Рига. Ближний Запад, или Правда и мифы о русской Европе - Алексей Евдокимов

Это вполне типичная история для латвийской провинции. Когда мэр Риги Ушаков вознамерился ввести для рижан льготный проезд в общественном транспорте, а для иногородних, наоборот, цену на него поднять, это стало скандалом общегосударственного уровня, и правительство страны затею яростно пресекло. Потому что избиратель правящих националистических партий очень часто – выходец из этнически однородной провинции. Но этих провинциалов в Риге нынче такое количество, что их транспортные интересы отстаивает сам Кабмин. Приток людей из глубинки не дает падать ценам на рижские квартиры и заставляет расти стоимость их аренды.

Другим значимым фактором до недавнего времени были россияне. Они и в нулевых охотно покупали рижскую и юрмальскую недвижимость, помогая ценам на нее расти до откровенного абсурда (заштатная по европейским меркам Рига тогда приближалась по стоимости квадратного метра к ведущим столицам Евросоюза).

Однако после кризиса и принятия закона об «инвесторском виде на жительство» здешняя жилплощадь приобреталась вкупе с безвизовым въездом в Шенген. Вторая половина 2014 года, когда, во‑первых, была резко поднята стоимость этого самого «инвесторского ВНЖ», а во‑вторых, случилась девальвация рубля, для российских покупок латвийского жилья оказалась мертвым сезоном. К тому же о прощании с Юрмалой примерно тогда же дружно объявили все обжившиеся там российские музыкальные и юмористические фестивали – а это чревато потерей латвийским курортом его светского статуса. Но никто из московских шоуменов, музыкальных звезд и олигархов о продаже своих латвийских квартир и вилл не заявлял. Да и о заморозке проектов элитного строительства пока не слышно – наоборот, появляются новости об очередных девелоперских проектах с капиталом российского происхождения.

Правда, у российской моды на латвийское жилье всегда была одна особенность – почти никто из покупателей не собирался в своей покупке постоянно жить. Рижская и юрмальская «элитка» приобреталась московской элитой в качестве «запасного аэродрома» (самое популярное словосочетание в российском разговоре о латвийских квадратных метрах), летней дачи, повода для получение вида на жительство, а очень часто и просто «чтоб было»: если все мои соседи по Рублевке обзавелись юрмальскими виллами, то почему у меня ее еще нет? Но перебираться в бедную и провинциальную страну на ПМЖ почти никому из супер- или просто богатых россиян в голову не приходило.

Что же касается менее богатых, то для них такой переезд тем более не имел смысла – учитывая, что зарабатывать деньги в депрессивной Латвии несравнимо сложнее, чем в Москве или Питере. К тому же Рига позволяет в полной мере пользоваться преимуществами «русского» города лишь тому, кто бывает в ней наездами. Тот же, кто решит стать рижанином, вынужден будет иметь дело со здешней спецификой.

Русская школа с латышским языком обучения

Одной из самых громких и скандальных политических эпопей с национальным подтекстом в Латвии стала реформа государственных русских школ. В результате этой реформы русские школы стали не совсем русскими. Русскими – менее, чем наполовину. А в будущем их грозятся сделать и вовсе полностью латышскими.

До 1991‑го двуязычным в Латвии было любое образование: латышский и русский потоки существовали даже в большинстве вузов. Но после обретения независимости высшее государственное образование на русском было ликвидировано. Единственным, кажется, исключением воспользовался я, поступив в Латвийский университет на русскую филологию: обучать русских русской лингвистике по-латышски – это, вероятно, даже здешним ревнителям национальных ценностей показалось слишком абсурдным. Впрочем, то была одна русскоязычная кафедра в государственном вузе на всю страну. Сейчас допускается преподавание отдельных предметов на официальных языках Евросоюза – например, английском или немецком, – но русский в их число не входит.

Что же до государственного среднего образования, то оно некоторое время оставалось двуязычным: то есть были средние школы с латышским и с русским языком обучения. Русские школы довольно рьяно закрывали (заполняемость латышских в итоге стала гораздо ниже: их больше и они менее «затоварены») – но преподавание в них в 1990‑х сохранялось в основном на негосударственном языке. Последнее обстоятельство никогда не устраивало националистов, а поскольку националистами разной степени радикализма является вся латышская политическая элита, русским школам в конце концов законодательно было велено вести уроки на латышском. Не с первого года и не все предметы – но в старших классах на государственном следует преподавать больше половины предметов: как минимум 60 процентов. Массовые протесты русских, обращения в Конституционный суд и пр. не дали ничего.

На данный момент закон обязывает в 10–12 классах условно-русских школ 22 урока и 36 в неделю вести по-латышски. Модель образования с 1‑го по 9‑й класс школа выбирает и утверждает в Министерстве образования сама. На практике, конечно, закон зачастую тихо саботируется: и учителя, и ученики исходят из того, что важнее знание предмета, а не язык, на котором его преподают. Понятно, что ведение геометрии и химии на ломаном латышском не помогает ими овладеть.

Однако учителей русских школ постоянно проверяет Центр госязыка – причем количество проверок в последнее время растет, как и количество наказанных. Если выясняется, что русский учитель в русской школе недостаточно знает латышский (а уровень его знания регулируется специальными законами – см. главу «Туризм и эмиграция. В Латвию навсегда»), его штрафуют (от 35 до 280 евро), назначают новую обязательную проверку; в худшем случае увольняют. Иногда доносы в Центр госязыка становятся способом сведения счетов внутри учительского коллектива. Разумеется, существование в условиях постоянного прессинга не повышает качество преподавания.

По окончании школы русские ученики сдают единый государственный централизованный экзамен по латышскому языку. Он потому так и называется, что един для выпускников всех школ: и латышских, и условно-русских. И те, для кого латышский родной, и те, для кого нет, поставлены в равные условия. Нетрудно догадаться, что после введения этого правила в 2012‑м сравнение результатов выпускных экзаменов – а следовательно, шансов на бюджетные места в вузах – оказалось не в пользу русской молодежи.

Впрочем, и такие полумеры никогда не устраивали радикальные националистические партии. Правые всегда заявляли о намерении целиком и полностью запретить в стране государственное среднее образование на негосударственном языке. Первый соответствующий законопроект был внесен в сейм еще двадцать лет назад – и тема эта постоянно поднимается и активно дискутируется до сих пор. Более того, среди латышских политиков практически нет несогласных с тем, что рано или поздно все школы в Латвии должны стать латышскими – просто одни за «поздно» (точнее, плавно и поэтапно), а другие за «немедленно и безоговорочно». Рассуждения о необходимости скорейшего уничтожения русских школ крайним националистам не надоедают никогда – ведь русская община реагирует на эти рассуждения крайне нервно, а значит, в глазах правого латышского избирателя в очередной раз доказывает свою нелояльность и враждебность.