Эликсир для избранных - Михаил Анатольевич Логинов

ему для научной работы? – предположила мама.

– Думаешь, Кончак продолжал заниматься лизатами?

– Может быть. После того как бабушка Ариадна бросила науку, у нас дома эта тема лизатов особенно не обсуждалась, – произнесла мама и начала раздавать карты.

– А почему бабушка Ариадна бросила науку? Если я правильно понимаю, она работала вместе с отцом в ВИЭМе?

– Да, она была аспиранткой, но только не у Павла Алексеевича в лаборатории, а у его друга – профессора Лавренцова, она занималась физиологией мозга…

– Но отец, я имею в виду прадеда, строил на нее какие-то планы?

– Да! Он очень хотел, чтобы она продолжила его дело… И прабабушка хотела…

– А почему же она не продолжила? У нее-то для этого были все данные.

– Несколько раз я спрашивала ее об этом… Но она… ммм… всегда уходила от ответа.

– Ясно.

Хотя на самом деле было ничего не ясно.

В этот момент в комнату вернулась Катька. Она бросила трубку на стол и уселась на свое место.

– Ну, кто ходит? – спросила она.

В тот вечер выиграла мама.

Казань, февраль 1921 года

Однажды утром, приехав в Ветеринарный институт, Павел Заблудовский обнаружил возле двери в лабораторию молодого человека в черном поношенном пальто. Юноша сидел на стуле, запрокинув назад голову, и спал. На коленях у него лежала фуражка с треснутым лаковым козырьком. Шея была обмотана серым шарфом, из-под пальто виднелись поношенные коричневые брюки с обмахрившимися штанинами, на ногах – сомнительные ботинки. Заблудовский несколько секунд рассматривал спящего, лицо этого мальчика показалось ему знакомым. Где-то он его видел, только не мог вспомнить где…

Вдруг молодой человек как-то странно всхрапнул и замотал во сне головой так, словно хотел от чего-то увернуться. Павел Алексеевич протянул руку и дотронулся до плеча незнакомца. Тот вздрогнул, открыл глаза и несколько секунд смотрел на профессора ничего не понимающим взглядом. Заблудовский хотел сказать ему что-то ободряющее, но не нашел что, а вместо этого спросил:

– Что вам снилось, молодой человек?

– Так… Ничего, – произнес юноша низким, с хрипотцой голосом. – Ничего… Я уже и не помню.

Он не стал рассказывать незнакомому человеку, что часто видит один и тот же тоскливый сон. Сон, в котором снова война, в котором он снова в Омске, бежит по узкому проходу между двумя железнодорожными составами. Там во сне ему нужно срочно – очень срочно! – найти свой эшелон, который вот-вот должен отправиться дальше на восток. И он знает, что если не найдет, то случится страшное… И он бежит, бежит что есть сил между бесконечными мертвыми составами и уже знает, что нужного поезда ему никогда не найти…

– Я вас жду, господин профессор, – заявил юноша, вставая со стула.

– Чем же могу быть вам полезен?

– Господин профессор… – вдруг заторопился молодой человек. – Я узнал… Мне сказали, что у вас открылась вакансия ассистента…

– Н-да, и что же?

– Возьмите меня! – выпалил молодой человек. – Пожалуйста!

И он вдруг улыбнулся какой-то детской, обезоруживающей улыбкой.

– А вы, простите, где учились? И вообще, сколько вам лет?

– Двадцать один. Будет, – отрапортовал молодой человек. – Гимназия и один курс университета.

– Какого?

– Казанского.

– По какой же специальности?

– Химик.

«О господи, – подумал Заблудовский, – зачем ты послал мне недоучившегося химика?»

Ассистент профессору вправду был нужен, и вакансия действительно имелась. Должность, прямо сказать, грошовая, деньги мизерные, однако желающих занять ее хватало. Заблудовский был популярен, многие хотели с ним работать. И он рассчитывал заместить вакансию каким-нибудь толковым старшекурсником, а лучше аспирантом с биологического или медицинского факультета. А тут на́ тебе! Этот… птенец. «Придется ему, конечно, отказать, – размышлял профессор, – но как-то деликатно… – Он еще раз окинул фигуру юноши внимательным взглядом. – Нет, конечно, симпатичный молодой человек, но…»

– Как вас зовут? – спросил Заблудовский.

– Извините, что не представился, – подобрался юноша. – Борис Кончак-Телешевич.

Павел Алексеевич вздрогнул.

– Как, вы сказали, ваша фамилия?

– Кончак-Телешевич.

И тут Павел Алексеевич вспомнил сентябрь 1918-го, смерть брата Андрея и маленького солдата, вытянувшегося по стойке «смирно».

– У вас есть семья? Родители?

– Они… – Кончак на секунду замялся. – Они за границей.

– У вас есть еще родственники в Казани?

– Никак нет, – по-военному четко ответил молодой человек.

«Н-да… Трудно тебе придется», – думал Заблудовский.

Вдруг Борис Кончак покачнулся и судорожно оперся рукой о стену. Лицо его, и без того бледное, стало совсем белым.

– Что такое? Вам плохо? – заволновался Заблудовский.

– Извините, профессор, – пробормотал Борис, стараясь взять себя в руки. – Голова немного закружилась…

– Вы когда последний раз ели, молодой человек? – строго спросил Павел Алексеевич.

– Торопился… Не успел позавтракать, – пробормотал Кончак.

– Я спрашиваю, когда ели?

– Третьего дня, – сознался юноша.

– Третьего дня? Понятно… Так, мы сейчас с вами первым делом выпьем чаю. Крепкого, с сахаром… Вы съедите что-нибудь. А уж потом решим, что нам с вами делать. Как вы себя чувствуете?

– Лучше. Честное слово, лучше!

Заблудовский отпер дверь кабинета и впустил Кончака…

Москва, наши дни

Я часто пытался представить, как увижу свою бывшую жену Лену, ну, или хотя бы услышу. «Может, она приедет в Москву, по делу или в отпуск? – размышлял я. – Или пришлет мне приглашение на свадьбу Ксении? Или приглашение на свою собственную свадьбу?» Но все случилось не так. В четверг я услышал, как блямкнуло сообщение в мессенджере. Я редактировал какой-то вялый текст про спасение амурских тигров и рад был сделать перерыв. На дисплее высветилось: «Елена Новожилова. Привет!» Вот так, значит? Привет? Как там было у Блока: «Целый год не дрожало окно, не звенела тяжелая дверь, все забылось, забылось давно, и она…» «И она написала теперь!» – переделал я последнюю строчку четверостишия. После отъезда Ленки в Канаду мы не общались. Она мне не звонила и не писала, я ей тоже не звонил и не писал… Мне было известно, она не вышла замуж, но последнее время встречалась с мужчиной по имени Бен Карни. Информацию мне поставляла дочь. Она называла Бена Веней и писала, что он, в общем, славный малый, хотя и немного занудный…

Несколько секунд я смотрел на экран смартфона, размышляя, не прикинуться ли мне умершим или безвестно отсутствующим. В Москве часы показывали 17 часов. В Торонто было 9 утра. Где она сейчас? Откуда пишет? Из дома? Собирается на работу? Ходит по кухне между холодильником и столом? Быстро глотает кофе? Ставит чашку на подоконник? Одной рукой берет тост, другой набирает сообщения для меня? Сообщение для меня…

«Надеюсь, я тебя не разбудила». Смайлик. Очень смешно!

Или она едет в поезде? Смотрит в окно на проносящиеся мимо районы-кварталы? Или она в такси? А таксист – ямаец с дредами – слушает регги.