Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"Мы не знали, что у других людей есть все эти нужды". И это – большой тест : способны мы принять иммигрантов или нет. Со временем, они, я думаю, поймут, что многие из расистских замечаний – это оскорбления того же рода, какие отпускаются в адрес местных людей своими же. Это то же самое, что оскорблять кого-то за то, что он хромой, слепой или болельщик другой футбольной команды.
– Просто потому, что они- другие?
– Именно! А для того, чтобы понять почему люди так поступают, почему они испытывают такую жажду оскорбить того, кто на них непохож, надо дойти до самых корней глубокого человеческого желания обидеть других людей. Именно поэтому я и хотел бы, чтобы люди посмотрели в лупу на самих себя и на антиирландский расизм самих ирландцев. В этом – корни.
– Потому, что люди плохого мнения о самих себе?
– Конечно. Они самоутверждаются за счет унижения других. Самое ужасное в том, что обидеть другого позволяет тебе почувствовать себя лучше. Это – воспитательная проблема. Есть и другая сторона: людей пугает другое, непохожее, и из-за этого они атакуют того, кто "не похож" на всех. Школы скажут вам, что они борются с расизмом, – но как они могут с ним бороться, если именно они требуют от учеников быть совершенно одинаковыми? В школе дети должны иметь одну и ту же религию, быть одного возраста в классе, читать те же книги, те же молитвы… У них даже одежда одинаковая! Как можно научить людей уважать разницу, если даже не уметь самому уважать ее? Если всерьез бороться с расизмом, надо создать "культ разницы" в школах. А этого как раз никто и не делает – и в церквях, конечно, тоже, люди все говорят одно и то же, верят одинаково… Представьте себе: сотни тысяч людей, которые все одинаково верят! Я не знаю, как это возможно! Они не могут верить все одинаково – а если они это утверждают, значит, они лгут…
Каким-то образом, внутренне, люди сопротивляются всему отличному от них самих. Если это делается в целях культурного самосохранения, это хорошо. Но можно так перегнуть палку…Самая большая проблема – в том, что люди не уважают разницу. Расизм – это только проявление гораздо более глубокой проблемы: отчаянного человеческого желания обидеть других для того, чтобы самому хорошо себя чувствовать!
Мы замечательно провели вечер. Дермот показывал мне свои книги – и даже подарил несколько привезенных им из Ливии и из КНДР.
– У корейцев нам всем есть чему поучиться, – рассказывал он, – Посмотри, почему они выжили, несмотря на крушение социалистического лагеря? Потому что всегда были духовно самостоятельными, не плясали под – не в обиду тебе будет сказано!- вашу дудку, как другие соцстраны. И строили социализм не без учета местных условий, по вашему образцу, а основываясь на своей собственной реальности.
– А я и не обижаюсь, – сказала я, – Я тоже не в восторге от «доктрины Брежнева». Я бы непременно вмешалась, когда американцы вторглись на Гренаду…
И так мы продолжали разговор до глубокой ночи, уже и в спальне. Мое чувство того, что Дермот – мой «Д» и «Т», еще больше усилилось. Хотя для него самого, кажется, «Л» по-прежнему оставалось важнее, чем эти другие две буквы алфавита…
***
Утром накануне Нового года мама нервничала :она собиралась приготовить свое фирменное мясо в горшочках, которое долго надо тушить в духовке, а его еще надо было сначала разморозить. Мясо мы ели здесь не каждыи день, но по такому случаю…
Как раз, когда мама прикидывала вслух, успеем ли мы приготовить все, что хотели, к нам в дверь постучали. Неутомимый фермер Фрэнк «случайно проезжал мимо» и решил завезти к нам гостей.
Увидев, что он стоит на пороге с какими-то двумя незнакомыми женщинами, мама рванула наверх по лестнице и, как я ее ни уговаривала, наотрез отказывалась спуститься.
– Опять ты со своими ирлашками! Дайте уж хотя бы Новый год-то спокойно встретить…
– А вот и не с ирлашками, мам… Это же наши – из Литвы! И они очень хотят с тобой познакомиться.
Услышав слово «Литва», мама моментально спустилась. Литва была самой ее любимой из наших республик. Будрайтис, Адомайтис, Банионис, Масюлис, Чюрленис, «Жальгирис», Гиндзюлис …
– Ну, так бы сразу и сказали, что из Литвы…
–
Годы жизни за границей – и степень моей собственной подверженности "облучению" западной пропаганды – видимо, дают о себе знать, ибо когда Фрэнк сообщил мне, что мои гости – литовки, я заволновалась: а как они воспримут нас, русских? Ведь здешние СМИ не устают повторять о том, как "литовцы дискриминировались при советской власти", о "русской оккупации Литвы", о "религиозных гонениях в Литве в советское время", и т.п., и т.д. ….
В последний раз я была в Литве ещё в 9-летнем возрасте – но сохранила об этом крае самые удивительные воспоминания, вплоть до литовских легенд и даже песни про кукушку и зеленое вино, которой нас научила, прямо на литовском языке, наш экскурсовод Вильгельмина Викентьевна. Благодаря ей мы все, россияне из провинции, полюбили этот край и запомнили на всю жизнь литовскую фразу: "Лаба дена!" – "Здравствуйте!"
«Ой лиля-дериля, ой лиля-куку!» – хором пел весь наш русскоязычный (за исключением самой Вильгельмины Викентьевны, ее сына и нашего шофера) автобус. После каждого следующего куплета полагалось прибавлять на одно «ку-ку» больше…
За две недели мы исколесили Литву вдоль и поперек. Купались и искали янтарь в Паланге, бродили по замку в Тельшяе, по немецкому концлагерю «Девятый форт» в Каунасе, побывали на самой настоящей, действующей мельнице, заезжали на ферму к какому-то пасечнику, подарившему нам по стаканчику меда, у которого была собственная баня с нарисованной весьма похабной по советским меркам картинкой во всю стену , к крестьянке, у которой мы пили топленое молоко и любовались вырытым ее семьей на их личном участке собственным маленьким прудом с живыми лебедями… У крестьянки были мозолистые трудовые руки – до того трудовые, что даже без ногтей на некоторых пальцах. «Знаете, я заметила, у вас принято, чтобы старые бабушки сидели на лавочках и обсуждали соседей… А у нас это так не принято..»- пояснила нам она каким-то даже извиняющимся тоном, когда увидела, что мы смотрим на ее руки.
А еще я плавала в лесном озере с ледяной водой, а леса вокруг были такие густые, что так и казалось: сейчас выйдут оттуда какие-нибудь «лесные братья», как в фильме Жалакявичюса… В Каунасе мы ходили в музей Чюрлениса и в даже в… музей чертей! Я смеялась над тем, как величали в литовских журналах моего любимого тогда актера – Аленас Делонас. А по ночам мне снились Эгле, Бируте и Витовт…
Магазины в Шяуляе, где мы жили в общежитии какого-то местного вуза, были переполнены молочными продуктами местного производства – вкусными до ужаса. Чего там только не было! Никакого «угнетения национальной культуры» я не заметила: школы, вузы, театры, журналы, книги, газеты, телевидение, – везде местный язык преобладал над русским, хотя по-русски и говорили все, если было надо. Мы восхищались трудолюбивыми литовцами и даже, если честно, смотрели на них немножко снизу вверх – наверно, почти как ирландцы на американцев. Мы были уверены, когда Прибалтика стала независимой, что люди эти благодаря своему трудолюбию, теперь действительно будут процветать. Нам и в голову не приходило, что она превратится в паневропейского поставщика почти дармовых батраков и секс-рабынь. И им самим наверняка тоже: они, бедняги, ожидали, что европейские «братья» с жаром примут их в свои объятья, как блудного сына, вернувшегося в лоно европейскоы семьи. И сейчас гордость не позволяет им признаться даже самим себе в том, как же здорово их «кинули»…
И уж и в голову нам, жителям России, не могло прийти тогда, что культурные, вежливые прибалты – в особенности латыши и эстонцы – будут так позорно вымещать на русскоязычном меньшинстве у себя в странах свои какие-то неведомые нам психологические комплексы. Это напоминало поведение малышей из книги Носова, злобно высмеивающих Незнайку после того, как прибывший откуда-то издалека Знайка подал им к тому сигнал – хотя еще накануне все те же малыши Незнайку совершенно добровольно захваливали. Вы, кстати, никогда не задумывались над тем, почему носовский Знайка – герой, казалось бы, глубоко положительный- настолько несимпатичная фигура?…
…Но когда я увидела улыбающиеся лица наших новых знакомых – Виды и Регины, – все мои опасения сразу оказались напрасными. Они встретили нас как самые старые друзья -мы сразу же на пороге обнялись, и обе женщины заговорили наперебой о том, как скучают по дому, о том, как в Литве они уже 10 лет лишены возможности смотреть российские телепередачи, и как не хватает им новогоднего "Голубого Огонька" "Песни-года" и наших фильмов…
– Да вы садитесь, садитесь, я сейчас чай поставлю! Картошечки накладывайте, побольше!- суетилась мама.
Гости сели за стол. Фермер Фрэнк не понимал ничего, но видел, что все мы рады, и его лицо расцветало от этого на глазах.
- Костер на горе - Эдвард Эбби - Современная проза
- Братья и сестры. Две зимы и три лета - Федор Абрамов - Современная проза
- Четыре времени лета - Грегуар Делакур - Современная проза
- Вторжение - Гритт Марго - Современная проза
- Девять дней в мае - Всеволод Непогодин - Современная проза
- Явилось в полночь море - Стив Эриксон - Современная проза
- Уроки лета (Письма десятиклассницы) - Инна Шульженко - Современная проза
- Время уходить - Рэй Брэдбери - Современная проза
- Небо падших - Юрий Поляков - Современная проза
- Однажды в июне - Туве Янссон - Современная проза