Сумасбродные сочинения - Стивен Ликок

Однако, полагаю, читатель может упрекнуть меня в том, что я рассматриваю успех несколько ограниченно, поскольку куда интереснее было бы обратиться к истории действительно крупных состояний.

Нам всем любопытно, как зарабатывали свои капиталы флагманы нашей промышленности, наши финансисты и железнодорожные магнаты.

На самом деле, здесь все предельно просто. Есть лишь один способ сколотить состояние в бизнесе или на железной дороге. Нужно начинать с низов. Нужно карабкаться по лестнице с самой нижней ступеньки. И именно эта нижняя ступенька будет определяющей. Тот, кто сможет устоять на ней не шелохнувшись, гордо вскинув голову, скрестив руки на груди и устремив взор ввысь, непременно доберется до самых высот.

А на самом деле — хотел бы я сказать в заключение, подытоживая, — кому он нужен, этот успех? По моим наблюдениям, преуспевающие люди получают мало удовольствия от жизни. Скорее, даже наоборот. Если бы мне пришлось выбирать — в перспективе наслаждения жизнью — между успехом и крахом, я бы не задумываясь предпочел крах. Есть у меня знакомые, которые лишались всего, и не по одному разу, и, погорели, само собой, по-крупному. Так вот, если хотите угоститься приличным шампанским и отменным обедом, не омраченным мелочными мыслями о расходах, приходите в гости к полному банкроту.

XVII. В сухом Торонто

(пер. М. Десятовой)

Локальный аспект мировой проблемы

Примечание: Нашим читателям — нашим многочисленным читателям — из Экваториальной Африки предлагается читать название как «В сухом Тимбукту», а жителям Центральной Америки — «В сухом Тегуантепеке».

Возможно, во всем виновата резкая смена влажности. Говорят, такие перепады пагубно сказываются на человеческом организме.

Как бы то ни было, в ту ночь — я ехал поездом из Монреаля в Торонто — мне никак не удавалось заснуть.

Меня замучила особо злостная бессонница, которая, мало того, распространилась, похоже, и на остальных пассажиров. Темную тишину вагона периодически нарушали отчетливые горестные стенания.

— Там что, больные? — поинтересовался я через шторку у проходящего мимо проводника.

— Нет, сэр, — ответил он. — Никто не болен. Это пассажиры из Торонто.

— Все в одном вагоне?

— Все, кроме того джентльмена, который пел в купе для курящих, — вы, наверное, тоже слышали. У него прямой билет до Чикаго.

В конце концов, как по обыкновению и случается, меня сморил непривычно тяжелый сон. Я выпал из жизни до поры до времени, пока не обнаружил, что сижу одетый и умытый в обзорном хвостовом вагоне, дожидаясь прибытия.

— Это уже Торонто? — спросил я у пульмановского проводника, вглядываясь в пейзаж за окном.

Проводник потер стекло пальцем и тоже глянул.

— Кажется, да.

— Мы здесь останавливаемся?

— Сегодня, вроде бы, останавливаемся. Помнится, начальник поезда говорил, что надо сгрузить накопившуюся груду консервных банок из-под молока. Пойду, пожалуй, уточню, сэр.

— Еще спрашиваете! — вмешался из соседнего кресла склочного вида джентльмен в сером твидовом костюме. — Останавливаются или нет? Еще как останавливаются. Вы что, не знаете? — напустился он на пульмановского проводника — Все поезда обязаны здесь останавливаться! На это есть особое постановление муниципалитета Торонто.

— Я не знал, — смутился проводник.

— Вы хотите сказать, — напирал склочный джентльмен, — что не читали постановлений муниципалитета Торонто?

— Нет, сэр.

— Вот ведь невежды! — припечатал серый склочник, разворачиваясь ко мне вместе с креслом. — Пора уже издать постановление, обязывающее их читать постановления. Немедленно начну кампанию. — Он вытащил красную записную книжечку и что-то в ней черкнул, бормоча: — Давненько кампаний не было.

И он резко захлопнул книжечку. Резкость была присуща ему во всем, я уже обратил внимание.

— Ну уж вы-то, сэр, — обратился он ко мне, — разумеется, читали наши муниципальные постановления?

— О, да, еще бы. Увлекательное чтение. Не оторваться.

— Для нашего города это весьма лестно, — вспыльчивый джентльмен склонился в полупоклоне. — Однако, я так понимаю, сэр, вы не из Торонто?

— Нет, — как можно скромнее признался я. — Из Монреаля.

— А! — Джентльмен откинулся в кресле и смерил меня пристальным взглядом. — Из Монреаля? Вы пьяны?

— Нет. Вроде бы.

— Но вы жаждете выпить? — гнул свое мой новый знакомый. — Душа просит? Чувствуете этакое томление, а?

— Нет, — ответил я. — Время ведь еще довольно раннее…

— Именно, — перебил склочник. — Но, если я правильно понимаю, в Монреале все питейные заведения открываются в семь утра, и там практически сразу яблоку негде упасть.

Я покачал головой.

— Это преувеличение. Мы, наоборот, всеми силами стараемся избежать давки и толкотни. Духовные лица, представители торговой палаты и университетские ректоры пропускаются вперед без очереди — из соображений общей галантности.

— Непостижимо! — воскликнул серый джентльмен. — Секундочку, я должен себе пометить. «Вся церковь, — вы же сказали „вся“, да? — пьяна уже в семь утра». Позор! Но вот мы и подъехали к центральному вокзалу Юнион-Стейшн. Какой размах, правда? Недаром им восхищаются во всем мире. Обратите внимание, — призвал он, когда мы, сойдя с поезда, проследовали внутрь вокзала, — первый и второй этаж соединены лестницами, необычно и очень удобно: если вы разминулись с приятелями внизу, достаточно всего лишь поискать наверху. Если их и там нет, просто-напросто спускаетесь снова вниз. Постойте, вы на улицу? Я вас провожу.

На выходе с вокзала — в полном соответствии с моими воспоминаниями — поджидали пассажиров носильщики и водители гостиничных автобусов.

Однако как они изменились!

Словно глубочайшее горе постигло их. Один, отвернувшись к фонарному столбу, уткнулся лицом в сгиб локтя.

— Отель «Принц Георг», — голосил он навзрыд через равные промежутки времени. — Отель «Принц Георг».

Другой, понурившись, сгорбился над узким поручнем, руки его висели унылыми плетьми чуть не до самой земли.

— «Король Эдуард», — стонал он. — «Король Эдуард».

Третий, поникнувший на табурете, поднял на нас полные слез глаза.

— «Уокер-хаус», — всхлипнул он. — Первоклассные номера для… — Его задушили рыдания.

— Отвезите этот саквояж, — попросил я, — в «Принц Георг».

Носильщик на миг прекратил свои стенания и обернулся ко мне в каком-то запале.

— Почему к нам? — возмутился он. — Идите к кому-нибудь другому. Вот, к нему, — он носком ботинка пошевелил скорчившегося на асфальте бедолагу, бормочущего: «„Королевский“! Отель „Королевский“».

Положение спас мой новый приятель.

— Возьмите багаж, — велел он носильщику. — Вы обязаны. Вам известно постановление. Берите, или я зову полицию. Вы меня знаете. Моя фамилия Фарисейс. Я из совета.

Носильщик приподнял шляпу и, бормоча извинения, принял багаж.

— Пойдемте, — пригласил мой попутчик, в котором я начал подозревать важную и влиятельную персону. — Я составлю вам компанию, покажу город.

Не успели мы пройти и нескольких шагов по улице, как я воочию увидел разительные перемены, вызванные введением сухого закона. Повсюду сияли улыбками лица рабочих, облегчавших себе труд песнями и прибаутками, а также, несмотря на ранний час, анекдотами и загадками.

Один из встретившихся нам тружеников в грубой белой робе увлеченно размахивал метлой, мурлыча себе под нос: «Как дорожит любым деньком малюточка пчела…», а другой, с поливальным шлангом, распевал: «Раз дождинка, два дождинка — будет радуга, от сухого от закона много радости».

— Что это с ними? — удивился я. — Почему они поют? Умом повредились?

— Поют? А что им остается? Они четыре месяца капли в рот не брали.

Мимо проехала угольная телега — вместо прежнего закопченного трубочиста на козлах восседал опрятный возница в высоком белом воротничке и белом шелковом галстуке.

Мой спутник повел рукой ему вслед.

— Четыре месяца стакан пива в руках не держал. Обратите внимание, какой контраст. Теперь ему работа в удовольствие. Раньше он все вечера просиживал в дальнем углу бара у печи. А теперь, как думаете, чем занимается?

— Даже представить не могу.

— Нагрузит телегу углем и катит за город дышать воздухом. Ах, сэр, вам и прочим, кто еще травит себя ядом зеленого змия, невдомек, каким наслаждением может стать работа, стоит лишь исключить выпивку со всем ее антуражем. Видите вон того человека на другой стороне улицы, с мешком инструментов?

— Да. Это, кажется, водопроводчик?

— Именно. Водопроводчик. Раньше пил горькую — на одном месте и недели не мог продержаться. А теперь его от работы за уши не оттащишь. Приходил ко мне чинить трубу под кухонной раковиной, в шесть вечера еле выгнали. Забрался под раковину и умолял, чтобы ему разрешили остаться: домой, мол, идти даже подумать страшно. Пришлось на аркане вытаскивать. А вот, кстати, и ваш отель.