G.O.G.R. - Анна Белкина

Садальская — Эмма начала впадать в истерику, рыдать, застучала кулачками по жёстким нарам.

Услыхав сие сногсшибательное признание, Ежонков остановил восторженное вращение на одной ножке и едва не повалился на спину. Синицын, молча, хлопал глазами. Даже сам прагматичный милицейский начальник застыл на время, огорошенный сенсационным заявлением этой странной особы. Только Пётр Иванович, имевший трезвый ум настоящего следователя, не растерялся, а схватил истеричную Садальскую — Эмму за плечи, встряхнул, чтобы сбить истерику и задал ей один-единственный вопрос:

— Как звали профессора Артеррана?

— Его звали Генрих, — пролепетала та чуть слышно. — Он не американец, а австриец, или немец. Гражданство у него было американское, но приехал он откуда-то оттуда, из Европы… Он всегда был похож на верволка…

«Да, у страха глаза велики, — отметил про себя Серёгин. — Ей теперь хоть что покажи… И слизняк станет похож на верволка!». Но всё-таки, одно большое рациональное зерно Серёгин всё же выудил из этого сумбурного рассказа. Фальшивомонетчик по кличке Троица говорил, что Светленко рассказывал ему про какого-то Генриха. И теперь Пётр Иванович, кажется, понял, про какого — про Артеррана! Вот кому служил «король воров»! Недобежкин и Ежонков подумали то же самое, но распространяться об этом вслух при этой Эмме не спешили.

— У него ещё поговорка была… — начала Эмма, желая рассказать всё, что знает. — Я хорошо запомнила её… Он говорил так…

Внезапно со стороны двери послышались два тихих хлопка. Оба глаза Эммы вмиг превратились в две страшные дыры, из которых потекла кровь. Кровь брызнула на стену за спиной несчастной, и заляпала её. Эмма дёрнулась и молча, повалилась на нары.

Ежонков при виде крови упал в обморок. Недобежкин, Серёгин и Синицын, все вместе, они рывком повернулись к двери. Они успели увидеть, как в щёлку между этой тяжёлой стальной дверью и полом скользнула ничья тень.

— Стоять! — Недобежкин сорвался с места, подскочил к этой двери, собрался рывком распахнуть её, но она оказалась заперта снаружи. — Откройте, откройте! — завопил милицейский начальник и забарабанил по металлу двери кулаками, сотрясая её.

Серёгин и Синицын тоже вскочили и мигом оказались у двери.

Флегматичный охранник изолятора не спеша отомкнул замок, приоткрыл дверь и вставился в образовавшуюся щель.

— Что? — сонно осведомился он.

— Брысь! — Недобежкин отшвырнул его, как куклу, и понёсся по длинному пустому коридору, оглашая всё вокруг могучим рыком: — Стоя-ааа-ять!!!!

«Мэлмэн!» — вдруг стукнуло в голову Серёгину, и он выкрикнул это слово, заглушив рык Недобежкина.

— Точно! — милицейский начальник затормозил и стукнул себя по лбу. — К Мэлмэну, чёрт! Чёрт!!!

Серёгин и Недобежкин во всю прыть поскакали к Мэлмэну, а Синицын обнаружил флегматичного охранника в камере убитой Эммы — он стоял и обалдело глазел на её несчастное тело, растеряв флегматичность. Синицын схватил его за воротник и потребовал:

— Ключи!!!

— Ой-вой-вой-вой! — заблеял охранник, перепуганный всем происходящим. — Я я я я я сам открою…

— Быстрее! — Синицын потащил его к той камере, куда был посажен лысый бандит Альфред Мэлмэн.

Недобежкин и Серёгин уже топтались у этой самой двери, и милицейский начальник с нездоровым остервенением тянул на себя ручку, надеясь открыть эту запертую дверь.

— Да, разойдитесь вы! — охранник протолкался к замку и быстро отомкнул его ключом. Недобежкин наконец-то распахнул эту дверь и ворвался в камеру. Альфред Мэлмэн лежал на полу с простреленным лбом, а его сокамерники сидели на нарах с отупевшими лицами и с животными глазами.

— Чёрт! — выплюнул Пётр Иванович, поняв, что они лишились и этого важного свидетеля.

Недобежкин схватил за мятый ворот первого попавшегося обитателя камеры — отпетого и отпитого тощего мужичка — притянул его к себе и заревел ему в лицо:

— Кто это сделал???!! Кто здесь был??!!

Мужичок заплескал «ложноножками», раскрыл рот, наполненный жёлтыми и коричневыми зубами, и заревел в лицо Недобежкину:

— Бе-е-е-е-е!

— Чёрт! — Недобежкин отшвырнул этого «лжесвидетеля» в сторону и вопросил сразу у всех:

— Ну, кто???

«Сельские бандиты» хлопали безумными глазами, раскрывали рты и все наперебой кричали:

— Ме-е-е-е-е!

— Бе-е-е-е-е!

— Му-у-у-у!

— Бесполезно, — констатировал Пётр Иванович. — «Звериная порча».

— Как он сюда попал?? — не унимался Недобежкин, топая ногами и перекрикивая весь ревущий «зверинец».

— Фашистские агенты… — это Ежонков пришёл в себя и притащился сюда на ватных ногах.

— Идёмте к Соболеву, — заключил Синицын, тоже понимая, что допрашивать этих «козлов» и «баранов» бесполезно.

Глава 84. Соболев хватается за голову

Соболев был занят: пытался выпроводить Семиручку из своего кабинета. Семиручко уходить не собирался, а всё сулил полковнику какие-то золотые горы, молочные реки да кисельные берега.

— Выметайтесь, я взяток не беру! — отказывался Соболев. — Или я вас запру вместе с этим вашим… как его?

— Потапов, Потапов, — заспешил Семиручко. — Гаврила Семёнович Потапов. Эти донецкие его несправедливо обвинили! Они схватили его вместо кого-то другого! — настаивал председатель Верхнелягушинского сельсовета, прочно закрепившись на шатком стульчике для посетителей. — А Гаврила Семёнович ни в чём не виноват, он просто наш деревенский плотник. Я могу поручиться за него…

— Не знаю, — процедил Соболев, кося глазом в сторону толстенького Семиручки. — Мне никто ничего не говорил ни про какого Потапова…

И в этот момент кое-как покрашенная в белесый цвет дверь кабинета распахнулась, издав скрип, и из неизвестности возникли те самые «донецкие». Кроме того Недобежкин слышал, как Семиручко расхваливает этого самого Потапова. При виде трёх грозных лиц и одного помятого, Семиручко спорхнул со стульчика для посетителей и собрался ретироваться куда подальше.

— Стоять, вы задержаны! — пригвоздил его Недобежкин, вдвинувшись в дверной проём и расправляя плечи так, словно бы готовится к поединку не на жизнь, а на смерть.

Семиручко булькнул и застыл на месте. А Недобежкин, сопровождаемый Серёгиным и Синицыным, с Ежонковым в арьергарде, приблизился к столу Соболева и потребовал от него:

— Объясните мне, что у вас здесь происходит!

Соболев вперил в Недобежкина недоуменные глазки и смог выдавить лишь одно слово:

— Н-ничего…

— Ничего?? — взвился Недобежкин и едва не огрел кулаком по столу Соболева. — Пройдёмте в ваш изолятор — посмотрите, что это за «ничего»!

— А? — Соболев совсем растерялся, потому что даже и не представлял, что могло произойти в его тихом изоляторе, где сидели несколько тихих алкоголиков и один неудачливый вор.

— Идёмте! — настоял Недобежкин, и Соболеву ничего не оставалось, как отлепиться от кресла и потянуться туда, в изолятор.

Семиручко снова предпринял попытку исчезнуть, но Недобежкин эту попытку пресёк.

— Ежонков, сторожи его! — приказал Недобежкин и вышел в коридор.

Ежонков хотел было возразить — у него давным-давно была заготовлена дежурная речь о том, что он «не амбал, а психиатр». Но, подумав, не стал выдавать эту речь на-гора, а кротко согласился сторожить неопасного на первый взгляд Семиручку, потому что совсем не хотел смотреть на «море крови и горы трупов» в изоляторе.

Полковник Соболев понял, что произошло что-то неладное, услышав, как из изолятора несутся ужасные животные звуки.

— Ме-е-е-е-е!

— Бе-е-е-е-е!

— Му-у-у-у! — ревело некое стадо, которое, кажется, поселилось там, в изоляторе.

— Что происходит? — прошептал начальник Краснянского РОВД, застряв на полдороги.

— Вот пойдите и посмотрите! — буркнул Недобежкин. — Вам, наверное, это уже знакомо — ведь рядом с Лягушами живёте?

Нет, в изоляторе у Соболева никто никогда не блеял и не ревел быком. У начальника Краснянского РОВД прямо волосы на голове зашевелились, когда он заглянул в камеру «Потапова — Мэлмэна». Сам «Потапов» был убит, лежал на полу с дырой в голове, и под ним уже натекла лужа крови. А его сокамерники вели себя более чем странно: четверо стояли неподвижно, открывали рты и изрыгали животный рёв, а двое — те опустились на четыре точки, ползали по полу и бодали лбами стены.

— Узнаёте почерк? — осведомился Недобежкин.

Соболев просто схватился за голову, потому как ему показалось, что несчастная его голова сейчас просто возьмёт и отвалится — так сильно она закружилась.

— Я… я не представляю… — заблеял Соболев, едва удерживая голову на плечах. — Я не представляю, как я смог допустить такое… Я… Я…

— Последняя буква в алфавите! — фыркнул Недобежкин. — У вас судмедэкспертиза есть?