По дороге к манговому дереву - Дарья Попович

не с его командой — он посмотрел на Бурову и девушку с конским хвостом — они понимают, о чём он говорит. Поэтому сегодня — мой последний рабочий день.

Если я не согласна писать заявление, он поднимет всю документацию и найдёт ошибки. Тогда меня можно уволить за несоответствие… в общем, он надеется, что к этому прибегать не надо.

Вечером, помогая Юсупову надеть пальто, девушки забренчали ключами. Вся команда центра адаптации ехала на проверку в общежитие. В то самое, где я была у Агомо.

Начальник вспомнил, как всем было смешно, когда он застал китаянку после душа в чужой комнате в общежитии. Девушки на этих словах тут же закатились смехом. Та, что с конским хвостом стала охотно вспоминать подробности, какую изобретательность пришлось проявить китаянке, чтобы скрыть тот факт, что она самовольно переехала в другую комнату, поменявшись с подругой. Это было в 15-м общежитии, похожее на китайский квартал. На этот раз шли прочесывать пятое общежитие.

Меня оставили «почистить» таблицу. В последний раз. Агомо. Вот его комната в зелёном квадрате. Его соседи… стоп. Третий сосед — некий Марк Лионель из Габона. И завтра его приволокут сюда, как того китайца, который ходил в бандане. Завтра я ещё раз должна прийти сюда — забрать документы.

От мысли, что здесь на моих глазах опять кого-то унизят, мне стало тошно. Надо звонить Агомо! Надо объяснить этому Марку Лионелю, чтобы он срочно мчался в комнату!

Лионель… знакомое имя. Мороз, вечер. Пустая остановка. Ко мне подходит высокий парень. Выяснив, что мы оба говорим по-французски, он уточняет: да, мы из одного университета. Он видит, что я уже совсем замёрзла и вызывает такси. Тогда вечером он дал мне свой номер. Может, это тот самый Лионель?

Звоню ему. Да, это он. Он не живёт в общежитии, снимает квартиру. А что, я хочу сходить к нему в гости?

— Viens dans tа chambre, c’est très urgent60! — вкратце поясняю, что может случиться. Но у него нет ключа!

Звоню Агомо. Спустя несколько минут Агомо пишет: ключ-то у него есть. Но сам он сейчас в лаборатории, ему просто некогда открыть комнату. Разве что Квинси. Вот он, рядом. Сейчас он закончит и отнесёт Лионелю ключ. Лионель застрял в пробке…

Через час телефон ободряюще подрагивает: «merci61», а рядом — смешные мордочки. Лионель добежал в последнюю минуту. Когда начальник зашёл в его комнату, он успел бросить пальто в шкаф и застелил кровать какой-то одеждой. Так не видно, что на ней нет матраса. Теперь он хочет поблагодарить меня лично, вечером в субботу. Почему бы и нет? Он из Габона. Может, он знает Джаспера?

***

Доминик не встречал меня после учёбы больше недели. Один за другим части здания освещались розовым, фиалковым и голубым светом. Казалось, колонны университета рассказывают истории по-своему, на языке света и тени, неслышно и вдумчиво.

Шаги раздаются отчётливее — на улице меньше людей. Машины в этот час начинают ехать быстрее.

Вдоль тёмного кирпичного здания, где не включают свет в окнах — маленькая фигура. Она приближается, и вот уже отчётливее видны длинные волосы. Отблеск на куртке.

— Bonjour, Dominique! Je sais, tu n’as pas menti! Il était le génocide au Rwanda62! — Крепко держу его плечи.

— Tu m’as écrasé63! — он остановился, помолчал некоторое время. Нет, в его лице нет ничего жуткого. Есть какая-то усталость и что-то ещё. Есть в нём какое-то терпение — видимо, привычка к несправедливости.

***

В университете то на одном, то на другом этаже появлялись гирлянды и бумажные снежинки. На подоконнике возле филологического факультета уже лежала вата, покрытая блёстками. То и дело мелькал кто-то в новогоднем колпаке — видимо, репетировал выступление.

Когда-то в это время я готовила подарок Джасперу: глиняный чайник и открытку. В ней-то и загвоздка. Мне хотелось написать её на его родном языке! Глобальная сеть выдала: в Габоне говорят на языке фанг. Этот язык там знает каждый второй. «Если вы приехали в эту страну, выучите пару фраз на этом африканском языке, и вы увидите, как отношение к вам изменится в лучшую сторону»! Так говорилось на сайте для туристов. Но ни в одном «переводчике» такой язык не присутствовал.

Как написать на фанге? Ночь. Череда бесполезных сайтов. И вот, наконец, некий форум. Кто-то выложил поговорки на фанге! Только все они не подходят.

Но вот, кажется, есть одна — про ручей, который пробивается сквозь камни. Да, это не празднично. Хотя…, можно написать в открытке. Старательно переписываю буквы — нельзя перепутать ни одну. Они как европейские, только звучат, наверное, совсем по-другому.

В тот день я ждала Джаспера на пятом этаже, возле картин.

— C’est quoi? Je ne comprends pas64, — Джаспер долго разглядывал фразу про целеустремлённый ручей. Нет, он никогда в жизни не разговаривал на языке фанг.

Но это — в прошлом. И я еду встретиться с Марком Лионелем не для того, чтобы обсуждать Джаспера. Мне просто приятно поговорить с этим человеком!

Как большинство выходцев из самых жарких стран мира, Марк Лионель одевался не по погоде. Чёрное пальто делало его выше и стройнее. Широкие карманы, видимо, специально придуманы для тех, кто не носит перчатки. А шапка? Кто же наденет шапку в минус 20? Разве что какой-нибудь местный, не слишком следящий за модой.

Мы шли, стараясь не упасть. Габонец с высоты своего роста снисходительно посматривал на то, как я мелко притопываю, стараясь согреться. В доказательство того, что минус 20 — ему в самый раз, он выпрямился и сжал челюсти, чтобы не стучать зубами.

Наконец, мы зашли перекусить. Он подчеркнул: это только для того, чтобы я согрелась! Он нисколько не замёрз.

Мы пили кисловатый безалкогольный глинтвейн. Лионель признался, что не пробовал такой напиток. Он заказал нам обед и заговорил о своём проекте: он создаёт программу, которая пригодится учителям.

Я вдруг заметила, что уже была в этом кафе — с Джаспером.

— On vient du même pays, même ville65, — Лионель придвинул ко мне тарелку с печеньем, потом как-то весь напрягся и спросил, как я познакомилась с его земляком.

Я была уверена: Джаспер — в прошлом. И все переживания — тем более. Я стала вспоминать и рассказывать, как он любил философствовать, как рассказывал мне о Габоне.

При каждом моём слове, Лионель как-то напряжённо теребил бумажную салфетку, и всё внимательнее смотрел на меня. Наконец, когда я дошла до того, как