Рихард Зорге – разведчик № 1? - Елена Прудникова

О том, насколько велико было доверие Отта к новому другу, говорит следующий случай. Как-то раз подполковника посетил его старый друг, доктор Клаус Менерт, тоже профессиональный разведчик. Во время завтрака присутствовал и Зорге. При незнакомом человеке доктор Менерт старался поменьше обсуждать секретные вопросы, и Рихард, должно быть, почувствовав неловкость гостя, вскоре ушел. Тогда Отт сказал: «Зорге – отличный знаток Японии и мой близкий друг, заслуживающий абсолютного доверия!» Такая рекомендация многого стоила, и больше Менерт от Рихарда Зорге уже не таился. Что же касается секретных вопросов, которые они обсуждали при первой встрече, то нетрудно догадаться, что Рихард вскоре обо всем узнал…

Со временем дружба становилась все более и более крепкой. В апреле 1934 года Отт получил погоны полковника и назначение военным атташе – и, думается, не последнюю роль в этом сыграли его донесения в Берлин, а в этих донесениях не последнюю роль сыграла информация, полученная от нового друга-журналиста. Да, по правде сказать, и аналитические способности военного атташе были несравнимы со способностями серьезного ученого – а Зорге был серьезным ученым, этого никто не отрицает. Если же эти сведения и попадали кому-либо еще, Отта это не слишком интересовало: в конце концов, все журналисты приторговывают информацией, зачем лишать человека дополнительного источника дохода? Не русским же он ее, в самом-то деле, отправляет…

Близость к Отту, покровительство с его стороны играли немаловажную роль в отношениях с другими дипломатами. Вскоре у Рихарда устанавливаются достаточно близкие отношения с военно-морским атташе Венекером, а в дальнейшем – с военными атташе Шоллем, Кречмером, преемниками Отта на этом посту. Естественно, с ними он тоже обменивается информацией. С доверием к нему относится и сам посол Дирксен, который общается с Зорге и использует его сведения – да их, кажется, использует все германское посольство!

Ну и, конечно, «жизнь в стиле казино» продолжается – Рихард по-прежнему много времени проводит в ресторанах с собутыльниками из числа членов немецкой колонии и прочими «нужными людьми». Голова у него была крепкая, и в любом состоянии он контролировал то, что говорит, превосходно – к сожалению, меньше контролируя то, что делает, потому что время от времени ввязывался в драки. Ну, и по части женского пола тоже не промах – японская полиция по ходу слежки насчитала около тридцати женщин, с которыми он вступал в интимные отношения – кроме проституток, конечно. В Японии посещение проститутки не считалось чем-то постыдным или предосудительным – это была неотьемлемая сторона жизни каждого уважающего себя мужчины. Рихарда неплохо знали в «квартале красных фонарей» – и там он, естественно, не секретные документы добывал…

Итак, Зорге получал от Эйгена Отта информацию по японским вооруженным силам и японо-германскому сотрудничеству, а также по Германии. Откуда же он брал информацию, которой с ними расплачивался, и ту, значительно большего объема, которую посылал в Центр? Этим занималась, в основном, японская часть группы.

Весной 1934 года сотрудник осакского отделения газеты «Асахи» Ходзуми Одзаки получил визитную карточку некоего Канити Минами (в роли Минами выступал Иотоку Мияги). Тот сказал, что некий иностранец, с которым Одзаки был хорошо знаком в Шанхае, хочет с ним встретиться. Сначала тот подумал: а не провокация ли это? Но по ходу разговора понял, что речь идет о Зорге, и с радостью согласился. В тот же день вечером они встретились. Старый друг стал вторым большим везением разведчика в Японии. Возвратившись из Шанхая в 1933 году, Одзаки жил в городе Осака и работал в иностранном отделе редакции газеты «Осака Асахи» и в институте социальных проблем «Охара». Но это пока, а в дальнейшем его ждала большая карьера…

В мае 1935 года, спустя неполных два года после начала командировки, Рихард как и предполагалось, был вызван в Москву. Взяв с собой микропленки с последними донесениями, он выехал из Японии в Нью-Йорк. Там ему передали австрийский паспорт на другую фамилию, по которому он и отправился через Францию, Австрию, Чехословакию и Польшу в СССР – пока его подлинный паспорт мирно покоился в тайнике в чемодане, без всяких отметок о пребывании в Советском Союзе.

В Москве Рихарда ожидал не слишком приятный сюрприз. Берзина в Разведупре не оказалось, на его месте сидел совсем другой человек, и, как стало понятно из разговора, не слишком понимающий собственно в делах разведки – зато, правда, специалист в военных вопросах. Это был новый начальник управления С. П. Урицкий, кадровый военный, но не разведчик. Правда, тут же присутствовал старый куратор группы Алекс – Лев Борович.

Рихард пробыл в Москве всего две недели. Он отчитался, сообщил о своих планах, в том числе и о намерении перенести центр работы в германское посольство. Попросил, чтобы Одзаки признали членом группы. В общем, в Разведупре и ЦК пришли к выводу, что резидентура состоялась и можно продолжать работу.

Имелась у Рихарда и еще одна достаточно серьезная проблема. Он был недоволен своим радистом. Все причины недовольства неизвестны, однако одна довольно неприглядная история стала достоянием гласности. Вскоре после своей легализации в Шанхае радистка шанхайской резидентуры Рене Марсо (впоследствии Элли Бронина, жена резидента), получила приказ съездить в Токио и разобраться, что такое происходит с передатчиком «Рамзая». Рация была неисправна, и радист никак не мог ее починить. Рене, закончившая радиошколу, могла не только починить передатчик, но даже изготовить его. Она с немалым риском добралась до Токио, пришла на квартиру, включила рацию… и оказалось, что та прекрасно работает. Когда радиста подвергли допросу, то выяснилось, что он обманывал резидента, а на самом деле просто боялся выходить в эфир. Имя главного героя этой неприглядной истории не названо, но вроде бы у Зорге не было другого радиста, Бернхардт работал с ним с самого начала. Правда, в одной из публикаций мелькает еще фамилия некоего Эриа… Но, как бы то ни было, приехав в Москву, Рихард попросил заменить Бернхардта на кого-нибудь знакомого по Шанхаю, в ком он мог быть уверен и кто мог бы не только передавать, но еще и шифровать радиограммы – шифровка занимала слишком много времени. И ему дали Макса Клаузена.

В Шанхае Макс не входил в ядро резидентуры, да он и недолго проработал с Зорге – в конце 1933 года его направили в Мукден в качестве резидента, а затем, вместе с женой, отозвали в Москву. Несколько месяцев Макс работал инструктором в радиошколе, но потом, по каким-то причинам, был уволен. В отчете от 1946 года он связывает свое увольнение с нелюбовью к нему одного из руководящих работников Центра. «…Так как, видимо, мое имя не пользовалось хорошей репутацией из-за Мукдена, тов. Давыдов недолюбливал меня…» Но на самом деле его отчислили из-за жены, прошлое которой не устраивало кадровиков ГРУ.

Клаузенов отправили на поселение в Республику немцев Поволжья, где Макс до 1935 года работал механиком Краснокутской МТС. Механик в то время был на селе лицом привилегированным. В деревне Клаузенам нравилось – приличный заработок, спокойная жизнь, без постоянного риска, без грозящих пыток и смерти. Поэтому, когда Максу пришел вызов из Москвы, он сделал вид, что ничего не знает, и не поехал. Но через неделю – срочная телеграмма: «Немедленно вернуться в Москву». Все. Приказ обсуждению не подлежит. Пришлось сниматься с места.

Итак, Макса и Анну вызвали из их деревни. Клаузен отправился в Токио первым, еще в 1935 году. Убедившись, что все благополучно, Анна присоединилась к мужу. Свое русское происхождение она скрыла, пользуясь тем, что «в наследство» от первого мужа ей досталось финское гражданство. К счастью, в Токио финнов не оказалось. (По-видимому, жители этой маленькой страны не стремились перемещаться по миру, ибо Разведупр ее вообще «любил», и наши разведчики часто отправлялись за границу с финскими паспортами.) Приехав в Японию, она снова «познакомилась» с собственным мужем, и вскоре Клаузены еще раз «поженились».

В Токио, Анна естественным образом вошла в немецкую колонию, завела знакомства с женщинами, что тоже было небесполезным. Впоследствии она вспоминала: «Не чуждаясь немецкого общества внешне, мы стали его членами. Я завела знакомства с немецкими женщинами. Они часто устраивали различные благотворительные мероприятия в пользу немецких солдат. Я вынуждена была принимать в этом участие, и это дало очень много для упрочения нашей легализации. Меня принимали за постоянную немку. Как-то председательница немецкого женского общества фрау Эгер спросила меня, почему я не имею детей, и посоветовала обзавестись ими, так как „нашей стране“ нужны дети, они будут иметь счастливое будущее. Это подтвердило лишний раз, что они считали меня своей».

Макс жил в Японии под видом коммерсанта, и далеко не номинально. Едва прибыв в страну, он завел себе мастерскую по продаже велосипедов, но торговля не удалась. Тогда он стал торговать светокопировальными аппаратами и материалами для них – заодно используя свои аппараты и для разведки. Через пять лет фирма «М. Клаузен Shokai» имела капитал в 100 тысяч иен, из которых 85 тысяч принадлежали самому Максу. Кроме того, он открыл еще филиал в Мукдене, в Маньчжурии, как бы совершая финансовые операции за границей, и теперь имел прикрытия для того, чтобы получать деньги из других стран. Впрочем, Центр не имел ничего против «самообеспечения» заграничных резидентур – чем больше они заработают на месте, тем меньше денег будут спрашивать с Москвы.