Четырнадцать дней для Вероники (СИ) - Наталья Алексеевна Мусникова

звучит окрыляющее, а потерять навсегда пугает до судорог. Я передёрнула плечами, поморщилась от резанувшего по ушам лязга цепей. Конечно, можно рассказать Тобиасу всю правду о проклятии, но что это даст? Он не чародей, развеять наложенное на меня проклятие не сможет при всём желании, а кроме того непременно захочет узнать, кто именно меня так проклял. А я не хочу причинять ему ещё большую боль, ведь ничто не убивает сильнее предательства близкого человека. Пусть лучше Тоби и дальше считает меня безжалостной и бессердечной ведьмой, во имя своей неутолимой лютой злобы сгубившей множество людей. Я вздохнула, поджала под себя левую ногу, радуясь тому, что она больше не болит. Нет, Тоби уверен в моей невиновности. Не знаю, почему, откуда, но он ни единого мига не сомневался в том, что к проклятию жителей я не причастна. Честное слово, мне бы такую уверенность, ведь я до сих пор думаю, что это мои попытки развеять проклятие привели к гибели жителей Лихозвонья!

Я пошевелила затёкшими плечами, откинулась назад, уткнувшись головой в холодную, осклизлую стену. А ещё Тобиас меня вылечил, причём, судя по скорости и успешности целительства, потратил на меня язык пламени дракона. Согласитесь, на человека, который тебе абсолютно безразличен, подобные уникальные артефакты ты расходовать не станешь, в лучшем случае лекаря позовёшь. Может, стоит всё-таки рассказать Тобиасу всю правду? Я покусала губу. Нет, всё не стоит, ни к чему вбивать клин в отношения родных людей, пусть даже один из родственников и повёл себя как редкостная скотина. А то, что Тоби стоит знать, я уже рассказала его слуге, довольно занятному юноше, кстати сказать. Не будь у меня магических способностей, я была бы уверена, что этот паренёк — обычный человек, но магия безошибочно определила в нём молодого, недавно вставшего на крыло дракона. Интересно, что юный сын крылатого племени делает рядом с инквизитором? Не самое подходящее для него соседство так-то. А Тобиас знает, что его слуга — дракон? Глупый вопрос, иначе откуда бы у Тоби взялся язык драконьего пламени?

Я выпростала из-под себя левую ногу и села на правую, чтобы хоть немного согреть изрядно заледеневшую ступню. Я не хотела признаваться даже самой себе, но невольно прислушивалась, надеясь услышать приближающиеся к моей камере знакомые стремительные шаги. И шаги действительно зазвучали, но не те, которых я ждала, а шаркающая поступь стражника. Хм, странно, неужели, уже пришло время вечерней похлёбки? Вроде бы ещё рано… Дверь сердито и протяжно заскрипела, явив Ангуса, ревматического старого стражника, который три года назад ушёл в отставку, но после чёрного мора, выкосившего треть жителей Лихозвонья, вынужден был вернуться на службу. Ангус был одним из немногих, кто относился ко мне без лютой злобы, видимо, сидеть дома, слушая бесконечное брюзжание супруги, ему надоело, и он был рад вернуться на службу. Стражник подошёл ко мне и нагнулся над замками многочисленных цепей, сковывающих всё моё тело. Он что, всерьёз думает, что я пыталась их открыть? Интересно, чем? Черенком деревянной ложки для похлёбки или ногтем? Я довольно громко хмыкнула, но Ангус не обратил на меня ни малейшего внимания, с неодобрительным громким сопением освобождая меня от цепей. Хм, это что-то новенькое, неужели меня, против закона, потащат на пытки?

— Поднимайся, касатка, — продребезжал Ангус, с трудом разгибаясь и потирая поясницу, — переводим тебя в другую камеру. Приказ господина инквизитора.

На миг мне показалось, что я ослышалась.

— Что?! — прошелестела я, не узнавая собственного голоса.

— В камеру другую тебя переводим! — закричал Ангус, приблизив свои губы прямо мне к уху. — Приказ господина инквизитора. А ещё велено тебя отмыть и накормить как следует, а то уж больно ты, мать, грязна да страшна!

Тобиас приказал… Он заботится обо мне… Несмотря ни на что, он продолжает заботиться обо мне… Я закрыла лицо трясущимися руками и впервые за долгое время отчаянно разрыдалась, дав волю переполнявшим меня чувствам.

— Полно голосить-то, — проворчал Ангус, неловко хлопая меня по спине, — чай, не на костёр тащат, а в купальню. Пошли уже, сыро тут, да и знобко, я потом опять спать не смогу от ревматизма ентого проклятущего.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я судорожно вздохнула, размазывая слёзы и грязь по лицу:

— Я… помогу вам…

— Ты себе сначала помоги, — беззлобно усмехнулся стражник и сильным тычком направил меня к выходу, — ишь, помогальщица выискалась.

Впервые за долгое, очень долгое время я вымылась в тёплой воде с густой, одуряюще пахнущей травами пеной, расчесала волосы частым гребнем, избавившись от колтунов, и переоделась в чистую из небелёного льна с примесью крапивы рубаху. Растрогавшийся моей искренней радостью от таких простых и повседневных действий Ангус даже выделил мне обрывок ленты, чтобы я смогла заплести косу. Первые маги, создавшие этот мир, как же на самом деле мало надо для счастья! Камера, в которую меня отвели после моего купания, оказалась больше, а самое, главное, суше. У неё даже имелось небольшое окошечко, забранное толстыми прутьями. Я подскочила к этому окошечку, залезла на стоящую у стены грубую лавку, привстала на носочки и прикрыла глаза, с наслаждением ощущая жаркие лучи солнца на своём лице. Солнце… Как же мне его не хватало все эти долгие дни, наполненные тоской и отчаянием!

— Ну, я тебе поесть принесу, а ты тут, стало быть, кхм, обживайся, — буркнул Ангус и ушёл, тщательно заперев за собой дверь.

Поесть? Меня будут кормить? Я спрыгнула с лавки и закружилась по камере в ритме давно забытого вальса, босыми ногами загребая солому, которой был щедро засыпан пол. Боги, как же хорошо! А может, это всего лишь сон, сладкая грёза измученного и утомлённого разума? В таком случае я не хочу просыпаться! Я опустилась на грубое ложе, зарылась лицом в солому, ещё хранящую слабый аромат прогретого солнцем поля, и провалилась в безмятежный, как в детстве, сон.

Проснулась я от того, что кто-то настойчиво тормошил меня за плечо. Для чародейки, кстати, такой способ пробуждения весьма привычен, беда не разбирает, день на дворе или ночь глухая, она валится на голову, словно камень с горы, и человек, если дурное известие сразу его не пришибло, опрометью бежит к магичке, слёзно умоляя о помощи. Вот и мне неоднократно приходилось сначала вскакивать и бежать помогать какой-нибудь поймавшей отголосок древнего проклятия крестьянке и лишь потом просыпаться. Вот и