ТАЙЛАНД — СТРАНА БЕЗ ТАЙН? ТАЙСКАЯ ПРИРОДА И ЦИВИЛИЗАЦИЯ - Виталий СЕМИРА

В эти развалины продаются билетики, как и в еще один храмовый комплекс XV века рядом с Махататом: ВатРатчабурана, где сохранился большой кусок стены с проходом, и ступа, как в храме Пра Раме. В центральной части города и за рекой есть и ряд не столь знаменитых бесплатных развалин: порой рядом с ними находятся современные храмы. Мы видели безверхую ступу, окруженную по периметру скульптурами львов: а рядом был современный храм с изящными золотыми крышами, с традиционным образом трех Будд, десятиступенчатым зонтиком, маленькой статуей изумрудного Будды, большим изображением головы Будды, а впереди — темной статуей женщины-Будды под стеклянным колпаком. Перед алтарем стоял кораблик и две большие свечки.

Курсируя между центральными развалинами, мы встретили слонов: они катали туристов (за 1200 бат: в Аюттхае — обычные туристские цены). Сияна покормила маленького слоненка, который стоял поодаль со своей мамой, а я погладила другого слона, который привлекал посетителей, стоя всеми четырьмя ногами на тумбе, как в цирке. Он дал взять себя за хобот. Кататься на слонах мы не стали: нас вполне устраивали велосипеды. На велосипедах мы объехали достопримечательности центра довольно быстро, и потом пересекли реку, чтобы посмотреть и другие места.

В западной части за рекой была видна большая белая ступа, а над рекой приятно смотрелся новый храм. В нем мне запомнился макет дерева, увешанного деньгами — на котором, кроме денег, были подвешены еще три куколки духов с темными лицами (может, души умерших или какие-нибудь проголодавшиеся духи буддизма — выяснить было не у кого). В новых храмах всегда была питьевая вода, мы пользовались этим и даже умывались. Среди развалин Аюттхаи было очень жарко, в новых храмах удавалось посидеть в прохладе и в тени.

Тайский стиль, который демонстрирует уже архитектура Аюттхаи — новый, по сравнению с цивилизациями Китая и Индии и даже соседней Камбоджи. При этом очень самобытна высота и остроконечность средневековых сооружений Таиланда, напоминающих готические острия храмов западной Европы (примерно того же времени создания). Правда, если для Европы — это древность, то для юго-восточной Азии Таиланд — молодая цивилизация, по сравнению с духом неизменной в тысячелетиях культуры Китая. И тем более с дохристианской и добуддийской Индией, насыщенной памятниками времен до нашей эры, духу которой — как минимум 7 тысячелетий (начиная с культуры Джармо).

(А с нашей страной тоже сложно сравнить: Таиланд древнее ее. Но если он выглядит столь юным, сколь молод на самом деле дух Россия! несмотря на нашу водолейскую претензию знать все лучше всех. Мы не наследники развалин римской цивилизации, как Европа, и до сих пор жители природы, куда все русские постоянно норовят улизнуть — но это не так плохо. Природы в городах Таиланда не хватает — и развалины хорошо заменяют ее.)

Древние развалины за рекой — по всему периметру, но наиболее характерные — в основном в восточной части Аюттхаи. У совсем старых руин, не обнесенных остатками каменных стен, бродят лошади и коровы, и вездесущие собаки. Этот, уже не городской, пейзаж естественно дополнял алтарь под открытым небом, с Буддой-женщиной, перед которой склонились слон и обезьянка (по дороге в Ват Аюттхая). Этот частый скульптурный сюжет откровенно ведет начало из Индии. Слоник — это изначально Ганеша, а обезьянка — Хануман, и оба они имеют отношение к женскому персонажу: первый изображается рядом с Парвати и Шивой, второй часто изображается у ног Ситы и Рамы. Но в буддизме эти женские образы слились в один, и сюжет упростился: боги-животные служат человеку (которой возвышается над богами, поскольку лишь человеку среди всех живых существ дано достичь просветления и освобождения).

Наиболее примечательный храм восточной части — Ват Йай Чай Монгкон. Тут мы еще раз повстречали отдыхающего Будду — который лежит под открытым небом, укрытый желтым буддийским покрывалом. Посреди развалин и ступ — типичный Тайский храм со множеством различных золотых изображений Будд на алтаре, разной формы и размера (наиболее выделяется Будда в золотой ауре, образуемой драконами). Посредине высокой центральной ступы — ниша, к которой ведет каменная лестница, во внутреннем помещении — колодец, и вокруг восемь Будд-женщин. Напротив ступы — еще один храм с Буддой, подобным даосскому божеству с огромным животом: мы видели такого не в первый раз — и рядом с ним животные, объединенные общей с ним темой обжорства — свинки. Но в буддизме ко всем животным хорошее отношение. На границе храмового комплекса — кусты, подстриженные в виде слонов и других животных. И, как везде, в развалинах растут деревья.

Как всегда, я пыталась непосредственно расшифровывать символику храмов старой столицы. Колодец ассоциировался у меня с индоевропейским мифом о Трите — третьем брате-жертве, который отправляется в иную реальность: погибает и воскресает, обретая дары бессмертия. Из колодца лучше видны звезды: когда погружаешься глубоко, открывается смысл вещей. Восемь Будд вокруг колодца — хранители тайны этого погружения. Восемь — очень устойчивое и женское число. А в древней символике — число солнца: множественность его лучей. Это новое число (его название в англ. и нем. языках происходит от слово "новый"): более новое, чем семь — поэтому по отношению к дням недели это преображение.

Образ старой столицы ассоциировался у меня с символическим восприятием как прежним разумом: прежним способом объединения людей. В ней были уже все те архитектурные формы, которые украшали новую столицу — Бангкок. То, что они оставались развалинами, ничуть не портило их внешний вид, именно за счет их вертикальности. И потом, когда меня спрашивали, восстанавливают ли тайцы свои развалины, я с удовольствием отвечала, что нет! Они почитают их и в таком виде, и может именно потому, что они их не трогают, находиться среди них так приятно. Через них ощущается аромат веков.

Символика — крыша нашего разума, хранящая его от разрушительных истин. А можно сказать наоборот: если знание кажется разрушительным, то оно — от лукавого, формулировка его — заблуждение, а не отражение реальности. Вещи же — это всегда то, что есть. Только из этого не следует, что их надо производить и покупать в огромных количествах, как это делает современный мир. (Хотя люди, конечно, живут в своей привязанности к вещам — и они счастливы.) Но если посмотреть на вещи непредвзято, символическое переобозначение вещей рождает интерес к всеобщей панораме разума. И еще это способ хранения энергии. Наделение слов и формы вещей символическим смыслом обнаруживает культурный способ посвящения в духовное знание. Осуществить синтез духовной и бытовой, внутренней и внешней жизни — повседневного восприятия с его красивыми культурными, в том числе и религиозными формами, — в этом есть смысл, хотя пока общий корабль переправы сознания к новым берегами слишком накренен в сторону быта.