The Intel: как Роберт Нойс, Гордон Мур и Энди Гроув создали самую влиятельную компанию в мире - Майкл Мэлоун

Множество людей, встречавшихся с двоими великими – Нойсом и Джобсом, пытались сравнивать свои ощущения, возникавшие в обществе того и другого. Наверное, не случайно желание сравнивать вызвал именно Стив Джобс, последователь Роберта Нойса с еще более известной «областью искажения реальности». Обаяние Нойса было теплым и телесным; Джобса – холодным и эфемерным.

Нойс заставлял вас чувствовать, что могут быть исполнены важные, жизненно необходимые вещи, если бы каждый мог раскрыть свою храбрость, не обращать внимания на риск и двигаться вперед к трудной, но достижимой цели – и посмеяться на пути к ней. Нойс заставлял вас чувствовать, что хотя он будет главенствовать, это будет только потому, что он лучше подходит для этой работы, а вы – вы лучше подходите для своей.

Стив Джобс предлагал вам изменить мир, принять его видение как свое, присоединиться – если он признавал вас достаточно сто́ящим. Он как бы звал вас в круг избранных для создания безупречной, идеальной новой реальности… Но вы осознавали, что если станете колебаться, если покажете себя нестоящим или каким-то другим неизвестным способом рассердите Стива Джобса, то будете выброшены, оставлены и позабыты.

Разница между ними лучше всего уловлена в фотографиях: у Боба Нойса – широкая улыбка, а у Стива Джобса – улыбка небольшая, понимающая.

Что удивительно, в то время как «зона» Джобса охватывала миллиарды людей, перспективы, которые хотел воплотить Нойс, были гораздо более обширны. Джобс едва ли хотел, чтобы весь мир обладал компьютерами его компании; Нойс желал объявить начало цифровой эпохи. В легендарном телевизионном интервью о его изобретении интегральной цепи, которую Нойс назвал «вызовом будущего», он неожиданно повернулся к камере и, направленно адресуя слова миллионам людей в своих домах по всей стране, сказал: «А теперь давайте посмотрим, сможете ли вы это превзойти», – и улыбнулся. От кого угодно это могло бы показаться надменным, но, исходя от Боба Нойса, эти слова воплощали уверенность, дружеское предложение одного соперника другому переплюнуть его недавний рекорд. Боб Нойс был рад разбить вас в пух и прах – он жил ради соревнования, до такой степени, что это часто ставило и его, и других в рискованные положения, – но после того как он справлялся, он помогал вам встать, хлопал по спине и говорил, как хорошо вы держались.

Большинство из этих черт проявилось еще тогда, когда Боб был мальчиком. В детстве Боба произошла интересная история, когда он в возрасте пяти лет начал играть в пинг-понг со своим отцом и – выиграл. Он бурно радовался своей победе, пока его мать не сказала: «Не правда ли, прелестно, что папочка позволил тебе победить?» Яростный маленький Бобби Нойс крикнул матери в ответ: «Это не просто игра! Если ты собираешься играть, играй до победы!»

Эта история говорит многое о добром, но неудачливом отце, о подавляющей матери, пожелавшей быть немного жестокой, чтобы подчинить себе момент, и удивительно талантливом и спортивном маленьком мальчике с волей к соревнованию большей, чем у обоих родителей.

Бобу было всего шесть недель от роду, когда семья собралась и уехала в Атлантик (Айова) – маленький городок в западной части штата, примерно на полпути между Дес-Мойнесом (Айова) и Омахой (Небраска). Это была учрежденная конгрегация из примерно двухсот человек, и новому духовному служителю и его семье предоставили меблированный дом, который даже включал в себя кабинет для научной работы Ральфа Нойса и подготовки к проповедям.

Впрочем, благоприятной жизнью это не было. Перебирая страницы прошлого, Боб Нойс скажет: «Моим самым ранним воспоминанием этого периода была Великая депрессия. Церковь не платила отцу денег, прихожане снабжали его продуктами».

Нойсы были классической семьей пастора. Ральф утро субботы проводил за подготовкой к проповедям, которые читал весь день воскресенья. Харриет, в полном соответствии своим привычкам, стала тем знакомым типом пасторских жен, которые вступают в каждую жизнеутверждающую религиозную группу и группы саморазвития в городе. И, конечно же, она постоянно присутствовала в церкви всю неделю, но особенно по воскресеньям.

От старших мальчиков Нойсы ожидали (как легко предположить), что они станут частью социальной и служебной жизни церкви – не только помогая по мелочи, но также участвуя в различных субботних школах, клубах и группах, занимая свободные роли в церковных постановках. Когда подрос Боб, эти ожидания стали относиться и к нему.

Конечно, из-за того, что они были сыновьями пастора, от детей Нойса ожидали того, чтобы они были если не ангелами, то хотя бы держались от греха подальше. Они так и делали до тех пор, пока Боб не подрос. К счастью, преподобный Нойс большую часть времени находился дома и легко мог оторваться от работы, чтобы поиграть.

Эта спокойная жизнь продолжалась до 1935 года, когда Бобу исполнилось 8. Появились первые звоночки о том, что приближаются тяжелые времена. Рухнувший рынок акций был всего лишь одним из самых далеких надвигающихся бедствий, но к 1932-му его ударная волна – быстрая дефляция, массовая безработица и удушающая бедность Великой депрессии – обрушилась на Средний Запад. Цены на сельхозпродукцию упали, потянув за собой и доходы семьи. Пошла волна отчуждений заложенных ферм. В городе розничные торговцы и поставщики услуг, зарабатывающие на жизнь с окружающих ферм, беспомощно смотрели, как их прибыль падает. Затем случилось знаковое событие Депрессии – местные банки, перегруженные невозвращаемыми кредитами, страдающие от уменьшения счетов и недостатка компенсаций для покрытия этих потерянных займов, начали закрываться. Последнее часто ставило городских жителей в еще более отчаянное положение, чем фермеров.

Это касалось и Нойсов. С относительно безопасной работой и субсидируемым домом, они, по большей части, не страдали от первых волн экономического спада, хотя Ральф потерял половину своей зарплаты, а его офис закрыли. Но тут рухнул местный банк, забрав с собой деньги преподобного Нойса, которые он взял взаймы со своей страховки, чтобы оплатить рождение четвертого ребенка, Ральфа Гарольда. Нойсам пришлось обратиться к тем денежным запасам, которые они отложили на образование своих детей.

Теперь жизнь сильно отличалась от того комфортного мира, который помнил Бобби Нойс, будучи маленьким мальчиком. Теперь ему приходилось привыкать к бродягам, постоянно появляющимся возле двери (без сомнений, дом Нойсов был будто отмечен обведенным крестом как место, где легко дают милостыню), просящим еду, работу или место для того, чтобы переночевать. Как жена служителя церкви, Харриет Нойс часто чувствовала свой долг предоставить и еду, и работу, и ночевку – в бывшем курятнике. Бобби также привык к тому, чтобы делить дом с незнакомцами, так как церковь давала работу обедневшим членам паствы, в то время как семья Нойсов обеспечивала уход за их детьми. Тем временем зарплата Ральфа Нойса продолжала падать, а затем и вовсе исчезла. К середине 1935 года церковь уже 5 месяцев находилась в долгах и была вынуждена платить пастору в натуре. Бобби Нойс помнил продукты и ветчину, которую приносили в дом; он был слишком юн, чтобы заметить, что зимой печку топили кукурузными стержнями.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});