Живая память - Степан Лопатин

Связь восстановлена, теперь нам известно, где накапливается противник. Батарея и дивизион обрушивают огневой налет на первый, а потом на второй участки. Теперь очередь за фрицами выглядывать из укрытий и ждать атаку нашей пехоты, если можно высунуться из укрытий. Огонь наших орудий плотен, опасен.

Бой вслепую идет вторые сутки. Связь рвалась несколько раз. Телефонисты восстанавливали ее, находя порывы неподалеку. Они нашли безопасный маршрут и даже побывали на батарее. Оттуда принесли полный термос еще горячей похлебки. Горячая еда оказалась так кстати! Повеселевшие люди будто сбросили напряжение - они не оторваны от своих товарищей.

Тактика немецких артиллеристов определилась после нескольких огневых налетов. Не меняя общего направления стрельбы, они последовательно меняли установки прицела. Вокруг нас появились воронки и обрубленные вершины сосен. Задевая за ветки, снаряды рвались в воздухе. Такие разрывы особенно опасны - осколки достают на дне окопа. Угроза была реальной. Поэтому ровики стали перекрывать ветвями, застилать сверху лапником, присыпать землей, укрытие малонадежное, но все же...

В одно из затиший, днем уже, Сурмин позвал меня:

- Иди, покурим, старшой.

Я перебрался к нему. Сели под настилом, свернули по козьей ножке. Отдыхали, перебрасываясь малозначащими репликами.

И тут - новый огневой налет. К налетам привыкнуть трудно. К ним невозможно привыкнуть вообще. Каждый из них может стать последним, Мы прижались к стенкам и молча пережидали. Разрывы снарядов воспринимались как разрывы собственного сердца. И как не разорвалось оно, наше сердце, ему столько раз пришлось побывать в таких переделках!

Один из первых снарядов разорвался над ровиком четвертой батареи. Он угодил в верхушку сосны, стоящей рядом. Вершина была обрублена. Осколками поразило всех, кто находился в окопе.

Кувыкин стоял на коленях, упираясь лбом в переднюю стенку, его левая рука лежала на окуляре стереотрубы, правая замерла на полпути, не закончив движения.

Постников сидел у боковой стенки, зажав левой рукой правую у самого плеча...

Скориков как-то странно улыбался, сидя на дне окопа. К его уху была привязана трубка телефонного аппарата, висевшая теперь рядом с побледневшим лицом, удерживаемая тесемкой. Руки Скорикова мелко дрожали на животе, через пальцы перекатывались струйки крови.

Рядовой Кувыкин был мертв. Два других - ранены.

У сержанта Постникова сквозное ранение правой руки выше локтя. Кость раздроблена. Рука висит на мышцах.

Скорикову больно и почему-то смешно: все произошло так быстро, так просто - он уже не воюет. Теперь унесут его отсюда поближе к родному дому. Не знает Скориков, молодой солдат, не успевший повзрослеть, что с таким ранением в медсанбате живут не более четырех суток. В первые же сутки над жизнью нависает перитонит... На взросление Скорикова времени остается в обрез.

Носилки из плащ-палатки - транспортное средство для Скорикова. Сержант Постников идет сам.

Я звоню лейтенанту Сергееву:

- ...Теперь со мной остался только Загайнов. Первое - пошли навстречу санинструктора и пару солдат с носилками. Моих вернуть на НП. Второе поставь установки по участку номер один. Всей батареей. Три снаряда на орудие. Стрельба залпом: первый, потом второй, потом третий. Паузы десять секунд. Команду я подам через несколько минут.

Кувыкина положили на дно окопа головой к противнику. Накрыли плащ-палаткой.

Бросаю горсть земли. Отхожу, думая о доблести этого солдата, не успевшей раскрыться полностью. Края окопа заполняются землей, перемешанной со снегом.

Беру телефонную трубку:

- "Брянск", я "Кострома". К бою!

- ...к бою, - слышу в трубке.

- В память доблестного разведчика...

- ...разведчика...

- гвардии рядового Кувыкина...

- ...Кувыкина, - повторяет за мной телефонист на огневой позиции.

- Батареею!

- ...еею...

- залпом...

- ...алпом, - как эхо звучит в трубке.

- Огонь!!

- огонь, - отчетливо повторяет эхо. Громовой залп батареи, Потом второй. Третий. Снаряды летят через могилу Кувыкина, ложатся на передний край врага.

Полк, оказавшийся в беде, вышел из окружения. Мы отвлекли часть сил противника, а полк атаковал участок слева сзади, где двое суток назад мы проходили под огнем. Подразделение немцев, выставлявшее ночью дежурного пулеметчика, выбито с тыла.

Артиллеристам приказано отойти на прежние НП. Мы возвращаемся как домой, побывав в недальней, но опасной "командировке".

Выслушав информацию лейтенанта Романова, собираюсь отоспаться. Тишина и покой в землянках основных НП, покой и тишина относительные, конечно, но чем-то все же надежные и пригодные для отдыха.

С белесого неба падают снежинки. Они то оседают отвесно, то планируют вправо, влево, колышущейся вуалью мягчат черноту покинутого леса. Свежий снег, как марля из индивидуального пакета, бинтует раны земли - воронки от разрывов, пятна блиндажей, незарастающие шрамы окопов.

Только сейчас я вспоминаю, что идет уже тысяча девятьсот сорок четвертый год. Первые числа января.

Январь 1944 г. Под Витебском

Три десятка километров до Витебска, а мы толчемся в лесах с прогалинами, с редким опустевшим полуразрушенным жильем, теряя людей и материальную часть. Здесь мы полуслепы, хотим вырваться из лесов, очистить их от супостата новым рывком в сторону Витебска.

На переднем крае бывает полковник Томилин, командующий артиллерией 83-й гвардейской. Этого бесстрашного полковника можно увидеть везде, где размещаются подчиненные ему средства. Его папаха из серого каракуля с зеленым верхом мелькает то в одной, то в другой траншее.

Сегодня полковник не один, с ним прибыл Молов. Они оставили "виллис" на опушке соснового леса и направились к "передку". Томилин свернул к позициям батальонных сорокапяток, а Молов идет к нам. Я отправляю разведчика Загайнова в землянку.

Встреча - редкая.

- Кем ты сейчас - все помощником у майора Радостева?

- Радостева нет. Он исчез летом, 12 июля. Пропал без вести, видимо, погиб.

Мы коротко вспомнили события прошлого лета, своих ребят - кто убит, кто ранен. Из девяти выпускников Томского артучилища, пришедших в полк, остались в строю мы двое да капитан Ильин. А бывший комбат Маркин командует третьим дивизионом и получил звание майора.

Молов смотрит на меня неопределенно:

- Ладно. Показывай, чем богат.

Я показываю.

Молов смотрит в стереотрубу на объекты воздействия четвертой батареи. Потом знакомится с записями и расчетами, справляется о готовности.

- Поторопись. Завтра начало. Желаю успеха, - он протягивает руку.

- С кем имел честь вести беседу? - с опозданием спрашиваю я.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});