Грозный Шторм - Алика Фортис

трудом, но посмотрела в лицо капитана.

А тааам… И тьма-тьмущая, и пожарище. Пекло.

– А я на дверь шнурок повесила. Никто не зайдёт, – промямлила, чуть ли не заикаясь.

И тут же пожалела.

– Ну и на хрена ты это сказала? Провоцируешь, маленькая заноза? – кажется, своими последними словами я сорвала чеку с выдержки нашего капитана. Иначе я не знаю, как объяснить то, что произошло дальше.

В пару решительных шагов он преодолел разделяющее нас пространство. Обхватил рукой затылок и дёрнул на себя.

Я только «ойкнуть» успела. И выронила на пол всё, что держала в руках.

Кажется, у меня колени подогнулись, когда губы капитана накрыли мои. Нетерпеливо, жадно, с напором. Целовал меня так, как никто не целовал. Так, что душа от тела отделялась.

А я… а я и не думала брыкаться, сопротивляться или уж тем более возмущаться.

Приоткрыла губы, впуская в рот его язык, и крепко обхватила ладошками обнажённые плечи. Касалась руками его чуточку влажной кожи.

И будто разрядом тока прошибло, когда Шторм зарычал и прикусил за губу. Все двести двадцать. От макушки до кончиков пальцев.

Глава 13.

Максим

Вот что значит: умереть и воскреснуть. И именно это со мной сейчас происходит.

Целую пухлые губы, трогаю желанное тело и просто дурею. В мозгу вспышки. Искрит, коротит, замыкает.

Мне бы в руки себя взять, отпустить Аню. Да не так это просто, как может показаться на первый взгляд. Как взять в руки себя, когда хочется держать её. Гладить, трогать, сминать.

Я так долго держался, что когда дорвался, уже не оторвать от неё.

И она та ещё чертовка. Язычок свой дерзкий подключила. Ничуть мне в напоре не уступает. Я веду, она подчиняется и позволяет.

От ощущения, как в кожу ногтями впивается, кровь кипит и разгоняется по венам с удвоенной силой.

Провёл ладонями по спине, пояснице и, не прерывая поцелуя, сжал упругие ягодицы.

Твою маму! Как давно я мечтал примериться ладонью к этому раю для грешников. Руки чесались, сколько приходилось себя в узде держать. А сейчас вроде как можно. Сжимал округлую попку, а сам чуть ли не урчал в голос. Капец меня повело. Просто волной накрыло. Накрыло и смыло к хренам.

Член болезненно изнывал. Колом стоял, натягивая полотенце, которое вот-вот свалится на пол. А может, и хрен с ним, пускай падает? Никаких помех.

Отрезвило только то, что за дверью душевых послышались шаги. Да, зайти не зайдут. Как сказала Аня? Там на ручке шнурок? Шнурок, мать его етить. Смешно.

Но тем не менее не буду же я нагибать девчонку, пока за дверью уши? Да и не дикий же я. Хотя это спорное утверждение, конечно. Уже сам ни в чём не уверен.

Мысленно отвесил себе пару смачных оплеух и оторвался от губ Ани. Я-то оторвался, а она за мной следом потянулась. Словно не желала прекращать.

– Т-ш-ш. За дверью кто-то есть, – говорил негромко, продолжая тискать попку.

– А? О-о…, – тут же отвела взгляд и густо покраснела.

Немного рассеянная, словно дезодорированная. И такая милая.

У меня сейчас было два варианта. Или продолжать, забив на нормы приличия, субординацию и здравый смысл. Или резво рвать отсюда когти, потому что чем дольше я нахожусь рядом с ней, тем менее адекватным становлюсь.

Чисто на волевых оторвал ладони от её упругого, округлого магнита и сделал пару шагов назад. Отошёл на такое расстояние, чтоб нельзя было протянуть руку и сгрести девчонку обратно в охапку.

Оба молчали. Только дышали как паровозы. Тоже оба.

Аня на меня вообще не смотрела. Только, нагнувшись, подняла с пола свои вещи и прижала их к груди.

Я тоже не торопился языком трепать. Умылся ледяной водой, взял свои вещи и, не дожидаясь, пока спадёт стояк, вылетел из душевых. Прямо так, в полотенце. Только причинное место под ним шмотками прикрыл.

– Не понял, – преградил мне дорогу Ромыч. – А ты, кэп, тут что забыл? – переводил взгляд то на меня, то на душевые.

– Рома, иди на хер! – я тут же взвился. Сам не понял из-за чего. – Я тебе не пацан, чтоб отчитываться, как перед батей.

– Не пацан. Но Аня там? – видимо, красная хрень на дверной ручке слишком говорящая.

– Там, – наградил его не менее суровым взглядом, что и он меня. – Так что советую туда не заходить. Иначе пиздец тебе, Рома.

Вот ни хрена не шутил. Всё, что касается Ани, на хрен убивает во мне чувство юмора. Слишком остро реагирую, слишком быстро завожусь. Да всё, блин, слишком!

– Понял, товарищ капитан, – процедил сквозь зубы.

Остаётся только догадываться, какого лешего он так эмоционирует. Запал на неё? Такой итог не удивителен.

Да что там говорить? Если я сам поплыл. И как бы Ромыч ни бесился, для него там без вариантов. Почему? Потому что этот вариант я присмотрел для себя.

Долго приглядывался. Долго взвешивал. Не менее долго отрицал. Но, блин, против правды не попрёшь. Кого я обманывал? Себя?

Всё же не зря говорят: женщина на корабле – к несчастью. Вот она, моя персональная погибель.

Скрутило так, что ни спать нормально не могу, ни есть.

Впервые в жизни так на девушке перемкнуло. Даже на бывшую жену в начале отношений такой реакции не было. А тут просто навылет.

Я ведь сначала злился на неё. И на себя.

На неё, что так и осталась на судне. На себя за то, что уже тогда заподозрил неладное в своём к ней отношении.

Утром встаю, думаю об Ане. Днём делами занимаюсь, думаю о ней же. Вечером та же фигня. Я, наверное, скоро собственноручно на корпусе судна краской её имя накатаю.

А ночью… Ночью меня вообще основательно клинит.

Ещё немного и начну ей в стену членом азбуку Морзе выстукивать. Три коротких, три длинных, три коротких. SOS, Аня, SOS.

Но дело ведь не только в похоти. И пусть её хоть отбавляй. Меня на ней в целом повело.

Мне хотелось её видеть. Знать, где она и что делает. Всё ли у неё в порядке. Наблюдать, слышать.

В какой момент меня так шарахнуло? Вот вообще не вспомню и не пойму.

Просто жил себе, жил. Проблем не знал. А потом проснулся одним утром и понял, что всё, приплыли.

Бывает ли так? Похоже, бывает. Я и не знаю, радоваться или нет.

Вообще сейчас, когда вернулся в свою каюту и пока размышлял, малость встрепенулся.

Вспомнил, как целовал Анюту. Как губы её ловил вместе