Я хочу твоего мужа - Маргарита Дюжева

я ее ударила.

— По крайней мере до тех пор, пока не услышу разумную историю, почему ты пришла к такому решению, — складываю руки перед собой, пытаясь скрыть волнение. Мне сейчас и так сложно, темная полоса в жизни, и очень не хочется вдобавок ко всему лишиться прекрасного сотрудника.

Она медленно снимает очки, являя во всей красе свою зареванную физиономию, и горько произносит:

— Это я виновата в том, что кафе сгорело.

— Глупости не говори. Виновато замыкание в проводке, а если бы не ты, и не твоя своевременная реакция, то тут вообще бы все выгорело до кирпича…

— Вы не понимаете, — она истерично меня перебивает, всхлипывает, тут же зажимая себе рот ладонью. Смотрит на меня, роняя крупные капли слез, а потом выпаливает, — это я рассказала Марине о разговоре с секретаршей вашего мужа, и о том, что вы собираетесь вмешаться в их дела.

Я не знаю, как на это реагировать. У меня, походу, паралич.

* * *

— Так, — пытаюсь что-то говорить, но голос сам обрывается, — Так…

Леночка лезет в сумку, достает оттуда пачку бумажных салфеток, и вытащив одну из них, громко сморкается.

Спустя пару минут мне все-таки удается взять себя в руки и совладать с собственным, обескураженным организмом.

— Я ничего не понимаю. Подробности, — глухо произношу, глядя на свою сотрудницу.

— Мы с Мариной учились вместе в университете. Ну как вместе, на одном потоке. Она меня никогда не замечала, компании разные. Они там все такие расфуфыренные, а я в команде попроще, — говорит она, рассматривая свои ладони, — и после окончания совершенно не общались. А тут она пришла, и разговорились…

— Куда пришла? — перебиваю.

— Сюда.

У меня, наверное, выражение лица дикое становится, потому что она торопливо добавляет:

— Кофе зашла выпить. С пирожными.

То есть эта стерва сидела в моем заведении, ела мои пирожные, и при этом думала, как добраться до моего мужа. А я в то время сидела в кабинете, и не догадывалась, какой пипец вокруг нас назревает? А может даже в зале была, проходила мимо нее, не подозревая, что она при каждом удобном случае сиськами о моего мужа пытается тереться? Как подумаю об этом – трясти начинает.

— И что дальше? — выдаю через силу.

— Да ничего особенного. Официанты все заняты были, я подошла ее столик обслужить. Узнали друг друга, разговорились. Вспоминали универ, преподов, экзамены. Обычный бред. Она была на редкость мила и приветлива. Расспрашивала про работу, кто я тут, чем занимаюсь, — Лена краснеет, — я наврала, что управляющая. Стыдно было, что училась на юридическом, а оказалось в кафе. У Марины то все получилось, в фирме хорошей работала.

— Дальше.

— А дальше так получилось, что мы с ней общаться начали. И на выставки, и в кино, и по барам. Прямо как лучшие подруги. Секретиками делились, особенно после пары-тройки шотов. Меня эйфория какая-то накрыла. Я даже экскурсию ей делала, — она кивает через плечо.

— Ты водила здесь посторонних?

— Простите, — сжимается, будто боится, что ударю, — я не знаю, что нашло на меня. Приступ слабоумия, наверное. А потом, к вам приходила та женщина в очках, жаловалась про какую-то неумеху на работе. Я как раз прибиралась, поэтому слышала весь ваш разговор.

— И тут же побежала докладывать своей подруженьке?

— Нет. Вы что! Я даже значения не придала. Подумаешь, ерунда какая. А потом Марина вернулась из командировки. Злая, нервная. У нее планировался на день рождения романтик с мужиком, а тот куда-то уехал, — торопливо объясняет она, не догадываясь что в этот самый момент говорит про моего мужа, — я пыталась ее утешить, разговорить. А она все повторяла что это из-за козла-начальника, который в самый неподходящий момент сослал ее в командировку. А я возьми и ляпни, что у меня хорошая начальница. Справедливая. Не только своих, но и чужих в обиду не даст.

— И?

— Ну и рассказала ей, про то, как вы собирались с кем-то там поговорить. Марина тогда очень заинтересовалась этим разговором, а под конец почему-то разозлилась, и мстительно так произнесла, мол ей еще прилетит за такой «помощь». Я тогда значения не придала, глупая…

Она снова начинает рыдать, уткнувшись в ладони. Я закрываю глаза, сдавливаю переносицу и пытаюсь успокоиться. Как меня все это задолбало…

— С чего ты взяла, что она имеет отношение к пожару?

— Я в тот день на работу шла чуть позже обычного. Опаздывала. И решила время сэкономить — зайти через заднюю. Столкнулась там с парнем в темной толстовке, капюшоне, больших солнечных очках и расписанных кислотно-желтых кроссовках. Я его окликнула, а он мимо меня проскочил и в переулке скрылся. Я его толком и рассмотреть не смогла, но знакомым показался. Дернулась вроде следом за ним отправиться, но тут будто кольнула что-то. Я в кафе, а там вонь, и дверь в служебку, которая всегда открыта, заперта. На я огнетушитель схватила и вперед. Дальше вы знаете.

Знаю, если бы не Леночка, то все сгорело бы дотла.

— Я так и не поняла, при чем тут Марина.

— Когда приехали пожарные и стали расспрашивать что к чему, я все рассказала, как есть. И пока описывала этого типа, с которым столкнулась возле запасного выхода, в голове будто щелкнуло. Я вспомнила, что видела его однажды в компании с Мариной. Я ей тут же позвонила, а она наорала на меня. Сказала, что я дура тупая, несу всякую ересь. Сказала, чтобы больше не звонила ей никогда.

— Ты должна была все рассказать и пожарным, и комиссии.

— Я побоялась., что меня посчитают причастной к поджогу. Соучастницей. А Марина сказала, что засудит меня за клевету, если я посмею такое кому-нибудь сказать. Я просто струсила.

— Но сейчас же сказала?

— Это правильно, — всхлипывает она, — прости, что сразу не смогла.

Я молчу. Не знаю, что сказать. У меня кончились слова, и воздух в легких. Я чувствую себя, как уныла рыба выброшенная на песчаный пляж под палящее солнце.

— Давай, — протягиваю руку, — заявление.

Она возвращает мне скомканный лист и, расправив его, я ставлю кривую дрожащую подпись.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ — Ты уволена.

— Простите, Кира Андреевна, — она поднимается со стула и плетется к выходу, — мне жаль, что так вышло.

— Мне