Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он отодвинул бумагу и чернила, решение его твердо: застава — не место для следствия.
Джоомарт в первый раз поднимает глаза на начальника. Взоры их встретились и крепко сплелись. Этот взгляд, словно завеса, скрывает бурю, неспокойное биение встревоженных сердец. Ему жаль Краснокутова: бедняге это стоит здоровья и сил.
— Спрашивай, я буду на все отвечать.
Ветер хлопнул окном, раскрыл его настежь, и холодная мгла туманом поползла по комнате. Начальник закрывает окно и придвигает к себе бумагу и чернила.
— Тебя видели там, где мы однажды схватили Сыдыка. Он встречал на той дороге купца. Ты ведь ехал за тем же?
— Я купцов не встречал, они не нужны мне.
— Что ты там делал?
Что он делал? Дайте вспомнить. Ничего. Ровным счетом ничего.
— Меня конь туда занес. Он привык к своему старому месту. Я и сам не заметил, как туда попал.
Краснокутов усмехается: нехорошо все валить на коня!
— И сегодня ты с конем не поладил?
Сказать ему правду, как он, разбитый, уехал из дома, глаз всю ночь не смыкал, думал, как он объяснит Краснокутову, что свело его с купцом и друзьями его? Начальник все равно не поверит. Не лучше ли промолчать?
Краснокутов встает, высокий и стройный, со здоровым румянцем на смуглом лице. Теперь он здоров, совершенно здоров. Таким, как он, не страшны ни болезни, ни раны. Он с лукавой усмешкой кладет руку на плечо Джоомарта:
— Будем откровенны, Джоомарт. Ты с Сыдыком был заодно?
Джоомарт стряхивает руку начальника и больно прикусывает губу. Он ему не ответит, они сочтутся в другой раз. Краснокутов пожалеет об этих словах.
— Что ж ты молчишь, отвечай!
— Ты меня оскорбил, я буду говорить с комендантом. Я скажу ему: «Товарищ! В награду за честную службу, за преданность делу начальник заставы Степан Краснокутов меня назвал предателем. Рассудите вы нас. Я хочу ему от души рассказать правду, а он рылся в моих мыслях, как в мешке контрабандиста».
Начальник хмурит брови и, стиснув зубы, молчит. Они сидят за столом, старые друзья и соратники, но чувства их словно отравлены. Один не верит другому, другой уязвлен.
— Ты будешь объясняться с комендантом! — говорит один.
— Не сердись на меня, — упрашивает его другой, — у нас впереди большой разговор.
— С тобой — ни за что, — решительно говорит Краснокутов.
— Не хочешь — не надо, а я все-таки скажу. Я прокричу тебе над ухом.
В комнату без стука входит Мукай.
Краснокутов, недовольный, оборачивается:
— Простите, я занят.
Агроном не отводит глаз от начальника, идет к выходу и вновь возвращается:
— Я пришел относительно доноса. Вы должны меня выслушать. Это ложь и неправда, Джоомарт тут ни при чем.
Начальник любезно ему говорит:
— Зайдите попозже. Или, если угодно, посидите в другом помещении. Я сейчас не могу.
Агроном смущенно разводит руками. Можно, конечно, в другой раз, но не лучше ли сейчас?
— Я хотел вам сообщить, что при мне составлялась бумага. Они давали ее нам подписать. Ни я, ни Темиркул не пошли на это. У них было условлено заранее, я теперь только все разузнал…
Краснокутов не слушает его, он ждет ответа Джоомарта.
— Товарищ Мукай, у нас секретный разговор. Вы нас прервали. Отправляйтесь домой, я пошлю лошадь за вами.
Мукай не двигается с места. Ему так трудно сейчас, так трудно…
— Облегчите мою совесть, я вас прошу. Я так виноват перед Джоомартом.
Он не может сдержаться и горячо говорит:
— Ты должен меня простить, я кругом виноват… Я всю ночь тебя искал. Говорили, что ты бродишь возле заставы.
Краснокутов его прерывает:
— Я просил вас оставить нас. Дайте мне кончить наш разговор… — И снова Краснокутов теряет терпение: — Вы, кажется, родственники, я не ошибся? То-то вы примчались чуть свет. Родное — не чужое, надо помочь. Пусть непрошеным ходатаем, только бы исполнить свой долг.
Что он выдумывает, этот упрямый начальник? Ведь они с Джоомартом все время не в ладах.
— Стыдно вам, агроному, интеллигенту-киргизу, подражать старикам, поддерживать родню во что бы то ни стало! Обманывать советскую власть!
Мукай ничуть не обижен: ему сейчас безразлично, что думают о нем.
— Ты пойми, Джоомарт, я так верил Сыдыку. Плут и бездельник, он связался с купцами и обделывал дела Джетыгенов. Почему ты не сказал мне, кто такие Джетыгены, разве я стал бы их защищать?..
Краснокутов его останавливает:
— Вот что я скажу вам, дорогой агроном. Джоомарт в свое время так же помог Сыдыку, как вы сейчас помогаете ему. Я просил его быть переводчиком, доверил важное дело, а он меня обманул: за тестем, как видите, тянется зять, за зятем — свояк. Пора, товарищ агроном, полюбить свою родину настоящей гражданской любовью.
Как он заблуждается, он не знает Джоомарта — нисколько, ничуть.
— Вы не то говорите, товарищ начальник. Кругом виноват я один. Я не понял Джоомарта, как не поняли его вы. Они мстят ему за то, что он восстал против рода, против тех, которые стреляли в вас и в него. Это были Джетыгены. Они владели Май-Башем и не простили вам того, что вы их изгнали. Джоомарт умолчал, что они его братья по роду. Ошибка, конечно, но ему было стыдно сознаться, что бандиты — сородичи его.
Джоомарт стоял в стороне и не знал, чему больше удивляться: страстной ли речи агронома или упрямству начальника. Ему казалось уже, что все от него отвернулись. Вдруг приходит Мукай, эта добрая душа, и кричит во весь голос: «Я кругом виноват!» И не тот Мукай, с шуткой и смехом, с повадкой мальчишки, а совершенно другой — серьезный и твердый. Браво, молодец! Вот что значит мало знать человека!
Начальник заставы, конечно, молчит, хмурит брови, но совсем по-иному. Мукай смутил его своими словами, поставил в тупик. Вот когда агронома надо бы обнять.
— Повторите еще раз, — просит он агронома.
И Мукай повторяет:
— Они владели Май-Башем. Стреляли в вас и в него. Да, да, Джетыгены… Он скрыл это от заставы. Ему было стыдно…
— Правду он сказал, Джоомарт?
Он глядит на Джоомарта в упор, но взгляд уж не тот — в нем больше смущения, чем твердости.
— Позовите делегатов, я отвечу вам при них.
Входят три человека: два старика и один помоложе, лет сорока. Знакомая одежда: чапаны, ичиги, шапки, обшитые мехом. Невысокие, плотные, с обожженными солнцем лицами, они приветствуют начальника, затем Джоомарта, улыбаются ему, между собой говорят, что он вырос, красив, весь пошел в деда Асана. Джоомарт кивает головой — любезно, спокойно. Делегат средних лет почтительно стоит в стороне. Ничто не предвещает грозы. И вдруг словно молния сверкнула: взор Джоомарта наполняется гневом, он бросается к киргизу и хватает его за ворот чапана.
— Ты помнишь меня? — кричит он ему прямо в лицо. — Отвечай мне, ты помнишь? Ты лежал за воловьей скалой и метил в начальника. Я крикнул: «Берегись, Краснокутов!» — и в ту же минуту ты выстрелил. Твою пулю он до сих пор не забыл. Отвечай мне, ты помнишь?
Он притянул его близко к себе, глядит в упор на него, обжигает пламенным взором. Джоомарт дышит порывисто, гнев в каждом изгибе его лица. Киргиз пытается отступить, беспомощно озирается и опускает глаза.
— Вот он, взгляните на него! Простите меня, — обращается он к старикам, — мне трудно было сдержаться. Я знаю вас, Эсекгул и Ченбок, вы честные люди, наши друзья. Скажите Джетыгенам, что я, Джоомарт, и колхозники примем их с радостью, поддержим их перед заставой и комендантом… Вот вам моя рука. Но тем, кто враги нам, лучше не являться сюда.
Делегатов уводят, и он продолжает, взволнованный, грустный:
— Меня можно винить в чем угодно, но с Сыдыком и с ними я не был заодно. Они наши враги — мои и твои. Ты увидел их впервые на Май-Баше, а я вырос среди них. О таких людях наш народ говорит, что они подобны елям Тянь-Шаня. Их корни ползут по поверхности, стелются, как змеи, по земле, обволакивают скалы, растворяют эти крепкие громады и питаются ими. Чтобы жить рядом с ними, мало быть скалой — мы должны быть стальными.
— Теперь я уйду, — говорит Мукай Краснокутову. — Вы могли убедиться, что советскому агроному, как ни дорога родня, честь родины все-таки дороже. Не подумайте, что я над вами смеюсь, у меня и своих ошибок немало. Большие и малые, всякие. Всех тяжелей была мелочь. Невинная мелочь, она из той же породы елей Тянь-Шаня, корни которых все душат в своих объятиях. Пусть послужит нам утешением то, что это было лишь испытание. Счастливое испытание, не больше.
Мукай берется за дверь, и вдруг кто-то снаружи распахивает ее. Перед ними Тохта — погонщик купца Абдуладжи. Бледный, усталый, он нетвердо стоит на своей искусственной ноге.
Ах, Джоомарт! Сам Джоомарт здесь. Как ему повезло. Еще ему нужен начальник. По важному делу. Кто здесь начальник?
— Я начальник заставы. Что тебе надо?
Он вопросительно оглядывается: не шутят ли с ним? Дело серьезное, не каждому расскажешь.
- Письменный прибор - Александр Насибов - Советская классическая проза
- Товарищ Кисляков(Три пары шёлковых чулков) - Пантелеймон Романов - Советская классическая проза
- Сага о Певзнерах - Анатолий Алексин - Советская классическая проза
- Том 2. Белая гвардия - Михаил Булгаков - Советская классическая проза
- Том 7. Эхо - Виктор Конецкий - Советская классическая проза
- Мы из Коршуна - Агния Кузнецова (Маркова) - Советская классическая проза
- Том 3. Произведения 1927-1936 - Сергей Сергеев-Ценский - Советская классическая проза
- Территория - Олег Куваев - Советская классическая проза
- Территория - Олег Михайлович Куваев - Историческая проза / Советская классическая проза
- Наука ненависти - Михаил Шолохов - Советская классическая проза