Том 15. Простак и другие - Пэлем Вудхауз

Перевернув страницу книги, я продолжал читать.

— Если б молодость знала! — вздохнул он. — Молодой человек, я почти вдвое старше вас и, по моим скромным подсчетам, раз в десять умнее. Однако же, в своей самонадеянной уверенности, в своем беспримерном нахальстве вы воображаете, будто сумеете обскакать меня. Меня! Это смешно!

— Ну и посмейтесь, — откликнулся я. — Смейтесь, пока можете.

Он укоризненно покачал головой.

— Через несколько часов, сынок, вы не будете так нахальничать. Вы локти себе будете кусать. А потом, когда моя машина окатит вас грязью на Пиккадилли, вы познаете вполне горький вкус раскаяния. Да… Молодости приходится платить за опыт.

Я взглянул на него — пухлого, розового, самодовольного, попыхивающего сигаретой, и на сердце у меня потеплело.

С таким человеком не выдержишь позицию праведной холодности. Я могу презирать его образ жизни и могу ненавидеть его самого как ведущего представителя одного из самых презираемых занятий на земле, но сам он, честное слово, весьма обаятелен. С треском захлопнув книгу, я расхохотался.

— Нет, вы — просто чудо!

Он просиял. Ему показалось, что я склоняюсь к дружелюбному и разумному взгляду на дело.

— Значит, вы одумались, — начал он. — Превосходно! Ну а теперь, молодой человек, шутки в сторону. Вы везете меня по тому адресу. Заметьте, я даже не прошу вас называть его. Пусть не будет никакого обмана. Я прошу одного — позвольте мне сопровождать вас туда, где спрятан Золотце. А уж потом положитесь на мой обширный опыт. Я благополучно увезу его, и начну переговоры с папашей.

— Значит, опыт у вас обширный?

— Вполне сносный… да, сносный.

— А вас никогда не беспокоило, сколько тревог и несчастий вы причиняете людям?

— Да ведь и то, и другое временно. Вы взгляните под другим углом. Подумайте, какую радость испытывают осиротевшие родители, когда их сынок снова является домой. Разве не стоит капельку пострадать ради того, чтобы вкусить наивысшее счастье? В некотором смысле, вы можете назвать меня благодетелем. Я учу родителей ценить своих отпрысков. Вы же знаете, какие они, родители. Отец однажды утром получает на службе нагоняй. Что он делает, придя домой? Облегчает душу, ругая маленького Уилли. Миссис Ван Фу-ты-ну-ты забывает пригласить мамашу на свой необыкновенный обед, и что же? Мамочка вымещает обиду на Уилли. Они, конечно, его любят, но слишком уж привыкли к нему, и не понимают до конца, что он для них значит. И тут сынок исчезает. Паника! Страдания! Раскаяние! «Как я мог кричать на этого ангела?», — стонет папочка. «А я его шлепнула! — рыдает мама. — Этой вот рукой я шлепнула наше сокровище». — «Мы недостойны иметь его!» — вопят они хором. — «О, если б мы могли его вернуть!». Ну, они и получают его обратно, как только выкладывают деньгу. После такого они дважды подумают, прежде чем вымещать свои обиды на бедном ребенке. Итак, я приношу в дом счастье. Я не говорю, что папочка не испытывает мук, когда видит прореху в банковском счете. Но, черт подери, зачем же деньги, если их не тратить?

И он фыркнул от человеколюбия.

— А отчего вас так уж зацепило похищение Огдена Форда? — поинтересовался я. — Да, он ценный экземпляр, но вы-то скопили немало. Как я понял, филантропией вы занимаетесь давно. Почему бы вам не уйти от дел?

— Молодой человек, — вздохнул он, — да это мечта моей жизни! Уйти от дел… Верьте — не верьте, но нрав у меня домашний. Когда мне выпадает минутка помечтать, то я вижу уютный маленький домик с красивой верандой и встроенной ванной.

Он окинул меня взглядом, точно решая, достоин ли я его откровений. В карих глазах затеплилась мечтательность. Видимо, осмотр удовлетворил его или он пребывал в настроении, когда человеку надо излить хоть кому-то душу. У человека, занимающегося его своеобразным бизнесом, мало друзей, и порой становится невмоготу.

— Вас когда-нибудь любила порядочная женщина, сынок? Поразительная, доложу вам, штука. — Сэм сентиментально призадумался и продолжил, несколько испортив впечатление от вступления: — Черт знает что, а не штука, и, заметьте, редкая. Я-то знаю. Мне она выпала.

Искорка с его сигареты обожгла ему руку, и он выругался вполголоса.

— Мы из одного городка, — возобновил Фишер свой рассказ, оправившись от боли. — Учились в одной школе… вместе бегали на уроки… Я носил корзиночку с её ланчем, помогал перебираться через приступки. Ах!.. Когда мы выросли, всё осталось по-прежнему. Двадцать лет назад мы договорились, что я уезжаю и зарабатываю деньги на покупку дома. А потом возвращаюсь, и мы женимся.

— Почему же вы этого не сделали? — поинтересовался я. Он грустно покачал головой.

— Знали бы вы побольше о мошенниках, молодой человек, понимали бы, что за пределами своего бизнеса они — истинные простофили. Ловятся на любую приманку. По крайней мере, я — такой. Не успевал поднакопить деньжат и взять курс на родной городок, как ко мне подкатывал сладкоречивый незнакомец и соблазнял на игру, после которой мне снова приходилось возвращаться к работе. Так случалось несколько раз, и когда мне, наконец, удалось вернуться домой с деньжатами, оказалось, что она вышла замуж за другого парня. Женщинам, понимаете ли, трудно, — рыцарственно объяснил Сэм. — Им становится одиноко, а он всё не возвращается, вот и приходится выходить замуж за Генри, который сидит дома. Просто чтобы развеяться.

— Итак, она жена Генри, который сидит дома? — сочувственно спросил я.

— Была до прошлого года, а теперь — вдова. Покойный повздорил с бешеным скунсом, так мне сказали. Надеюсь, он был хороший человек. Я-то его толком не знал, дрался с ним в школе, и всё. А с ней повидался как раз перед приездом сюда. Она меня любит. Всё решено, мне бы только обстряпать это дельце. Ей много не надо, чтобы хватало на жизнь.

— Желаю вам счастья.

— Можете и побольше сделать. Взять меня с собой по тому адресу.

Я увернулся от темы.

— А что она говорит насчет вашей… профессии? — полюбопытствовал я.

— Она ничего не знает. И не узнает. Ни к чему посвящать жену в разные мелочи. Она считает, что я — коммивояжер. Разъезжаю по Англии с товарами галантерейной фирмы. Ничего другого она бы не потерпела. Она очень щепетильная. Вот почему я и намерен бросить всё после дельца с Золотцем. — Он кинул на меня взгляд, полный надежды. — Так вы возьмете меня с собой, сынок?

Я покачал головой.

— Нет?

— Мне жаль портить ваш роман, но никак не могу. Придется вам приискать другой дом, куда вы принесете счастье. К Фордам вход запрещен.

— Ну до чего ж упрямый! — печально, но без всякой злобы проговорил он. — А я не смогу вас убедить?

— Нет.

— Ну, ладно. Стало быть, будем конкурентами, не союзниками. Вы, сынок, об этом еще пожалеете. И очень горько. Вот когда встретите меня в собственной маши…

— Про машину вы уже говорили.

— И то правда.

Поезд затормозил, как всегда поступают поезда на английских железных дорогах перед въездом на вокзал. Вскоре он снова нерешительно двинулся, будто вопрошая себя: «А меня здесь ждут? Примут ли меня приветливо?» В конце концов, после второй остановки он медленно заскользил вдоль платформы.

Выпрыгнув, я помчался к стоянке такси. Поезд еще окончательно не остановился, а я уже выезжал с вокзала.

Посматривая в заднее окошко, я не видел Сэма. Мой искусный ход сбил его с толку. Я всё-таки оставил его в дураках!

Езды до моей квартиры было четверть часа, но мне показалось, будто я еду вечность. Провал или успех были так близко от меня. Если Смит последовал моим инструкциям, то движется со своим спутником к пароходу. Учитывая расстояния, к тому времени, как я приеду, они уже уйдут из дома.

Сэм следил за мной на вокзале Сэнстеда, и я не мог послать телеграмму. Пришлось положиться на случай. К счастью, мой поезд прибыл каким-то чудом минута в минуту. При такой скорости я должен бы застать Смита за несколько минут до ухода.

Такси затормозило. Взлетев по лестнице, я распахнул дверь своей квартиры.

— Смит! — крикнул я.

Скрипнул отодвигаемый стул, в конце коридора открылась дверь, и появился Смит.

— Слава Богу, вы еще не уехали! Я боялся, что мы разминемся. А где мальчик?

— Мальчик, сэр?

— Ну, про которого я вам писал.

— Он ещё не приехал, сэр.

— Как не приехал?

— Так, сэр.

Я тупо уставился на него.

— А вы давно дома?

— Весь день, сэр.

— И никуда не выходили?

— Нет, сэр, с двух часов.

— Ничего не понимаю!

— Возможно, юный джентльмен передумал и не выехал сэр?

— Я знаю, что выехал.

Больше никаких предположений у Смита не нашлось.

— Раз приезд молодого джентльмена откладывается, сэр, значит, я остаюсь в Лондоне?