Сердце ангела - Мила Бояджиева

… Вита прибыла в резиденцию Де Сильва Рисконти через месяц. Стоял конец октября, в залах дворца гуляли сквозняки, Хью преувеличенно прихрамывал, жалуясь на радикулит, и все время называл королевство «карликовым».

Вита недоумевала, какое значение имеют размеры территории страны, если замок и парк почти в точности повторяют Версаль. А Элоиз — самый очаровательный и серьезный мужчина из всех, кто попадался на её пути.

Возвращаясь мысленно к их первой встрече, Вита находила все больше и больше милых пустячков, значительных деталей, свидетельствовавших в пользу герцога. Он выследил её и приложил все усилия, чтобы знакомство состоялось. Он завалил её цветами и сделал вид, что не заметил преобразившегося в вечернее платье пеньюара. Он тщательно изучил её родословную и даже видеозаписи показов с её участием. Господи, до чего же основателен и мил этот будущий король!

Оставив Хью в обществе тети, Элоиз повел гостью в свой кабинет. Торжественно распахнул тяжелую резную дверь и отступил, пропуская Виту вперед. На покрытой золотистым штофом стене красовался огромный, поистине королевский портрет — Виталия в платье из жесткой черной парчи возвышалась во весь рост, прижимая к груди ветку белых лилий. В её высоко поднятых волосах сверкала бриллиантовая диадема.

— Ваше высочество наградило меня знаком отличия — такого украшения в моей сокровищнице нет. Но я узнаю это платье! То самое, из коллекции Лагерфельда!

— Художник рисовал с фотопортрета на обложке журнала и выполнил все очень точно… — Элоиз смущенно улыбнулся. — Это не тот случай, когда мне хотелось бы поручить работу какому-нибудь современному Модильяни. Вот только с цветами я допустил вольность — ведь всем известно, что вы предпочитаете цикламены.

Вита покачала головой, собираясь заявить, что её пристрастие к драгоценностям и цикламенам — один из домыслов журналистов, не имеющим отношение к реальности. Но Рисконти взял со стола шкатулку и достал из неё сверкнувшую семиконечную звезду, точно такую, как была изображена на портрете.

— Его Высочество Элоиз де Сильва Рисконти награждает Виталию Джордан фон Ганнесфельд знаком отличия за проявленное в полете мужество и геройское спасение того… — прервав шутливую речь, Элоиз внезапно и совершенно неожиданно залился ярким румянцем… — того, кто имеет все шансы умереть от любви к ней… К тебе, Вита.

Они поцеловались с такой изящной торжественностью, словно стояли на парадном балконе дворца под любопытными взорами всех граждан маленького королевства…

— Говорите, я соединил вас с мистером Брантом. — Худой мужчина, сидящий рядом с Витой, протянул ей телефон. — Только коротко и бодро.

— Хью? Это я! Не беспокойся. Со мной все в порядке.

— Господи, девочка… Ты скоро будешь свободна, обещаю…

— Довольно. — Худой забрал телефон. — Ваш менеджер в курсе наших условий. На ближайшие сутки вы гостья фактического хозяина Москвы господина Фистулина… Можете называть его просто Вася. — Худой засмеялся, дохнув гнилью.

— Ес, ес. Вася, — подтвердил полный господин. И добавил по-русски, Изложи далее мои планы.

— Леди, сейчас мы прибудем в резиденцию Васи. От ваших друзей зависит длительность и комфорт вашего визита. На время пребывания в своем доме, Вася, следуя высшему кодексу международного терроризма, обязуется заботиться о вас.

— Тогда попросите его заменить переводчика. Вам следует, в соответствии с международными нормами гигиены, хорошенько заняться своими зубами, — спокойно заявила Вита.

— Не понял.

— Я не привыкла находиться в удушливой атмосфере. Меня мутит от дурных запахов. — Вита демонстративно отвернулась. Худой зло затараторил своему шефу по-русски. — Сучка! Не хочет иметь со мной дело. От меня, видите ли, воняет!

— Не кипятись, Никандр. Она права, — неужели не хватает денег на хорошего протезиста? Скажи, я подкину на бедность.

— Причем здесь зубы? У меня язва.

— Тогда пусть режут. — Фистулин с любопытством глянул на Виту. Кошечка начала выпускать коготки. Не очень-то умно в её положении. И чему только их там жизнь учит? «Ничего, поможем девочке разобраться, что к чему. Как говорят, тяжело в ученье, — легко в бою», — не без удовольствия подумал он и сказал ласково: — Будет тебе, красивая, и ученье, и бой.

— Перевести? — Поинтересовался Язва.

— Успеешь.

Машина проехала за ворота совершенно темного, стоящего в еловом лесу дома. Вдоль высокого забора, освещенного прожекторами, бегали на цепях огромные овчарки. Метель прекратилась — лес под тяжелым покровом рыхлого, сырого снега выглядел как на фотографии озера Байкал. «Сибирь», — вспомнила Вита русское слово, и зябко вздрогнула.

— Извольте, леди, приехали! — Язвенник демонстративно закрывая рот рукой, распахнул дверцу.

Вита вышла, оставив на сидении шубу. Черный пиджак Игоря прикрывал её плечи. Узнав хозяина, одна из собак бросилась к Фистулина и, сдерживаемая привязью, жалобно заскулила, скребя снег сильными лапами. Она поднималась на дыбы, хрипела от тугого ошейника и скалила белые клыки, словно улыбалась.

— Бедняжка! — Вита протянула руку к собаке. В то же мгновение что-то тихо хлопнуло и, отчаянно взвыв, животное рухнуло на снег, извиваясь и корчась. Вита в ужасе отпрянула, не отрывая глаз от темного пятна расплывающейся крови и, вдруг поняв, что случилось, закрыла лицо руками.

— Вы сами виноваты, леди. Еще секунда, и Дина откусила бы ваши прелестные пальчики, — пояснил Худой, пряча пистолет, и добавил толстому по-русски, — Это я так, для острастки, собачку хлопнул. Уж очень выпендривается девка.

— Грубый ты, Никандр. Неинтеллигентно себя ведешь. Острастка — вещь стратегически важная, но можно придумать и что-нибудь поинтереснее, загадочно ухмыльнулся Фистулин.

В двух комнатах, предоставленных «гостье», было тепло и вполне комфортабельно. Обставленную вычурной итальянской мебелью с отделкой литой бронзой гостиную согревал горящий камин. В кресле у окна обозначалась недвижимая, как в музее мадам Тюссо, фигура крупного мужчины с непроницаемым лицом южанина.

— Здесь вы можете послушать музыку, почитать. А там спальня и ванная комната. На четыре звезды этот «отель», думаю, тянет. Причем, «люкс» предоставлен за счет фирмы, — перевел слова хозяина худой. — А эта вещь принадлежит вам. — Он указал на принесенную из машины длинную шубу. Стоимость в сумму выкупа не входит: подарок шефа.

— Вы мерзкий человек, вы застрелили собаку! Я не желаю больше видеть вас. Позовите моего переводчика. — Вита хотела подойти к окну, но сидящий в кресле верзила сделал предостерегающий жест. Она опустилась в кресло, отвернувшись от Язвицкого.

— Ты, кажется, не все поняла, милая. Я плохо объяснил. Этот дом похож на хороший отель. Но здесь не отель, — здесь тюрьма. — Он решеткой скрестил пальцы. — Понятно?

Вита не шелохнулась, и Язвицкий продолжил примирительным тоном:

— Тюрьма может быть очень плохая и очень хорошая. Например, Гамлет, весьма философски настроенный человек, полагал, что наихудшая из тюрем Дания. Это очевидное заблуждение. Матросская тишина все же несколько менее комфортабельна. А здесь, — он обвел рукой покои, — здесь барахла на сотни тысяч баксов, и все к вашим услугам. Пожалуйте, пользуйтесь, мисс. Но только поймите главное — командует здесь Вася. Сейчас ему угодно пригласить вас к ужину.

— Я не хочу есть. И не стану говорить с вами.

— Это никого не волнует. Встаньте и следуйте за мной.

Сидевший в углу парень подошел к гостье и жестами показал, что ей надо идти. Его мрачное лицо не понравилось Вите. Она подчинилась, решив высказать свое возмущение хозяину.

Стол в небольшом круглом зале был накрыт в лучших традициях романтического ужина: свечи, цветы, серебро, хрусталь. Человек, назвавший себя «хозяином Москвы» и «Васей» церемонно встретил гостью, указав худому место за своей спиной.

— Раз уж я принимаю столь красивую женщину, то намерен доставить ей максимум удовольствия. У меня прекрасный повар, в выборе вам нет ограничения. Диктуйте ваши пожелания, мисс Джордан, я выполню любое. — Он радушно приложил руку к груди.

Худой монотонно перевел. Во время его речи круглое лицо Васи сладко улыбалось. Узкие глаза, блестевшие в тяжелых веках, беззастенчиво ощупывали гостью.

— Платьице ваше не по российской погоде. — Взгляд Васи выразительно скользнул в прорези на груди. Вита плотнее запахнула пиджак и жестом отказалась садиться за стол.

— В мои планы не входил ужин при свечах. Тем более, в подобной ситуации. Я требую, чтобы вы немедленно объяснили это происшествие.

Она стояла у камина в позе негодующей королевы: плечи гордо развернуты, подбородок вздернут, а руки спокойно опущены вдоль туловища. Она не засовывала их в карманы, не теребила пуговицы, не поправляла волосы и не переминалась с ноги на ногу. Оба мужчины, не имевшие представления о том, сколь важна для модели выразительность тела в статике, интуитивно оценили это.