Бабушка не умерла – ей отключили жизнедеятельность - Михаил Эм

Мужчина (взглядывая на дверной проем, втягивающий в себя очередные души): В то место, которое по христианской теологической традиции именуется адом и раем…

Гера: Ага.

Мужчина (подтягивая штаны): Вплоть до Страшного суда.

Гера: Короче, надолго. Ясненько. Вы мне не поясните, каким образом происходит распределение?

Мужчина: По итогам прошедшей жизни, разумеется.

Эзотерика довольно единодушна в том, что касается положительных и отрицательных качеств человека: не укради, не возжелай жены ближнего, не убий…

Гера (хмурится): Не убий, вы сказали? А как насчет убийства по неосторожности или, скажем, сокрытия улик? Представим гипотетическую ситуацию: один приятель убил по неосторожности, а другой приятель – из чисто дружеских побуждений, естественно, – помог скрыть улики.

Мужчина: Это вряд ли приветствуется.

Гера: И у людей, виновных в подобных проступках, шансы угодить в ад?

Мужчина: Безусловно, хотя их страдания окажутся несоизмеримы со страданиями тех, кто убивал сознательно. Слышали про ступени ада? Не поручусь, конечно, за каждый отдельный случай – все решают праведники.

Гера: Стоп-стоп-стоп. При чем здесь праведники? Какие такие праведники? Разве распределение происходит не решением (показывает пальцем вверх)… ну, его… (смущенно откашливается)… Создателя всего сущего…

Мужчина: Вы, молодой человек, путаете Страшный суд, осуществляемый Демиургом, с предварительным распределением в рай и ад, выполняемым праведниками. Предварительное слушание осуществляется праведниками, назначаемыми Демиургом.

Гера: Понимаю, понимаю, это вроде присяжных заседателей. Большая загруженность Демиурга текущей работой: создание там новых миров, починка старых… И что же, эти назначенные праведники прокрутят нашу жизнь, решая, кому уготованы вечные муки, а кому блаженство?

Мужчина: Скорее, они будут основываться на наших же показаниях. Праведники – превосходные физиономисты, по ответам способные распознать чистоту души, требуемое для нее местопребывание.

Гера: Они будут задавать вопросы, а мы отвечать? Что-то вроде экзамена?

Мужчина: Почему нет? Философский принцип «все во всем» позволяет реконструировать целое по самой малой его части. Праведнику достаточно выслушать рассказ, к примеру, о вашей кончине, чтобы понять, с кем имеет дело. Именно поэтому – заключаю хотя бы из того, что в дверь втягивается одновременно несколько душ, – слушание происходит одновременно для нескольких человек, связанных общими причинами жизни и смерти. Так проще установить объективную картину.

Гера: Рядом с вами никого нет…

Мужчина (подтягивая штаны): Потому что – на кой ляд они мне сдались? Имманентным эквивалентом трансцендентальности до-бытия…

Гера: Да, да, я понял. А скажите, пожалуйста, разве наша жизнь не записывается на небесах? Ну, вроде как на катушку или жесткий компьютерный диск?

Мужчина: Да где же столько компьютерных дисков взять, чтобы на них вся информация о мироздании поместилась?

Гера: До свидания, вы мне очень помогли.

Мужчина трогает недельную щетину на подбородке и подтягивает тренировочные штаны. Потом впадает в задумчивость, заставляющую окружающий мир эманировать в чистой интеллигибельности. Кому-то может не понравиться, а автору «Начал темной и светлой сторон бытия» и «Экуменистической теодицеи с двенадцатью примечаниями» – самое оно.

Сцена 5

Гера возвращается, переполненный впечатлениями.

Хрюк: Почему так долго?

Гера: Общался с полезными людьми. Знаешь, Хрюк, какая занятная картина вырисовывается? Это не рай, а всего лишь распределитель, причем распределение будет осуществляться некими назначенными Демиургом праведниками. Праведники допросят нас об обстоятельствах гибели и, основываясь на ответе, распределят в ад или в рай. Но не навсегда – только до Страшного суда. А вот на Страшном суде держись: выносить решение будет лично Демиург.

Хрюк: А кто такой Демиург, Гера?

Маринка: Это все равно что Бог.

Гера: Точно.

Хрюк: И если я плохо себя вел, я попаду в ад?

Гера: Ага.

Хрюк заметно раскисает, бормоча:

Хрюк: Зачем же в ад? Мне и тут нормально…

Маринка: Жалко, Витёк вместе с вами не утонул. Идиот проклятый!

Вытирает слезы. В это время несколько неожиданных слезинок скатываются и по толстым щекам Хрюка.

Гера (оторопело): Хрюк, ты чего?

Хрюк: Теперь я попаду в ад. Знаешь, Гера, я никому не рассказывал, это давно было. Я тогда маленький был, ходил в детский сад и там подружился с одной девочкой по имени Катенька. Мы с Катенькой очень крепко дружили, играли в кубики и на прогулках вместе держались. И вот однажды в нашу группу из другого детского садика перевели мальчика по имени Виталик. Я с Виталиком тоже подружился, но однажды – на второй или на третий день нашей дружбы – новый друг спросил меня, зачем я вожусь с девчонкой. Я ответил: «Ну и что, что вожусь?». А Виталик сказал, что мальчику водиться с девчонкой нельзя, потому что над ним будут смеяться. Я послушался Виталика, и когда Катенька подошла ко мне с лопаткой в руке – наверное, хотела поиграть в кулички, – сильно ее толкнул, так что Катеньку упала в песочницу.

Гера: И что?

Хрюк: Я вот сейчас думаю: зачем я толкнул Катеньку в песочницу? Если бы мне сказали, что я попаду за это в ад, я бы не стал толкаться.

Гера: Таких закоренелых грешников, как ты, Хрюк, еще поискать!

Хрюк: Потом, правда, Катенька поднялась на ноги и ударила меня лопаткой по лицу. У меня все лицо оказалось залито кровью, пришлось двенадцать швов накладывать. Правый глаз после этого плохо видит. Но все равно, я ведь первый Катеньку толкнул. Если бы я не послушал Виталика, не пришлось бы мне теперь гореть в аду. Как ты думаешь, а?

Гера: Жуткая история.

Поблизости раздается легкий хлопок.

Хрюк: Гера…

Маринка (всхлипывая): Еще кто-то умер.

Гера: Снова перестаю что-либо понимать. Мужик в тренировочных штанах сказал: рядом находятся души, связанные обстоятельствами общей гибели. Кто к нам в гости пожаловал?

Из темноты земной жизни кто-то к ним направляется. Гера, Хрюк и Маринка, ничего подобного не ожидавшие, наблюдают, затаив дыхание.

Это же…

Душа приближается и оказывается их старым знакомым Витьком.

Хрюк: Ты?

Гера: Витёк, старина, и ты здесь? Сколь радостно средь толпы народной встретить соратника по учебе!

Витёк: А? Что?

Гера (показывая остальным на колбасный нож, торчащий из Витькова живота): Батюшки, тот самый, которым Маринку зарезали. Да что же это такое делается сегодня, прямо какая-то ночь длинных ножей! Кто же тебя так, бедолага, ведь на острове никого из посторонних не было? Неужели Колдобина? Догадываюсь, догадываюсь. Слабые девичьи нер вы не выдержали эмоционального перенапряжения, и Колдобина с криком: «Все кончено, Витя, любимый!» – пронзила тебя кинжалом.

Витёк: Я, когда очухался, смотрю: кругом лес. Пошел вас искать. Гляжу, Колдобина у костра сидит и горько так, безутешно рыдает. Дай-ка, думаю, ее попугаю, а то больно грустная. Подкрался потихоньку со спины, как шутки ради обхвачу ее за плечи, как заору во весь голос…

Гера: Да, представляю радость Колдобиной от такой шутки.

Витёк: …а эта дура возьми, да и ударь меня ножом в живот, зараза. Совсем сбрендила. От неразделенной любви, что ли?

Гера: Или шутка показалась слишком остроумной.

Маринка: Убийца! Убийца!

Бросается на Витька, пытаясь дать ему пощечину.

Витёк (очумело): Ты чего, Марин?

Маринка: Ты хоть помнишь, что сделал, чучело? Ты же меня зарезал!

Витёк: Я? Тебя?

Гера (Хрюку, с печальным философским осознанием собственной правоты): Теперь понял, толстый, отчего с прокуратурой связываться не стоило? Я сразу предупредил.

Хрюк: Ну, не знаю… Так, что ли, лучше получилось?

Маринка (Витьку): Меня! Меня зарезал! Это, по-твоему, кто сделал?

Показывает на кровоточащую дырку в животе, аналогичную Витьковой.

Витёк: Спокуха! Меня самого чуть не пришили.

Маринка: Ах ты…

Снова бросается на Витька.

Гера: Полегче, полегче, однокашники. Разумеется, Маринка недовольна поведением Витька, однако Витёк тоже свое получил, и напрасно он подчеркивает: чуть не пришили. Пришили, пришили, Витёк, и тебя тоже за милую душу…