Кокон - Андрей Посняков

— Вы идите, девчонки, я догоню.

Макс подошел к музыкантам:

— Арнольд где?

— Сейчас явится. Да ты не беспокойся — у нас такое часто бывает. Ну, драки, там, да и девчонок утаскивают.

— Да уж, — презрительно скривился Тихомиров. — Вижу, контора у вас — серьезнее некуда.

— Да мы вообще ни при чем — нас просто поиграть попросили.

— А вот и Арнольд… Арнольд Иваныч, вас тут ждут!

— Ждет? Кто?

— Конь в кожаном пальто! — Подскочив к только что вошедшему коротышке, Максим с ходу заехал тому в ухо.

Конферансье упал, застонав и смешно задрыгав ногами:

— Не бейте! Пожалуйста, не бейте! Ну, у кого не бывает накладок?

Честно говоря, Тихомирову бить его больше и не хотелось — как-то противно стало, да и злость прошла — кого винить-то? Разве что самих девчонок, вот уж поистине бабы — дуры. Нашли себе работенку! Приперлись!

Он даже не стал гнаться за шарахнувшимся с лестницы хлыщом — ну его к ляду! Выскочив на улицу, поискал глазами девчонок… ага, вот они!

— Уважаемый! Ты кирпичи-то забирать будешь?

Тихомиров обескураженно обернулся: у выхода стоял усач. Продавец, господи!

— Кирпичи?! Ах, ну да, ну да. Чуть не забыл ведь! Все из-за вас! — это он уже сказал девушкам. — И чего сюда приперлись, думали — работа стоящая?

— Спасибо тебе, Максим, — подняв глаза, поблагодарила Олеся.

Ах, какой она была красивой в этих узеньких джинсиках, в лаковых сапожках на высоких каблучках. Милое, до боли родное личико, карие сверкающие глаза… Олеся…

— Ну, пойдем к Насте что ли? — пригласил Максим. — Все равно кирпичи везти.

* * *

И как-то так само собой получилось, что Макс предложил Олесе пойти к нему. Девушка согласилась — все же, как видно, была уже на грани: ни с того ни с сего по мужским клубам голой танцевать не пойдешь.

— Ну, давай, давай, рассказывай, — подзуживал по пути Тихомиров свою «бывшую». — Рассказывай, как ты там живешь? Благодетели деревенские помогают? Ну, за тех гоблинов… Нет? Вот сволочи, обещали ведь!

— Может, они и приходили, приносили чего-нибудь. — Олеся пожала плечами. — Только я по старому адресу больше не живу.

— Вот как? — Максим явно обрадовался, но тут же попытался приглушить все свои эмоции. — И где же ты обретаешься?

— А когда где… У подруг, у родственников — они в старом городе живут, в смысле в своем доме.

Поднявшись в квартиру Макса, они сели пить чай — Тихомиров растопил буржуйку, налил в котелок воды из пластмассовой десятилитровой канистры, вскипятил, похвастал:

— Настоящий чай, с бергамотом. Жаль, кофе давно закончился… ты ведь раньше не приходила.

— А ты не звал…

Попив чаю, они вдруг принялись вспоминать прежние деньки: праздники, поездки, общих знакомых… И как-то так получилось, что Олеся осталась на ночь — ну не переться же вечером черт-те знает куда? И так же, как-то незаметно, они очутились в одной постели, рука Максима скользнула под маечку девушки…

В общем, Олеся осталась — так уж вышло, и Тихомиров неожиданно для себя ощутил какую-то спокойную радость — типа, вот так вот все и должно было быть. Именно так и никак иначе.

* * *

Максим все не оставлял надежды отыскать Трушина, и все тщетно, по всей видимости «лесовик» так и сгорел в пожарище вместе со всеми своими домочадцами. Если так, то Максу было искренне жаль.

Он как-то зашел и в библиотеку, в читальный зал… Витрины были выбиты, на полу валялись осколки стекол и разорванные по листочкам книги.

— Сволочи! — выругавшись, молодой человек вышел на улицу и задумался.

Похоже, что Комитет все же распался, лишившись основных своих членов — Трушина и Петровича. Впрочем, остались другие, тот же Михаил. Уже немного оправившись от полученных в битве за лес ран, он сейчас лежал у себя дома, адрес Тихомиров знал. Можно было сходить к нему, зайти еще к некоторым, но увы — прежней, основанной на людской сознательности власти у Комитета теперь не было. Теперь каждый был сам за себя — так легче казалось выжить.

* * *

Как-то, возвращаясь домой, Максим задержался, увидев собравшийся у подъезда народ — еще не разъехавшихся соседей, которым, кроме как вот в этой девятиэтажке, жить было просто негде. Люди что-то обсуждали, один из жильцов, взобравшись на скамейку, даже пытался толкнуть речь.

Молодой человек подошел ближе:

— Из-за чего сыр-бор?

— А вон, читай.

На двери подъезда висела намалеванная яркими цветными фломастерами объява, больше похожая на детскую стенгазету. Однако содержание ее было явно не детское, а, наоборот, нахально-угрожающее.

«Уважаемые тов. жильцы! — начиналось объявление в лучших традициях социализма. — Если вы не хотите сдохнуть, если хотите иметь свет и тепло — за все это нужно платить. Квартплата будет приниматься еженедельно у здания ТЭЦ, размер…»

А вот размер квартплаты многих шокировал: кроме мешка картошки с подъезда еще принимались люди! Так и было написано: «в работники. Предпочтительнее — молодые девушки и дети».

— Уроды какие-то прикалываются! — пожав плечами, заметил Макс.

— А если не уроды? Если не прикалываются? Если по правде? — заметил какой-то крепко попахивавший алкоголем доходяга. — Меня так давно уже достало без тепла и света сидеть!

— Правильно! — поддержала какая-то взбалмошная тетка. — И мне надоело. И всем!

— Интересно. — Максим усмехнулся. — У вас что же, лишние продукты есть?

— Лишних-то нет, — по прежнему стоя на скамейке, заметил толстобрюхий мужик в распахнутом полушубке и старомодной шапке пирожком.

Тихомиров его так, мельком, знал, как старого склочника.

— Лишних продуктов ни у кого нет, это правда, — оглядев обступивших его людей, снова повторил брюхан. — Зато есть предложение! Видите, в объявлении-то что сказано? Работники тоже принимаются… наверное, топить кочегарку будут или что-нибудь еще…

— Правильно, Иван Кузьмич, правильно! — закивали тетки.

— Ага… предпочтительнее — женщины и дети, — не удержавшись, съязвил Макс.

— А вы не смейтесь, молодой человек! — тут же повернулась к нему одна из теток. — Вы, между прочим, у нас тут без прописки живете и никаких правов не имеете!

Тихомиров лишь присвистнул: ну надо же — «никаких правов»! Вот так-то!

Ну, раз так…

— Тогда я пошел, подвиньтесь.

Растолкав плечом толпу, Максим протиснулся к подъезду, вошел и остановился на площадке второго этажа — все ж таки, любопытно было, что там еще затеяла «дворовая общественность», ранее проявлявшая себя только склоками да коллективными жалобами на автомобилистов и кричащих во дворе детей.

— Молодой, такой наглый! — услышал про себя Макс.

— Все они, молодые, такие… Ничего, мы с ним еще разберемся!

Тихомиров передернул плечом: ага, давайте, попробуйте, разберитесь, суки драные!

— Тихо, тихо, товарищи! — продолжал самый главный склочник. — Что мы можем судить по этому объявлению? А то, что кто-то хочет предоставить нам свет и тепло. Разве это плохо, товарищи?

— Так ведь платить-то сколько!

— Теперь — об оплате! — Склочник, казалось, давно уже ждал этого вопроса и даже принял подобающую моменту позу, нечто среднее между Наполеоном Бонапартом и провинциальными памятниками В. И. Ленину. — Там, кажется, написано о работниках? О том, что даже дети подойдут. А сколько по базарам малолетних попрошаек шастает, кто-нибудь знает? Кто-нибудь их считал?

— Но…

— Секундочку, товарищи. Имейте терпение, дайте договорить!

— Говорите, говорите, Иван Кузьмич, внимательно вас слушаем.

— Так вот, надо нам, оставшимся жильцам, организоваться… Уж раз в неделю по бродяжке можно отлавливать — до весны протянем, а там видно будет!

— Молодец, Иван Кузьмич! — одобрительно кивнул алкоголик. — Лихо придумал! Самолично ловить пойду.

А тетки переглядывались, видать, опасались. Беспризорники, они ведь такие — палец в рот не клади. Попробуй-ка их излови!

— А нечего их нам самим и ловить, — неожиданно заявил алкоголик. — У меня ребята знакомые есть, они за фуфырь «Тройного» вам не только беспризорников — динозавра изловят!

— Хорошее предложение, товарищ! — запахнув полушубок, решительно поддержал Иван Кузьмич только что высказанную идею. — Ираида Анатольевна, вы ведь, кажется, в парфюмерном раньше работали?

Одна из теток попятилась:

— А че я-то? Че я?

— Вы не переживайте… Мы с вами все вместе на ловлю сложимся. Всем подъездом!

Выслушав весь этот бред, Тихомиров лишь пожал плечами да поднялся к себе, где любимая Олеся, растопив буржуйку, готовила какое-то сногсшибательное рагу из картофельной шелухи, моркови с луком и морской капусты.

А вечером к ним пришли. Та самая «общественность» в лице Ивана Кузьмича со склочными тетками. Просили чего-нибудь — «на общее дело».