Подводные камни - Иван Максименко

Родриго покачал головой, сунул банкноту в карман, поглядел на занавешенные окна верхнего этажа в последний раз и пошел к станции метро.

— Алло, Луиза, привет, как ты? — конспиратор приставил мобильный телефон к уху и позвонил знакомой девушке, — у тебя сегодня не найдется немного времени для одного кавалера, мы ведь с тобой так давно не виделись…. Что? Отлично, я прямо как в воду глядел…. Я к тебе тогда прямо заскочу, минут через пятнадцать примерно… и букет цветов тебе обязательно подарю…. А…? Что будем делать? Мы люди изобретательные, сообразим, чем заняться, ха-ха! Ладно, давай, жди гостя…. Да, я понял, пока.

19

Восьмое августа. Около половины девятого вечера

К одному из элитных ресторанов в самом сердце Калиопы подъехал черный лимузин и высадил двух пассажиров — мужчину лет сорока в черном костюме, взявшего под руку Веронику, прятавшую хмурые глаза за черными очками.

Пара прошла в салон, отделанный в классическом стиле, с пышными резными карнизами, выкрашенными в золотистые тона, и тяжелыми подвесными люстрами, окатывавшими помещение мягким хрустальным сиянием, и села за круглый белый стол в углу, под широкой мраморной колонной.

— Ну что ж, Вероника, приступим к делу, — мужчина в черном костюме, Михаэль Остент, близкий друг покойного Мидаса Калано и его многолетний партнер по бизнесу, достал тонкую стопку бумаг из своего портфеля и положил их перед молодой вдовой.

— Что будем подписывать, Михаэль? — поправив кулон с черным ониксом на шее, спросила Вероника и стала листать документы.

— Надо ликвидировать две фирмы, которые были записаны на твое имя, а также передать тебе долю Мидаса в нашей общей компании.

— Мое место в отделе пиара сохраняется?

— Да, конечно, компанию мы сохраняем, — мягким уверенным голосом ответил бизнесмен, — твое место в ней и зарплату тоже. Кстати, я завтра должен встретиться и с бывшей женой Мидаса. Она так подробно обо всем расспрашивала, интересовалась, сколько фирм у него было, сколько денег достанется детям, есть ли долги и так далее. Слышала бы ты ее разочарованный тон, когда она узнала, что фирма всего одна. Даже спросила, не ошибся ли я.

— Я имела несколько раз не очень приятную возможность слышать ее голос, так что понимаю тебя отлично, — ответила Вероника и покачала головой, — она за каждую копейку будет драться.

— Она тебе не звонила? Не спрашивала насчет завещания?

— Нет, не звонила, да и мне не охота с ней общаться. Завещание завтра объявят, мне позвонил юрист и предупредил.

— А, хорошо.

— Вот документы, — молодая вдова расписалась на каждой странице и сложила бумаги обратно в стопку.

— Спасибо… Ты молодец, держишься, — глядя с сочувствием на свою собеседницу и морща лоб, вздохнул бизнесмен, — если будет необходимость, сразу обращайся ко мне. Мидас был мне как брат…

— Пытаюсь держаться, — промолвила Вероника и прикрыла лицо ладонью, отводя взгляд от Михаэля, как будто ей вдруг стало неудобно за то, что она так сдержана, — …я не смогла еще полностью осознать, что случилось. Как во сне все…

— Это нормальная защитная реакция, Вероника. В этом нет ничего необычного, не бойся.

— Да, я понимаю, — сдавленным голосом ответила вдова, уткнувшись взглядом в белую скатерть. — Другие документы будут?

— Нет, пока это все. А вот еще,… мы завтра могли бы вместе поехать на кладбище. Хоть поддержим друг друга…. Ты согласна?

— Да, вместе нам будет легче…

— Ладно, я тогда заеду к тебе в девять. Знаешь, Вероника, называй-ка меня Муки. Это Мидас придумал, когда мы учились в колледже, так и закрепилось. Михаэлем меня называл только когда был в плохом настроении, но это у него случалось очень редко, — простодушно улыбнулся бизнесмен и по привычке пригладил ладонью свои густые, коротко постриженные каштановые волосы.

— Хорошо, — кивнула Вероника, сохраняя сухую маску печали на лице.

— У тебя есть какие-нибудь планы на будущее? Помогу всем, чем смогу, только дай знать.

— Я пока не думала об этом, Муки. Мне нужно сначала отойти от всего этого и тогда решить, чем заниматься дальше.

— Да, я согласен, ты права. Не знаю, утешить ли тебя это хоть немного, но черный цвет тебе очень идет, даже в такой день.

— Спасибо, Муки, это меня немножко утешило, — скупо улыбнулась Вероника и украдкой посмотрела на собеседника.

— Журналисты тебе досаждают? Вчера и позавчера они меня просто достали.

— Меня они еще раньше достали, налетают как саранча…. Я трубку не беру, дверь не открываю и все. Жду, когда им эта тема, наконец, надоест.

— Я их тоже игнорирую…. Что ж, давай немного подкрепимся, хоть отвлечемся от дурных мыслей…

После ужина лимузин отвез молодую вдову к подъезду ее дома, находившемуся неподалеку от ресторана, и поехал вглубь ночной столицы.

«Мидаса еще даже не положили в землю, а его лучший друг уже пытается за мной ухлестывать, — думала Вероника, заходя в свою квартиру. — Если бы ты только знал всю правду, Михаэль,… что бы ты тогда сделал? Пошел бы сразу в полицию, как честный человек и друг, или попытался шантажом затащить меня в постель? В постель тебе больше хочется, да? По глазам вижу, что хочется. Ничего, шантажировать-то и я умею, когда нужда заставит…»

Десятое августа. Начало шестого вечера

— Впервые вижу, чтобы ты с таким аппетитом пила виски, — ухмыльнулся Родриго и откинулся на спинку дивана в гостиной своей любовницы, держа стакан с крепким напитком.

— Я впервые в жизни чувствую себя настолько противно, — проворчала Вероника, сидевшая рядом, и сделала еще один глоток, — надо как-то снять стресс.

— Мы его можем и по-другому снять, — убийца провел рукой по бедру молодой женщины.

— Отстань! — огрызнулась Вероника и отпихнула руку любовника. — Нашел время!

— Эх, эх! Человек подумал бы, что ты действительно в трауре. Я же тебе расчистил дорогу к наследству, ты должна быть спокойна.

— Наследство мне предстоит делить с детьми Мидаса и его благотворительным фондом, так что не все так просто. Да и не оно меня беспокоит больше всего…

— А причем здесь фонд?

— По завещанию половина денег отойдет его благотворительному фонду. Вторую половину будем делить с его отцом и детьми, точнее с бывшей женой. Она сегодня, кстати, была на похоронах. И его любовница тоже явилась. Блин, было прямо как в кино — бывшая жена, настоящая и любовница собрались вместе. И только у любовницы в глазах были слезы. Прямо какая-то злая ирония.

— А ты как отреагировала?

— Нормально отреагировала, как подавленный человек, без лишних эмоций. Я специально надела очки и черную вуалетку, чтобы мне лишний раз не заглядывали в глаза.

— Настоящая черная вдова, — ощерился Родриго и глотнул виски.

— Не остроумничай, все равно у тебя это получается плохо, — ответила Вероника, вглядываясь, как загипнотизированная, в свой стакан.

— И сколько ты будешь еще тосковать? — презрительно хмыкнул убийца, — может, в монастырь уйдешь, залечивать душевные раны?

— Сколько надо, столько и буду. В монастырь я, скорее, уйду, чтобы на твою рожу не смотреть…. Хорошо хоть его любовница и бывшая жена не устроили никаких сцен на кладбище. Пресса сразу бы подхватила это. Знал бы ты, как презрительно смотрела на меня его бывшая супруга. Может, боится, что попробую наследство целиком урвать…. И ее детки не станут миллионерами. Тьфу!

— У тебя адвокат есть?

— Есть, конечно.

— А что ты почувствовала, когда неживого Мидаса впервые увидела?

— Чего?! — Вероника резко повернулась лицом к своему любовнику и вытаращила свирепые глаза. — А ты что почувствовал, когда заглянул ему в глаза в последний раз, а?!

— Хочешь знать? — ухмыльнулся Родриго без капли смущения. — Облегчение. Вот что я почувствовал. Почувствовал, что постиг непостижимое, что победил самого себя! Это закон джунглей, детка! — или ты их, или они тебя. Ты хочешь, чтобы я испытывал угрызения, да? А с какой стати я должен их испытывать-то? Вину можно чувствовать, когда у тебя есть больше одного выбора. А когда выбор всего один, — быть или не быть, — почему же надо чувствовать себя виноватым? Кто тебя может упрекнуть за то, что ты выбрал единственный возможный вариант?

— Ты сам придумал себе этот вариант, не строй из себя жертву, — фыркнула вдова и опорожнила стакан.

— Зато у меня глаза не бегают от страха, как у тебя. Я спокойный, потому что сам определяю каждый свой шаг, а ты, как натянутая струнка — стоит еще немного натянуть, и ты лопнешь от напряжения.

— Я не понимаю, как нормальный человек может так спокойно разговаривать об этом. Для тебя человеческая жизнь разве совсем ничего не стоит?

— Знаешь, а ты раньше на меня никогда не смотрела такими глазами, — Родриго поставил стакан на столик, подсел плотно к своей любовнице и обнял ее через плечо, — раньше ты относилась ко мне так пренебрежительно, как будто я не человек, а мелкая шавка на поводке. Но все внезапно перевернулось с ног наголову. Сейчас у тебя глаза стали такие круглые, растерянные. Еще немного и дырку во мне просверлят. Нет в них больше той уверенности, которая раньше была. Конец! Зато в них есть страх. Давай я угадаю, о чем ты думаешь. Боишься, что с тобой может случиться то же, что и с твоим мужем? Раз я однажды сделал это, то я обязательно должен повторить, да? Считаешь меня психопатом? Кто его знает, может, я за две недели успел съехать с катушек и стал неадекватным? Нет, моя дорогая, я в полном порядке.