет таких сук, для которых это может понадобиться. И быть не может. Мы всех более‑менее сильных в округе вычислили и зачистили… Так к чему тебе это? Она же тебя чуть не добила! Что нам будет толку от психа вместо охотника?!

— А ты?

— Ты меня с собой не ровняй! Не дорос ишшо. Нашелся мне тоже крутой охотник… — Старик сделал круг по комнате и встал напротив меня. Прищурился: — За пределы области лазил, сволочь конопатая? Опять за свое?

И я вдруг понял, что Старик уже не шутит. Это был уже не тот человек, что собирался отпаивать меня чаем, как любимого родственничка‑оболтуса. Нет, теперь это был тот, прежний Старик. Который расплатился за свою ошибку двумя ногами и левой рукой.

Какая‑то чертова сука успела коснуться его, но старик выдержал. У него не разорвалось сердце, у него не отказали почки. Только это еще ничего не значит. Потому что после таких касаний долго не выживают — начинается рак, съедает человека за несколько дней.

Старик нашел в себе силы расплатиться за ошибку. Он отрезал себе ноги под коленями — чертова сука схватила его за ноги. Ножом. Без наркотика, чтобы смягчить боль, без всего. Одну задругой. Перетянул. И отпилил кисть левой руки — ей он отрывал от себя чертову суку.

Он не потерял сознания от боли. Он затянул правой рукой и зубами тряпку на обрубке левой руки, и еще смог доползти до дороги…

Глядя сейчас в эти прозрачно‑голубые глаза, очень трудно было поверить, что в них вообще может быть хоть искорка теплоты.

— Что у тебя с рукой, Крамер? — Голос вспарывал воздух, как нож.

Я удивленно вскинул брови: о чем речь?

— Ты мне глазки‑то не строй, щ‑щенок… Опять за область лазил? Ну?!

Я вздохнул и отвел глаза.

— Далеко?

Я кивнул.

— В какую? Курская? Псковская?

— Московская…

— Дур‑рак!

Взвизгнули колеса, Старик подкатился ко мне и врезал костяшками пальцев мне в лоб:

— Уп‑пертый! Уп‑пертый щенок! — Костяшки пальцев еще два раза стукнули мне в лоб.

Больно, но я терпел. Старик — единственный человек на всем белом свете, кому я позволю еще и не такое. Потому что он имеет на это право. Уж он‑то имеет…

Да и за дело опять же. Это был не первый разговор. Далеко не первый. Так что да, очень даже за дело.

Хотя я, конечно же, не согласен.

— Ты на меня волком‑то не смотри, не смотри, образина конопатая! Ишь… Тоже мне, выискался, последняя надежа мира… Я тебе сказал: не лезь! Понял, нет?

Старик раздраженно крякнул, откатился от меня, сделал круг по комнате. Сказал уже спокойнее:

— Руслана помнишь?

Я вяло кивнул. Помню, но не очень хорошо. Я был слишком мал, когда в последний раз видел его. Лет тринадцать мне было. А Руслану под тридцать. Так что я его только издали и видел — здрасьте‑досвиданья, и все дела…

— А Пятиглазого?

Вот Пятиглазого я помню куда лучше. С ним я часто болтал. И дело не только в том, что тогда я был уже постарше и на меня смотрели уже как на одного из равных.

У Пятиглазого тоже были предчувствия. И он им тоже доверял, как и я…

— Знаю, этого помнишь. — В голосе Старика прорезалось недовольство. — Тоже был рыжий и упертый…

И, как и я, Пятиглазый старался поменьше говорить со Стариком об этих предчувствиях, вдруг накатывающих в минуты опасности. Для Старика это все — чушь и ерунда, которую надо выбить из головы. Хотя бы и костяшками пальцев…

— Вот уж на что везунчик был, а и тот с концами. Сунулся за пределы области — и с концами. Понимаешь, нет? Тоже так кончить хочешь?

Я покачал головой.

— А зачем тогда лезешь?

Я вздохнул.

Я уже пытался объяснить ему, что не могу, как остальные: сидеть в городе и ничего не делать, утешаясь тем, что в нашем Смоленске этих чертовых сук больше нет, нет ни одной, даже самой завалященькой.

Сидеть, не высовывая носа за пределы области. Довольствуясь тем малым, что есть. Я так не могу…

— Уп‑пертый… Вот ведь упертый, а… Убил?

Я вздохнул и уставился в чашку. Почувствовал, как щеки наливаются жаром:

— Нет…

Старик озадаченно крякнул. Сделал еще один круг по комнате, остановился напротив меня и выпалил:

— Рассказывай!

* * *

— Значит, не убил… — Старик потер правую бровь и вдруг усмехнулся: — Первая хорошая новость от тебя за последний месяц, Крамер.

А вот мне было не до смеха.

— Но я убил ее волка.

— Какого еще волка? — нахмурился Старик.

— Заместо пса у нее был. И теперь она меня достанет.

Старик поморщился:

— Крамер…

— Достанет, — упрямо повторил я.

А может быть, и не достанет. Но Старику об этом знать не следует, верно?

— Либо я успею достать ее, пока не всплыл волк, либо она достанет меня, — убежденно сказал я.

— Вот ведь упрямый, а! Ну как, как она тебя достанет? Ну, всплывет собака через пару дней, и что? За три дня в ее псином мозгу не останется ни одной целой клеточки. Из такой головы никто ничего не вытащит. Успокойся…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});