Чрезвычайные обстоятельства - Валерий Дмитриевич Поволяев

обычного ротозея, рыночного обывателя никогда не зацепится за машину.

Одобрительно покрякав в кулак, Петраков стрельнул глазами в одну сторону, потом в другую – шоссе по-прежнему было безлюдным, темным, хотя воздух немного порозовел, пошел крупкой, начал расслаиваться, это был признак близкого рассвета, а до рассвета надо было уйти далеко, – майор оглянулся и придержал ладонью группу, – затем неспешной походкой человека, который по малому делу решил сходить в кусты, расстегнул молнию куртки и приблизился к джипу.

Вытертый до желтого блеска, с погнутым пятачком ключ зажигания находился в скважинке, второй ключ – от багажника и дверей, – висел на крупной, собранной из медных звеньев цепочке, на цепочке же болтался и круглый брелок с изображением Аль-Аксы – главной мусульманской мечети в городе Иерусалиме.

Брелок был опознавательной деталью джипа – это была та машина, которая ожидала группу Петракова.

Майор еще раз глянул в одну сторону, потом в другую и неспешно уселся за руль. Повернул ключ зажигания. Мотор завелся мгновенно – у этой неказистой, с помятым кузовом и разбитыми колесами машины был великолепный, хорошо отлаженный, очень мощный двигатель. Единственное, чего не ожидал Петраков, что у джипа окажется автоматическая коробка передач. Он не сразу сообразил, как надо действовать – в России, отделившейся от всех своих товарок, появились, естественно, машины с такими коробками, но их было мало, и Петраков ни разу не пробовал ездить на «автоматах». Вот что надо было, кстати, включить в программу сборов на Сенеже.

Но где наша не пропадала, русский мужик – сообразительный, знает, чем можно приклеить к лысине оторвавшийся кусок волос, Петраков сообразил, что надо делать. Позвал группу…

Некоторое время Петраков ехал, опасливо вслушиваясь в треск насыпного галечника и твердой, тверже укатанного асфальта земли под колесами, к сытому рокоту двигателя, потом надавил ногой на педаль газа и в то же мгновение почувствовал, как из-под него уходит сидение. Спина сама по себе вдавилась в старую потертую кожу.

– Ого! – сказал Токарев. – Эта машина может идти со скоростью триста километров в час.

Было тихо. На своей территории группу оглушали цикады, вызывали зуд на зубах, а здесь – ни единого птичьего всхлипа, ни верещанья, ни писка, ни вскриков, ни песен – ничего, словно бы они попали в некое лишенное жизни пространство. Впрочем, наверняка цикады орали и тут, просто они сейчас уснули.

Под колеса джипа торопливо втягивалась лента старого, кое-где со свежими нашлепками заплат шоссе и убегало назад.

Через двадцать пять километров, у таверны с претенциозным названием «Кухня пирата» их должен был встретить связник. Никто из группы, в том числе и Петраков, не знал, кто это будет. И Петрович сказать не мог – связник был из посольских работников.

Неожиданно впереди послышался вой сирены, поверху, в воздухе пронеслось что-то красное – то ли всполох пробежался, то ли луч прожектора, – Петраков кивнул ребятам: будьте, дескать, готовы.

А тех и предупреждать не надо было, они и так все знали. Сами.

Через полминуты из-за поворота на большой скорости вынеслась полицейская машина, не сбавляя хода, промчалась мимо джипа и исчезла в рассветном мороке пустынного шоссе.

– Здешние полицейские по совместительству работают космонавтами, – Токарев притиснул к темени ладонь на манер козырька от фуражки, второй ладонью козырнул, изображая из себя космонавта, отправляющегося в дальний полет.

– С чего ты взял? – поинтересовался Проценко.

Обычно шумный, широкий, способный объять необъятное, он сейчас был собран, сжат, как пружина, готовая распрямиться и выстрелить, – ни одного лишнего движения, ни одного неосторожного слова. Но любопытство есть любопытство, всегда интересно знать, почему жука зовут жуком, а муху мухой.

– Больно скорость любят, – пояснил Токарев. – Умеют рулить, но не умеют ремонтировать. Ты обратил внимание, какая машина была драная?

Унесшийся в утреннюю мглу автомобиль действительно был драный, в нем все громыхало, стучало, ворочалось, будто в большой таз насыпали гаек, разных ржавых железок и начали таз трясти.

– Обратил.

– Давить задней лапой на педаль, а носом на бибику – дело нехитрое, ума особого не надо…

– Но ездит же машина.

– Тихо! – предупредил группу Петраков. – Умолкните!

Шоссе втянулось в небольшой серый поселок. На обочинах возле домов росли высокие, с волосатыми неопрятными стволами пальмы. Петраков пошарил в бардачке, нашел там карту, развернул ее.

Шоссе, по которому они сейчас ехали, было изображено узкой червячьей лентой, в сером поселке с длинным, почти невыговариваемым названием таверны «Кухня пирата» не было. Петраков надавил на газ и звук мотора, трубно лопаясь на стенах домов, заставил задрожать весь поселок.

– Грубо, командир, – сделал замечание Токарев, – местные козы перестанут доиться.

– А что, в Ливане, например, так оно и было. Своих сил ПВО там нет, так израильские самолеты привыкли вести себя разбойно, – брали звуковые барьеры прямо над населенными пунктами. Мало того, что стекла в рамах лопались – коровы с козами перестали доиться. Один крестьянин, говорят, даже написал письмо в Организацию Объединенных Наций.

– Толк был?

– Не было.

Справа возникли и неторопливо потянулись невысокие, в кудрявой зелени горы, невесомые, словно бы сотканные из дыма, с розовыми макушками – до них уже достали первые, еще очень далекие лучи сонного солнца, слева от трассы курился мрак – ничего не было видно, потом шоссе резко повернуло влево и горы исчезли, зато стало видно, что делается и на той части шоссе, которая еще несколько минут назад не просматривалась.

Оглушающе громко гремел мотор джипа – что-то в нем, точнее, в выхлопе его, было неисправно.

– В следующем селе будет «Кухня пирата», – объявил Петраков.

– Пожрать бы в этой «Кухне»… – Токарев мечтательно потянулся. – Пара тарелок супа из акульих плавников и тушеная нога слона с овощами и кореньями очень даже не помешали бы… Ногу хорошо запить свежим бочковым пивом, – Токарев потянулся еще раз, хрустнул костяшками пальцев.

– Через два часа, когда начнут открываться местные забегаловки, можем удовлетворить твое желание… И наше заодно, – Петраков проводил взглядом придорожный указатель, пробурчал: – Нет бы, как во всех нормальных странах давать тексты на английском языке, ан, дудки – английский тут не в почете.

Токарев не замедлил отозваться:

– Командир, может, тебе надписи еще на русском нарисовать?

Из грязных придорожных кустов неожиданно вынырнул изможденный старик, протянул к машине коричневую иссохшую руку, но опоздал – его обдало горячим вонючим духом джипа, старик отмахнулся и вновь, будто привидение, исчез в кустах.

Рассвет накатывал стремительно. Летние рассветы вообще бывают стремительны. Петраков старался держать в прицеле своего взгляда, будто в прицеле винтовки, все – и дорогу впереди, и пространство над машиной, и то, что возникало в кустах справа и слева от джипа, рядом с трассой, и то, что происходило в глубине, и розовеющую, наполняющуюся предутренним светом пустоту позади автомобиля, и сам салон, в котором сидели его ребята – ничего не упускал. Любая упущенная деталь