Книга воспоминаний - Игорь Дьяконов

Мурманск, 1943

* * *

Немецкий солдатСнег ложится в глаза убитому.Далеко уж слышна пальба.Где-то быть тебе все же зарытомуЧто ж, и хуже бывает судьба.Да какую еще судьбинуЛучше нам у Бога молить?Умереть до времени — сынИли матери — пережить?

1944

* * *

На все вопросы не найти ответов.«Война, — ты спросишь, — видел ты ее?»… Уже убрали трупы из кюветов,Но там и сям немецкое тряпье,Стальных конструкции сломанные крыльяНад бешено летящею водой,У переправ толпа автомобилейИ пальцы труб над теплою золой,И скомканные пламенем машины,И петли разноцветных проводов,И горько-сладкий дым, и синий иней,И лунный свет над пеплом городов…Над милым прошлым поднялась завесаПожаров красно-синей полосой,Видением чужого Киркенеса,Спаленной жизни теплою золой,Как горе нам, как радость приурочить?Смешались все листки календаря!И тянешь жизнь, что с каждым днем короче,Душе о близкой смерти говоря.Как о войне сказать позднее жившим,В послевоенной жившим тишине?Война — как жизнь: не образы, а люди –Людей узнаешь только на войне.Нет, о войне не рассказать спросившим.Что видел сердцем — надо пережить;Глаз видит только стреляные гильзы,Да большака серебряную нить.

Киркенес, 1944

* * *

Дом стоял на перекресткеГде-то в городе моем.Там на лестнице в известкеМы измазались вдвоем…Был облезлый он, как кошка,Или краше» в желтый цвет?Я теперь забыл немножко,Да и дома,и общем, – нет.Эти маленькие ранкиКак делить с женой и сыном?И несутся с гиком санкиПо заснеженным руинам.

* * *

He was a man, lake him for all in all…Сорок лет я в отпуску у смерти,Сколько мной протоптано следов!Сорок лет я в этой крутоверти, –Еле слышно тиканье часов.Каннибальская неразбериха!Жуй ли, рви ли — это не про нас.И пускай хлебать со всеми лиха –Лишь бы честно встретить смертный час.Отвечая толкам и наветам,Сын мой про меня чтоб мог сказать:«А в итоге — был он человеком,Больше мне такого не встречать».

1955

* * *

Какие прошли надо мноюВеликие полчища бурь!Их тучи вставали стеною,Недолгую жрали лазурь.Одну за другой их спускалаС приструнки рука подлеца,Чтоб по миру смерть завывала,Кося и кося без конца.Судьбою народной шутила,В термометре ртутью ползла,В ночи со штыком приходила,Военной дорогой вела.Земля под ногами дрожала,Все ближе ложился разрыв…Как много со мною стояло!Как много!.. А я еще жив:Остался я жив и беспечен,Кругом мишура и уют.Но общей судьбой я отмечен,И горе и смерть меня ждут.Когда, предъявив полномочья,В тиши, иль железом звеня,Когда она глянет мне в очи,И страху научит меня?БессонницаЧасы стучат, заполонив молчанье,Пока в душе, как в улице, темно,Отстукивают с мигами прощанье.Уже трамваи скрежещет мне в окно,А звездное пустое мирозданьеХолодной черной вечностью полно.Вся наша жизнь — сплошное расставанье,И чем я жил — пожалуй, все равно.

* * *

Жизнь состоит из череды вещейОбидных и непоправимых.Сами с собой всегда мы. Гадко там,Нельзя забыть, нельзя заткнуть ушей,Нельзя бежать и жаловаться нам,Как дети жалуются маме.М.М.Д.С четырех со сторон меня смерть окружила,А любовь — ни с одной стороны.Поскорей бы прохладная скрыла могилаИ не мыслились мысли, не снились бы сны.О грядущем не ведать, не ведать, не ведать.О прошедшем забыть и сегодня проспать;Не любить, не читать; не грешить; не обедать;Не учить и не спорить; не думать; не ждать.Лечь, к устам подступающей речи не зная,Ни как после бессилие слов ощущать,Чтоб была то ни малая ночь, ни большая:Без томленья лежать; без усилья молчать.

1954

* * *

На пушистых ветках темной ели,Среди хрупких блесток, среди тьмы,Словно в детстве, свечи нам горели, –И, как в детстве, замечтались мы.Мне свеча сгорает без возврата.Если пламя сильное — коптит.Каждый миг горения — утрата:Догорела… нет… еще горит.Так, — хотя уж безнадежно дело, –Наше тело борется с концом.Но душа гораздо раньше телаСудорожным гаснет огоньком.Что ж — последним синим трепыханьем,Искоркой златя стеклянный шар.Лапы тьмы качнув своим дыханьем.Стеарином истекай, душа.

1957

* * *

Что ни день одно — все эта же боль,Каждой ночью — раскаяньеИ на сердце ком — то ли снег, то ли сольИ никак не дождаться таянья,И лежат вокруг, как себя ни неволь.Кольца скользкого змея:Каждый день одно — все новая боль,Но другим от меня больнее.1972КассандраВес, кого остерегает –Слепы и глухи:Так Кассандру Бог караетЗа ее грехи.А тяжле есть ли грузы?Лучше помолчим:Кто измерил вес обузыРаменам чужим?

15–16.11.1976

* * *

И останется Ленин до века великим,Как великим до века остался Петр,И ни пуля в затылок, ни вдовьи клики –Вес не в счет, все не в счет, вес не в счет, вес не в счет,Тихо в детских домах для врагов народа:Пусть глумленье, пусть смерть рукотворных сирот –Вес оплатится словом кимвальным «свобода»И высоким забором: там кто-то жрет.Все нас будут учить, как писать нам оды,Как нам морду плевкам подставлять, что ни год,Как нам классы травить, как травить народыИ не помнить, что есть человеческий род.Все ль еще нам делить берега ИорданаИ кому отдать захолустный Наблус?Где приправлены нефтью, где солью раны,И напрасно ли был распят Иисус?Слышен глас пророков в бензиновом чаде,Вымирает зверь и не дышит лес, –Так задохнемся ж, люди, в собственном смраде –И без нас у вселенной достанет чудес!

1978

* * *

На такой же больничной постелиЧерез десять лет, через год –Может быть, через две неделиСмертный вздох мой выдохнет рот.А помчат меня так же срочноПод привычный сирены свист.И повесят мне так же точноВ ноги температурный лист.Не дадут мне дома возиться,Книги милые перелистать.Не дадут мне с мыслью проститьсяИ в больницу свезут помирать.Не для дома больничные муки:Чтобы память была легка.Не сдавайся в нежные руки –Равнодушная легче рука.Смрад от тела, утка да судно,Стыд и боль — ничем не помочь;Долго, больно, стыдно и трудноМы из жизни уходим прочь.

* * *

В последний год,Когда на ЛунеПартбюро еще ни разу не собиралось,И не открыли отдела кадров,Черные тени ложились на снегПри неистраченной лунной погоде.Все пока еще довольно недурно:Еще на Луне не построены сортирыИ не разбросаны консервные банки.В двадцать четвертом векеЛюди будут стоять на планетеВплотную, как на площадке трамвая.Природы не будетИ не будет любви.Я — последний человек,Потом уже роботыС электрическими токами мозга.Которыми управляютПошлякиС высшим монтёрно-политическим образованием.Мир асфальтовый, шинно-бензинныиЗакрутился вкруг бензоколонки,Мир удобный, бездумный и чинныйС океаном в мазутовой пленке,Мир цифирный, единый, машинныйИ, как детское горло, ломкий.А я видел, самый последний.То, чего не увидят потомки:Где весною бродят олениИ цветы шелковисты и тонки –Исчертили зимние тениСиний снег, алмазный и звонкий.

* * *

I