Великий жулик Большой папа - Валерий Гусев

Лошади согласно стучали копытами по асфальту и мотали головами и хвостами. Казаки дружно грянули свою строевую песню «Галя молодая».

На тротуарах стояли горожане и приезжие и махали нам вслед руками, платочками и шляпами.

Потом мы выехали за город, и лошадиные копыта застучали глухо и мягко по проселку, поднимая густую терпкую пыль.

По бокам тянулись «пашеничные» поля, над головой заливались в синем небе жаворонки. А где-то далеко скрипел коростель.

Так славно было ехать в этой бричке, видеть перед собой хвост лошади и спину казака, перехваченную ремнями, дышать горькой пылью и думать – какие еще удовольствия ждут нас впереди.

…К вечеру, на закатном солнце, показалась вдали станица. Высокие стройные тополя, колодезный журавль, настоящие белые хатки среди вишневых садов и головастых подсолнухов.

Казак Миша забрал нас к себе в хату. Она была очень красивая, как в кино. Внутри было прохладно. Пахло какими-то травами и медом. А пол был настоящий земляной – ровный, чистый и твердый, как асфальт.

– Сидайте, хлопцы, – сказал Миша. – Умаялись дорогой. Сейчас моя жинка вас молочком напоит – и отдыхайте.

– А арбуз? – спросил Алешка.

– Арбуз завтра. А то спать будешь беспокойно.

Мишина жинка, Галя молодая, напоила нас парным молоком с очень вкусным хлебом и с медом и уложила на высокую кровать, где было много-много подушек, почти до потолка.

Я сразу же закрыл глаза, передо мной замаячил пыльный лошадиный хвост и зазвенел в голове жаворонок…

Разбудил нас горластый петух, заоравший прямо под окном.

Мы умылись во дворе ледяной колодезной водой, позавтракали арбузом с черным хлебом – и началась наша станичная жизнь.

Казаки, как только вернулись в станицу, сняли свои лампасы и фуражки и надели синие рабочие комбинезоны. И пересели с лошадей на комбайны и трактора.

Началась уборка. Время не ждет. Мы с Алешкой тоже включились в работу. И несколько дней прожили на полевом стане. В настоящем курене из свежей соломы. Помогали комбайнерам, купались и ловили огромных карасей в светлой речке, ездили верхом и махали шашками.

Мне больше всего нравилось работать в поле, при комбайне. Представьте: стоит стеной золотая пшеница, клонится к земле тяжелыми, налитыми зерном колосьями. Комбайн, как великанская парикмахерская машинка, ползет по полю и стрижет стебли. А из широкого железного рукава над комбайном течет в кузов грузовика непрерывный поток зерна.

Я стою в кузове, по колено в зерне, и деревянной лопатой разравниваю его, чтобы не просыпалось на землю, ровно заполняло кузов. Он набирается быстро, одна машина сменяет другую. А комбайн все ползет и ползет, стрижет и молотит. И солнце над головой яростно пылает. И зерно течет неудержимым потоком. Время не ждет…

День пролетал незаметно. А вечером мы все сидели возле костра, хлебали по очереди вкусную похлебку из общего котла и мирно беседовали.

Над нами расстилалось бескрайнее звездное небо, а вдали полыхали зарницы. А потом мы забирались в шалаш и засыпали под непрерывный оглушительный стрекот цикад.

Славно было. И мы совершенно забыли Котяру, Жорика, Лельку. Не до них было.

Но вот однажды бригадир Петро послал меня с запиской на зерноток:

– Бери Гаврика и – ходу! Найдешь там завскладом Кузьмича. Отдашь записку и с ответом – назад. Аллюр – три креста! Галопом марш-марш!

И я помчался по степи, как разведчик с донесением.

На току, среди гор и холмов золотого зерна, я быстро нашел Кузьмича и вручил ему «пакет».

Кузьмич протер пыльные очки, надел их на нос и сдвинул на лоб. Чтобы не мешали. Прочитал записку и крикнул какому-то парню, сидящему в тенечке на пенечке:

– Эй! Давай-ка живенько на склад. Заберешь там ремни – и во вторую бригаду.

– Еще чего! – лениво отозвался тот. – По такой жаре!

– Давай, давай! – подстегнул его Кузьмич. – Время не ждет.

– Ну вас на фиг! – грубо ответил парень и достал сигареты.

– Тьфу на тебя! Вот навязался! – огорчился Кузьмич. – Как за столом – так первый, а как работать – так нигде его нет.

А мне это «ну вас на фиг!» показалось знакомым. Где-то я уже слышал эту нудную завывающую интонацию.

– Вот что, хлопец, – обратился Кузьмич ко мне. – Знаешь, где склад на центральной усадьбе? Скачи туда, возьмешь ремни приводные. Живенько.

Я кивнул и забрался в седло, наклонился к Кузьмичу и шепнул, кивнув на парня:

– А это кто такой?

– Приблудный, – в сердцах ответил Кузьмич. – Бродяга. Недавно со степи пришел. Вроде он тут жил когда-то. Да в город подался. Георгий его зовут. Но все его за леность Жориком кличут.

Меня словно нагайкой по спине огрели!

– А где он живет?

– Знакомый тебе? – удивился Кузьмич. – Держись-ка, хлопец, от него подале. Хорошему не научит. А живет на хуторе. Рядом с Покровским. Давай, скачи! Время не ждет!

И я помчался на центральную усадьбу. А вечером отозвал Алешку от костра и сообщил ему новость.

– Это тот самый бандит Жорик, который с крыши вагона грохнулся! Нужно папе сообщить!

– Не спеши, – спокойно сказал Алешка. – Никуда он не денется. А последить за ним надо.

И он оказался прав!

Глава XIX

ВРЕМЯ НЕ ЖДЕТ!

При первом же удобном случае мы съездили в Покровское. Проехали мимо хутора. Это была старая мазанка, покосившаяся под гнилой соломой, в одичавшем саду. Сквозь ее давно не мытые окна ничего, конечно, разглядеть не удалось.

Правда, мне вдруг показалось, когда я обернулся, что за стеклом мелькнуло чье-то бородатое лицо. Но скорее всего я ошибся. Жорик жил здесь один. И дома в это время его быть не могло – он где-нибудь на работе спал или обедал.

Мы потихонечку к нему приглядывались. Но ничего особенного за ним не замечали. Кроме крайней лени и громадного аппетита. Мало того, что он съедал в столовой, так он еще и с собой набирал. И хлеб, и котлеты, и вареники. Наверное, даже ночью жрал. За двоих…

– А это правильная мысль, Дим, – сказал вдруг Алешка. – Тебе не кажется, что один человек столько есть не может? Он же не бегемот.

Жорик не был похож на толстого бегемота. Нисколько. Он был больше похож на худого жирафа. Куда же у него все девается? И спит целый день. Все время сонный. Что же он ночью делает?

– Может, он сторожем еще подрабатывает? – предположил Алешка. – Всю ночь не спит. И что-нибудь ест, чтоб не скучно было. Ты, Дим, спроси у Кузьмича. Только осторожно, намеком, понял?

Кажется, да…

Вскоре выдался подходящий случай. Завскладом Кузьмич отбирал казаков для ночной охраны зерна. И я, конечно, напросился.

– Стеречь надо, – пояснил он мне. – Мало ли кто степью по ночам бродит. Лихие люди бывают…

– А я думал, – «наивно» высказался я, – что у вас на току постоянный сторож есть. Вот этот Жорик, все время на ходу спит. Я думал…

– Какой из него сторож? Его самого сторожить надо.

Я, правда, не понял, почему надо Жорика сторожить. Чтобы его, сонного, не украли или чтобы он сам чего-нибудь спросонья не спер? Уточнять я не стал, но информацию к размышлению принял.

И передал ее Алешке, для анализа.

– Все ясно! – сказал юный аналитик. – Днем он спит, потому что ночью бодрствует, сторожит. А жрет он, Дим, много, потому что не один живет. Понял? И я знаю, кажется, кого он сторожит и кормит!

– Ребенка, что ли? – тупо спросил я.

– Котенка! – расхохотался Алешка.

Тут даже я врубился. Но не поверил.

– Ты что? Откуда он здесь взялся?

– Прячется, Дим. В хате своего подчиненного.

И я вспомнил, как мне померещилось бородатое лицо за мутным стеклом. Мог бы и сам догадаться. Раньше Алешки. Ну, не всем же быть героями…

– А как ты догадался?

– Проанализировал, Дим. Помнишь, Жорик, когда с крыши грохнулся, сказал, что домой пошел? Это раз! Котяра – тоже местный, это его историческая родина, он сам говорил. Это два!

– А три? – у меня больше не нашлось слов.

– А три – еще проще. Куда дрезина ночью неслась? На Незамаевку! А мы где?

– Надо папе позвонить, – сказал я. – Он есаулу свой телефон оставил. Срочно!

– Надо, – кивнул Алешка. – Но не срочно. Сначала разведаем, вдруг мы ошибаемся, и этот Жорик просто сонный обжора.

В первую же ночь мы сели в засаду на хуторе. Это было несложно. Вокруг хаты были сплошные заросли. Там слон мог спрятаться – не только два пацана. Один из которых довольно мелкий.

Сидеть в засаде было приятно. Ночная прохлада, луна над головой, цикады стрекочут. И главное – не страшно. В случае чего в этих зарослях нас и с собаками не найдут.

Где-то за полночь послышались шаги. Это шел с работы Жорик, со второй смены. С большой сумкой. Он прикрыл за собой кривобокую калитку, вошел в хату. Окошки ее осветились изнутри. И сейчас же мы услышали разговор. Ну не сам же с собой Жорик разговаривал.

– Подкрадемся, – шепнул мне Алешка.

Подкрались, присели под самым удобным окошком – в нем не было целого куска стекла.

– Дорогой мой, – услышали мы знакомое мурлыканье. – Сколько мы здесь будем сидеть? Доставай лошадей.