Никита Хрущев. Реформатор - Сергей Хрущев

Хочу пояснить, почему отец так откровенничал с Мичуновичем, представителем другого, пусть и дружественного государства. Не следует забывать, что одной из инициатив отца, вызвавшей серьезные столкновения с Молотовым, явилось его стремление к восстановлению взаимопонимания с Тито. Но у него не все получалось так, как хотелось. Тито держал дистанцию, постоянно и подчеркнуто демонстрировал свою приверженность политике неприсоединения. Отец не терял надежды уговорить югославов и для этого использовал любую возможность. Письмами многого не добиться, считал отец, он отдавал предпочтение живой беседе. Его собеседником стал югославский посол, человек из близкого окружения Тито, что, естественно, очень важно. Но еще важнее, что Велько Мичунович, человек умный и контактный, отцу нравился. У них установились очень доверительные отношения. На дипломатических приемах отец часами один на один где-то в углу зала беседовал с Мичуновичем. Однажды, не наговорившись, даже предложил подвезти посла на своей машине в его резиденцию в Хлебном переулке. Доехали быстро, а вот «договаривали», сидя в лимузине на десятиградусном морозе, далеко за полночь. В конце концов жена посла не выдержала и пригласила их в дом отогреться за чашкой чая.

Мичунович оказался единственным человеком, которому отец рассказал в деталях о происшедшем.

Хрущев, как пишет Мичунович, почувствовал что-то неладное еще во время их совместного с Булганиным пребывания в Финляндии, но не придал этому особого значения.

18 июня, от часа до двух дня, отец обедал дома. От стола его оторвал телефонный звонок Булганина.

— Никита, приезжай сюда, в Кремль, проведем заседание Президиума ЦК, — с ходу заявил он отцу.

Говорил Булганин необычно кратко и сухо, словно боялся чего-то.

— Николай, что за срочность? — удивился отец.

— Надо обсудить выступления в Ленинграде на 250-летнем юбилее со дня основания города, — ответил Булганин.

— Ну, это мы успеем сделать в четверг. В Ленинград нам ехать только в пятницу, к тому же в прошлую субботу мы уже обо всем условились, кто где выступает, даже сколько времени. О чем нам еще говорить? Я только что освободился от интервью с японцем,[42] ты, наверное, помнишь, главным редактором «Асахи Симбун», а сразу после обеда, в три часа, у меня встреча с делегацией венгерских журналистов, — сопротивлялся отец.

— М-да, действительно, время еще есть, можно все и завтра обсудить, — Булганин явно не знал, что ему сказать еще.

— Вот и хорошо, Николай, я тебе после венгров позвоню, и мы все окончательно проясним. А сейчас извини, у меня суп остывает, — поспешил отец закончить разговор.

Не успел он положить трубку и вернуться к прерванному обеду, как вновь зазвонила кремлевская «вертушка». Отец раздраженно бросил на стол салфетку, поднялся из-за стола и прошел в гостиную к столику с телефонами. Снова звонил Булганин.

— Ну что там еще случилось? — недовольно спросил отец. — Мы же уже, кажется, обо всем договорились.

— Понимаешь, Никита, — в голосе Булганина перемежались привычная неуверенность в себе с несвойственной ему настойчивостью, — тут мы собрались, обедаем в Кремле, все считают необходимым немедленно начать заседание Президиума ЦК.

— Кто это мы? — спросил отец.

— Все, кто здесь обедает, — ответил Булганин.

— Но обедающие в Кремле и Президиум ЦК — это не одно и тоже, — начинал сердиться отец.

— Одну минутку, — торопливо произнес Булганин, и голос его в телефонной трубке замолк на время, пока Булганин транслировал «всем собравшимся в Кремлевской столовой» полученный ответ.

Отец уже понял, что затевается нечто более серьезное, чем обсуждение хода предстоящего празднования в Ленинграде, а следовательно, надо срочно ехать в Кремль, разбираться в обстановке.

— Никита, очень тебя прошу, приезжай, — снова зазвучал в трубке голос Булганина, — все тебя ждут.

Отец сделал вид, что сдается, сказал, что он сейчас дообедает и приедет. В Кремле он застал практически весь наличный состав Президиума ЦК. Импровизированное заседание началось буквально за обеденным столом. Из-за внезапности на нем в тот день присутствовало только восемь членов: Молотов, Маленков, Булганин, Каганович, Ворошилов, Первухин, Микоян, отец и три кандидата в члены Президиума ЦК секретари ЦК: Брежнев, Фурцева и Шепилов. Отсутствовали члены Президиума: Первый секретарь компартии Украины Кириченко, секретарь ЦК Суслов, заместитель председателя Совета Министров Сабуров и кандидаты: Шверник (Председатель Комиссии партийного контроля), Мухитдинов (Первый секретарь ЦК Компартии Узбекистана), Козлов (секретарь Ленинградского обкома), Жуков (министр обороны).

По сложившейся практике, на рутинные заседания Президиума ЦК собирались только те его участники, кто в тот день находился в Москве. Остальным документы рассылались для ознакомления, а если требовалось, то для заочного голосования «опросом».

18 июня в Киеве Кириченко на Пленуме Украинского ЦК докладывал по вопросам сельского хозяйства. Сабуров возглавлял советскую делегацию на заседании Исполкома СЭВ в Варшаве. Суслов, еще в конце мая ушел в отпуск. Шверник представлял Москву на праздновании 400-летия добровольного вхождения Башкирии в состав России. Жуков уехал в Солнечногорск. Козлов по уши увяз в организации мероприятий по случаю 250-летнего юбилея Ленинграда. На самом деле 250 лет исполнилось в 1953 году, но в год смерти Сталина было не до юбилейных торжеств. Козлов предложил отметить задним числом, празднество наметили на 22 июня, ожидали приезда на них чуть ли не всего Президиума ЦК.

Секретарей ЦК, не членов и не кандидатов в члены Президиума — Аристова, Беляева и Поспелова на заседание вообще не позвали. Их и раньше туда без конкретной надобности не приглашали.

Не успел отец сесть на свое обычное место за обеденным столом, как Молотов набросился на него с упреками. Его «возмутило», что Президиум ЦК не рассматривал и не утверждал тезисы-призывы по случаю юбилея Ленинграда.

— Все-таки здорово вы запрятали ленинградские тезисы, — упрекнул он отца.

Это «вы» резануло слух. Они с отцом уже три года, как перешли на ты и, несмотря на все столкновения и разногласия, не изменяли формы обращения друг к другу.

— Что это ты, Вячеслав, вдруг на вы перешел? — не удержался отец.

Оказалось, что Молотов обвиняет в «сокрытии» тезисов не одного отца, но и его «сообщника» Микояна.

— Но ведь мы никогда не утверждали подобные документы, ни при Сталине к 800-летию Москвы, ни недавние, посвященные 400-летию Башкирии, — удивился отец, — это дело обкомов. И вообще, ленинградские тезисы газеты опубликовали еще в апреле, а сейчас июнь на дворе.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});