Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Город теперь стал совсем малолюдным, и наш переулок тоже. Дети почти все эвакуированы. А ведь не так давно я и сама была в эвакуации с музыкальной школой и прекрасно все помню. Мы жили в деревне и однажды решили помочь крестьянам собрать урожай. На поле стояла вода, мы закатали брюки и только шагнули с межи, глядь — пиявки! Перепугались до смерти. А я еще подобрала прилепившееся к травинке гнездо с икринками ка куонга[20], думала — водяной цветок, и прицепила на блузку. Пока дошла до дому, начался страшный зуд, потом по всему телу пошли волдыри, проболела почти неделю.
Ну а сейчас, сестрица, я давно уже в Ханое, подготовила небольшую концертную программу. Мы объезжаем воинские части. Сегодня выступали у моста, послушать нас пришло много солдат. Там я и встретила До, жаль, не успели даже толком поговорить. Его роту перебрасывают к электростанции…»
* * *
Жизнь тетушки Зоан можно сравнить с длинными четками, составленными из дней ожидания и проводов. Мысли об этом не покидали ее никогда, но она не рассказывала о них детям. Она почитала себя человеком самым обычным: как на улице никто не вздумал бы обратить на нее внимание, так и истории ее мало кому интересны. Но самой ей воспоминания эти служили утешением в разлуке с мужем и сыном. Засыпала она обычно очень поздно. По ночам город становился непривычно спокойным и тихим, и тишину его лишь изредка нарушали гудки паровозов на станции да дребезжащие колокольчики мусорных машин, занятых своей каждодневной работой. Тетушка Зоан лежала на постели в опустевшем доме и глядела в окно. Свет фонаря, висевшего у входа в переулок, едва доходил до ее окна, и тусклого света еле хватало, чтоб различить на стене фотографию мужа. Время от времени — и всегда неожиданно — взрывался вой сирен; той, что стояла на крыше Большого театра[21], вторила другая — с Института ирригации. Тревога! Мгновенно гасли фонари, потом из уличного громкоговорителя раздавался спокойный и ясный женский голос, извещавший о приближении вражеских самолетов. Диктор отчеканивала каждое слово, и тетушке Зоан в конце концов начинало казаться, будто женщина эта, как и она сама, с вечера еще ни разу не смежила глаз; у нее не возникало больше ни малейшего сомнения в правоте этих звучных и четких слов: самолеты идут в таком-то направлении и находятся в стольких-то километрах от города. Тотчас выбегала она из дома и, усевшись у входа в убежище, кричала соседкам, чтобы они гасили свет и уносили детей в укрытие. Она следила за проносившимися над головой американскими самолетами, рвавшиеся им вдогонку зенитные снаряды громыхали, как шутихи на недавнем празднике. На соседнем дворе звонко трещал пулемет ополченцев. Красные дуги трассирующих пуль, переплетаясь, расцвечивали все небо. Синеватые сполохи разрывов выхватывали каждую ступеньку у входа в убежище. Наконец звучал отбой, и снова кругом воцарялась тишина. Соседи, подталкивая друг друга к выходу, вылезали из укрытия, и дети тотчас же, шумя и перекликаясь, разбегались по домам. Первым делом они щелкали выключателями, проверяя, есть ли свет, потом к выключателям подходили взрослые и говорили: «А свет-то горит как ни в чем не бывало…» Или: «Опять нет света; интересно, куда они на этот раз угодили?..»
Тетушка Зоан входила в дом, запирала за собой дверь и тотчас укладывалась в постель. Обычно после беспокойств и треволнений ей быстрей удавалось уснуть. Она не дремала, не ворочалась в полусне, а засыпала сразу и не просыпалась уже до рассвета. А утром чувствовала себя свежей и бодрой, хоть и спала-то, в общем, недолго. Такой освежающий сон бывает только у женщин, которые — хоть им и за сорок — на здоровье не жалуются и работают на славу.
Кроме воскресений, когда она отдыхала дома, и второй половины дня по четвергам — в это время она ходила на занятия по повышению культуры и грамотности, тетушка Зоан, держа в руке свой нон, каждый день торопилась спозаранку на трамвайную остановку. Она устроилась рабочей в бригаду Транспортного отдела; они занимались почти все время ремонтом поврежденных мостовых и дорог — работа не очень сложная, но утомительная и тяжелая. Сегодня они работают здесь, на этой улице, а через пару дней, глядишь, уже и на новом месте. В бригаде их, кроме нескольких мужчин — техников и шоферов, — в основном были женщины. На работе ходили они в старой заплатанной одежде, тяжелых сапогах и грубых брезентовых рукавицах, так плотно закутав черными косынками лица, что видны были одни глаза — черные, с набегавшими на ресницы капельками пота. Среди катящих взад-вперед колес тяжелых самосвалов, в черном чаду кипящего гудрона, рядом с ревущим багряным пламенем они стучали молотками и кирками, ровняя дорожное полотно, потом высыпали на него слой щебенки. И слух их давно притерпелся к шуму падающей из леек воды, к шороху метел и хрусту щебня под подошвами сапог.
В полдень бригада прекращала работу и собиралась у обочины в тени ближайшего дерева. Там, примостясь между вымазанными гудроном тачками, они торопливо съедали обед, принесенный поварами на коромыслах, и, прикрыв нонами лица, отсыпались, пока не спадал зной.
Нередко случалось так, что, едва они кончали работу, район снова подвергался налетам, шариковые бомбы и ракеты разбивали дорогу, покрывая ее рваными дырами воронок и следами разрывов. И тогда они — на глазах у окрестных жителей — возвращались назад и, расставив свои пестроокрашенные дощатые загородки с красными тряпицами — предупреждение шоферам, — разжигали огонь под бочками с гудроном и опять начинали штопать дорогу. Даже в дни самых жестоких бомбежек они работали уверенно, без спешки, и
- Линия фронта прочерчивает небо - Нгуен Тхи - О войне
- Три судьбы под солнцем - Сьюзен Мэллери - Русская классическая проза
- Православная Россия. Богомолье. Старый Валаам (сборник) - Иван Шмелев - Русская классическая проза
- Гаятри и Васяня под крылом московской «тантры» - Лю Ив - Менеджмент и кадры / Психология / Русская классическая проза
- Крылом к крылу - Сергей Андреев - О войне
- Снежный великан - Сьюзан Креллер - Русская классическая проза
- Кощей бессмертный. Былина старого времени - Александр Вельтман - Русская классическая проза
- Место под солнцем - Вероника Ягушинская - Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Игнорирование руководством СССР важнейших достижений военной науки. Разгром Красной армии - Яков Гольник - Историческая проза / О войне
- Тусовщица - Анна Дэвид - Русская классическая проза