Занавес опускается: Детективные романы (Форель и Фемида • Пение под покровом ночи • Занавес опускается) - Найо Марш

В дверь постучали, и Китти вздрогнула. Покойный Морис, со своей чудаческой старомодной деликатностью, всегда стучал, прежде чем войти.

— Да-да! — сказала она.

Дверь открылась, и на пороге появилась Роза. В муслиновом халатике и с заплетенной косичкой она была похожа на школьницу. Как и у Китти, у Розы были опухшие, красные глаза, но даже это — с глухим раздражением подумала Китти — не лишало Розу ее очарования. Китти стало неловко, что она недостаточно заботится о Розе. «Ну, да я и так вся в хлопотах», — равнодушно подумала она.

Роза сказала:

— Китти, не сердитесь, что я к вам пришла. Я не могла заснуть, вышла из комнаты и увидела свет под вашей дверью. Марк привез мне какое-то снотворное из Чайнинга — может быть, дать вам таблетку?

— Спасибо, у меня есть снотворное. Все ушли?

— Да, леди Лакландер с Джорджем уехали, и Окки Финн, кажется, тоже ушел. Хотите, Марк к вам заглянет?

— Зачем?

— Может быть, он вам чем-нибудь поможет, — дрожащим голосом ответила Роза. — Мне он очень помог.

— Вам-то? Конечно! — холодно ответила Китти.

Роза слегка покраснела.

— Все равно, спасибо за предложение. А что полицейские? По-прежнему сидят в кабинете? — спросила Китти.

— Они, наверное, уже ушли. Ведут себя безукоризненно. Мистер Аллейн ведь настоящий джентльмен, Китти.

— Да уж, — сказала Китти и добавила: — Хорошо, хорошо, Роза. Не огорчайся. Я тебе верю.

Тон Китти был добродушен, и, хотя она явно ждала, когда Роза уйдет, та еще ненадолго задержалась. После некоторого молчания Роза заговорила:

— Китти… пока я ждала возвращения Марка… я думала. О будущем.

— О будущем? — повторила Китти и в изумлении посмотрела на Розу. — Настоящего, по-моему, более чем достаточно!

— Нет, об этом я пока думать не могу, — быстро ответила Роза. — Я пока еще не могу думать о папе. Но мне стало ясно, что для вас наступают тяжелые времена. Может быть, вы не знаете… он, наверное, не сказал вам… но…

— Знаю, — устало ответила Китти. — Знаю. Он мне все сказал. Он ведь всегда был ужасно щепетилен, когда дело касалось денег.

Китти посмотрела на Розу.

— Все в порядке, Роза, — сказала она. — Не волнуйся. Скоро я отсюда выметаюсь. Ничего другого я и не ждала. Такие женщины, как я, — загадочно добавила она, — никогда ничего не ждут.

— Но я хотела сказать вам, чтобы вы не беспокоились. Не волновались из-за финансовой стороны дела. То есть… сейчас сказать что-нибудь трудно, и, может быть, нужно подождать и привыкнуть к тому, что случилось, но я хочу вам помочь, — пролепетала Роза.

Потом она быстро заговорила. Казалось, она находится в каком-то опьянении, вызванном полным нервным истощением. Розу покинула обычная сдержанность, ею вдруг овладело стремление излить кому-нибудь свои чувства. Она, вероятно, даже не сознавала, что обращается к собственной мачехе.

— Понимаете, — говорила Роза, — я вот что хотела бы вам сказать. Я недолго пробуду в Хаммере. Мы с Марком обручены.

Китти подняла на Розу глаза, помолчала и наконец произнесла:

— Это превосходно! Я желаю вам счастья. Хотя, по правде сказать, сюрпризом это не назовешь.

— Вы правы, — кивнула Роза. — Думаю, что по нас было нетрудно догадаться.

Ее голос задрожал, а на глаза снова навернулись слезы.

— Папа все знал, — прошептала она.

— Да? — На губах Китти мелькнула улыбка. — Это я ему сказала.

— Вы?

Казалось, только тут Роза заметила, что перед ней — ее мачеха.

— Не обижайся, — сказала Китти. — Это получилось само собой. Я не могла не заметить, что происходит.

— Мы сами ему все рассказали, — пробормотала Роза.

— И он был доволен? Послушай, Роза, — произнесла Китти прежним своим усталым, но доброжелательным тоном, — зачем нам какие-либо недомолвки? Я знаю всю эту историю с мемуарами старика Лакландера.

Роза возмущенно передернула плечами.

— Я не это имела в виду, — ответила она. — Не в том дело!

— Да, — согласилась Китти, — теперь дело не в этом. Что там такое?

Роза вскинула голову.

— Кажется, я слышу голос Марка, — сказала она и пошла к дверям.

— Роза! — громко окликнула ее Китти, и Роза остановилась. — Я понимаю, что это не мое дело, но… Мы все сейчас не в своей тарелке… И все-таки не спеши! «Поспешишь — людей насмешишь», — так бы сказал твой отец. Верно?

Роза посмотрела на Китти с изумлением.

— Я вас не понимаю, — ответила она. — Кого насмешишь?

Роза открыла дверь. Из-за двери появилась холеная мужская рука и закрыла ее ладонь.

— Привет! — раздался голос Марка. — Можно войти?

Роза покосилась на Китти, но та промолчала.

— Ну, конечно, — произнесла тогда Роза. — Конечно, заходи, Марк.

Марк Лакландер в самом деле был очень хорош собой: высокий, смуглый, с волевым ртом, который придавал ему вид настоящего мужчины, — женщины, как считается, против этого устоять не могут. Марк остановился на пороге, держа Розу за руку и глядя на Китти. Роза и Марк действительно были великолепной парой.

— Я услышал ваши голоса, — сказал он, — и вот, решил зайти. Могу я быть вам полезным? Я принес Розе снотворное. Было бы недурно, если бы вы тоже приняли таблетку.

— Там посмотрим, — ответила Китти. — У меня где-то тоже есть снотворное.

— Может быть, все-таки оставить вам лекарство на всякий случай? — предложил Марк.

Он вытряхнул из пакетика пару таблеток на ночной столик и поставил рядом стакан воды.

— Одной вполне достаточно, — добавил он.

Марк стоял перед Китти и заслонял от нее Розу, которая так и осталась у дверей. Китти, вглядываясь в его лицо, громко спросила:

— Это вы нашли его тело?

Предостерегающе подняв руку, Марк оглянулся на Розу.

— Собственно, не я, — ответил он спокойно, — а сестра Кеттл…

— При чем тут эта Кеттл, — раздраженно отмахнулась Китти. — Я хочу знать… ведь я, в конце концов, его жена… что же произошло?

— Роза, — сказал Марк, — отправляйся-ка в постель.

— Нет, Марк, милый, — смертельно побледнев, покачала головой Роза. — Я тоже хочу это знать. Прошу тебя! Не знать — еще хуже.

— Да, — согласилась с ней Китти, — еще хуже.

Марк помолчал, потом быстро ответил.

— Ну, прежде всего: лицо не изуродовано.

Черты Китти исказились, а Роза закрыла глаза руками.

— …и думаю, он ничего не почувствовал, — добавил Марк.

Он поднял палец.

— Ну вот. Его ударили. Сюда. В висок.

— Ударили? — спросила Роза. — И все?

— Висок — очень уязвимое место, милая.

— Так, может быть, это просто несчастный случай?

— Э… нет, боюсь, что нет.

— Но почему же, Марк?

— Это не могло быть несчастным случаем, Роза.

— Но откуда ты знаешь?

— По характеру ран.

— Значит, рана не одна? — спросила Роза.

Марк подбежал к ней и взял ее руки в свои.

— Э… да…

— Но ты ведь сам сказал… — начала Роза.

— Понимаешь, ранений несколько, и все они в одном и том же месте, на виске. Зачем же мне убеждать тебя в том, что это результат несчастного случая, если… если судебный врач все равно установит, что это не так!

Китти, на которую они перестали обращать внимание, проговорила:

— Понятно. — И внезапно добавила: — Извините, но больше я сегодня не выдержу. Вы не обидитесь?

Марк внимательно посмотрел на нее.

— Вам надо успокоиться.

Он привычным жестом нащупал ее пульс.

— Нет-нет, — сказала Китти и убрала руку. — Спасибо, но в этом нет надобности. Я думаю, что Розе следовало бы лечь — иначе она упадет от изнеможения.

— Я с вами согласен, — холодно ответил Марк и открыл дверь.

— Я пойду, — сказала Роза. — Постарайтесь уснуть, Китти!

С этими словами она вышла. Марк проводил Розу до дверей ее комнаты.

— Спокойной ночи, дорогой Марк, — сказала Роза и незаметно высвободилась из его рук.

— Завтра, — сказал он, — я перевезу тебя в Нанспардон.

— Нет… — ответила она. — По-моему, этого делать не стоит. И потом, зачем?

— Затем, что я хочу за тобой присматривать и, кроме того, при прочих равных твоя мачеха для тебя не лучшая и не самая доброжелательная собеседница, — нахмурясь ответил Марк.

— Ничего, — сказала Роза. — Пустяки. Я давно не обращаю на это внимания.

4

Вскоре после рассвета, сидя за яичницей с ветчиной, поданной на завтрак в «Мальчишке и Осле», Фокс, как и было обещано, услышал историю Людовика Финна. Бейли и Томпсон, которые тоже провели остаток ночи в «Мальчишке и Осле», уже отправились поутру на берег реки со своим оборудованием, а из Лондона вот-вот должен был приехать судебный эксперт министерства внутренних дел. День обещал быть теплым и погожим.

— Мне известна история молодого Финна, — рассказывал Аллейн, — потому что история с ним произошла в тысяча девятьсот тридцать седьмом году, как раз когда я служил в особом отделе. В это время сэр Гарольд Лакландер был нашим послом в Зломце, а молодой мистер Данберри-Финн работал его личным секретарем. Стало известно, что правительство Германии ведет с местными властями весьма дружественные и перспективные переговоры относительно железнодорожной концессии. Мы получили информацию о том, что немцы готовятся подписать важный — а для нас губительный — договор в самом ближайшем будущем. Лакландеру были даны инструкции загубить всю эту комбинацию. Он получил полномочия предложить правительству в Зломце превыгоднейшую концессию — предполагалось что эта приманка сработает. Немцы, однако, проведали об этой задумке и поспешно повели собственные переговоры, что вскоре и привело их к удаче. Наше правительство потребовало объяснений. Лакландер понял, что имела место утечка информации, и, поскольку никто другой не имел доступа к этим сведениям, заподозрил младшего Финна, который сразу же раскололся и признался во всем. Как выяснилось, он просто не сумел прижиться в Зломце. История печальная, но заурядная. Явился он туда из своей альма-матер, молоко у него на губах еще не обсохло, трепался он здорово, а вот думать еще не научился. В Зломце он завел себе сомнительных дружков, и среди них, как мы потом установили, затесался один немецкий агент, отличный агитатор. Он вцепился в младшего Финна мертвой хваткой, а тот, купившись с потрохами на нацистскую пропаганду, согласился помочь Германии. Как водится, наши источники информации сами по себе вызывали сомнения: Финна судили на основании того, чем все кончилось, ведь он бесспорно вел себя как предатель. В тот вечер, когда сэр Гарольд получил сверхважную телеграмму, Финн со своим дружком-нацистом отправился то ли к цыганкам, то ли куда-то еще. А телеграмму-то дешифровал именно он. Выходило так, что он выложил своим корешам все до последнего слова. Потом говорили, что он брал взятки. Лакландер устроил Финну выволочку, и тот, выйдя из кабинета, застрелился. Тогда говорили, что он вроде как боготворил Лакландера, и нам казалось странным, что Финн так себя повел. Думаю, что он был блестящим, но психически неустойчивым юношей, к тому же единственным сыном Октавиуса, которого мы вчера видели: конечно, отцу хотелось, чтобы сын восстановил славу этой старой, вымирающей семьи. Кажется, через несколько месяцев после этого умерла мать младшего Финна.