История ислама. Исламская цивилизация от рождения до наших дней - Маршалл Ходжсон

Совместный поход королей Франции и Англии, параллельно с крупной немецкой экспедицией при поддержке итальянских городов, не смог принципиально изменить ситуацию, хотя и предотвратил дальнейшее продвижение мусульман. Саладина сдерживала неоднородность ресурсов его разношерстных войск, а западноевропейцев — ссоры между их знатью. Самым памятным событием в этой войне стало противостояние двух личностей — Саладина и английского короля Ричарда, центральной фигуры на Западе. Даже западноевропейцы уважали Саладина за благородство и верность своему слову. Однако это не мешало им постоянно демонстрировать собственные нетерпимость и вероломство — в частности, когда они вновь захватили Акре (это стало главным успехом совместной кампании), и Ричард приказал вырезать население города, включая женщин и детей, хотя жители сдались на милость победителя и предлагали выкуп за свою жизнь.

После смерти Саладина (1193 г.) власть по его завещанию перешла к сыновьям и братьям, занявшим троны эмиров в ключевых городах. Вначале его брату (аль-Адиль, ум. в 1218 г.), а затем сыну его брата (аль-Камиль, ум. в 1238 г.), весьма способным людям, удавалось сохранять господство над разными семейными эмиратами, полностью контролируя при этом важнейшие ресурсы Египта. Только после 1238 г. династия Айюбидов оказалась окончательно разобщена. В 1250 г. династию свергли в Египте, а в последующие десять лет — и в других провинциях; командующие их корпуса рабов-наемников (мамлюки) возродили египетско-сирийское государство на несколько иной основе[253].

Одним из следствий крестовых походов стало повышение общности мусульман — как минимум на местном уровне. Шли горячие споры о том, следует ли соблюдать договоренности с неверными. Саладин считал их действительными, некоторые улемы — нет. (Среди христиан-католиков возобладало мнение, что соблюдать их не нужно.) В любом случае присутствие латинян провоцировало вспышки массовых нападок на зимми, которые, как правило, — совершенно несправедливо — ассоциировались у рядовых мусульман с крестоносцами. Пожалуй, еще более важным следствием крестовых походов стал подрыв мусульманской торговли в Сирии и, следовательно, во всем Леванте. Морской флот итальянцев, контролируя главные сирийские порты, окреп и стал превосходить по силе мусульманский. Но активность западной торговли здесь, очевидно, не способствовала интеграции экономики в регионе. Даже после того как были изгнаны последние воины Христовы, сирийские прибрежные города так и не восстановили в полной мере свое былое процветание.

Реформы в государствах Магриба

Политическая эволюция на крайнем западе продолжалась независимо от того, чем закончилась славная эпоха сельджуков. Он давно уже не зависел от Аббасидов и находился под единым региональным влиянием той или иной местной династии. Тем не менее политический климат был похож на обстановку в остальных исламских регионах, особенно после их покорения на недолгое время халифами Фатимидами, которые свергли власть хариджитов-ибадитов. Там ислам тоже пользовался более широкой поддержкой, чем какой-либо отдельно взятый правитель; и там тоже, как правило, каждый город являлся автономным ядром в единой сети мусульманских взаимоотношений. Там тоже, в силу своей более высокой сплоченности, господствовали племена кочевников (берберы). Но сочетание религиозного пыла и власти кочевых племен привело к формированию модели государства, которая отличалась устойчивостью в рамках общей структуры исламского мира, хотя и ей не чужды были недостатки и сбои.

На западные средиземноморские провинции, независимые от империи Аббасидов, в силу их удаленности интеллектуальные и религиозные достижения центральных районов распространялись лишь частично. Правительство ибадитов в Тахерте стимулировало развитие хариджитской школы права, но его либерализм почти никак не отразился на социальном укладе берберов. Династиям Идрисидов к западу от Тахерта шиизм был свойственен в весьма легкой форме, и они еще меньше повлияли на жизнь берберских племен, чем их соседи ибади-ты. Но к XI в. ислам уже прочно укоренился и активно распространялся на юг, в Сахару и даже за ее пределы. Он становится самой важной религиозной силой.

Ибн-Ясину, предводителю отряда воинствующих фанатиков, которые создали аванпост священной войны — рибат — на далеком юге, на реке Сенегал, обратив в ислам или подчинив силой местное население, в 1056 г. удалось убедить вождей берберского племени ламтуна поддержать его реформы. Сторонников этого движения стали называть мурабитами — преданными воинами рибата[254]. Они установили пуританский режим правления в крайней западной области Сахары, а затем и во всей западной части Магриба (основав Марракеш и сделав его своей столицей). Мурабиты благоволили самым строгим факихам, которые неукоснительно блюли и насаждали маликийский мазхаб (по крайней мере в городах), приобретавший наибольшую популярность в западной части Средиземноморья. Государство, которое они построили, опиралось на города и на военную мощь племен с окружающих гор. Оно было беспрецедентно прочным для Западного Магриба и располагало довольно плотно сосредоточенными ресурсами. Следовательно, когда перед испанскими мусульманами и правителями их многочисленных городов-государств возникла угроза христианского вторжения с севера Испании, ремесленники и факихи очень хотели, чтобы Мурабиты пришли на помощь и разгромили христиан; а после того как это произошло, они заставили своих правителей отречься от престола в пользу Мурабитов (1090 г.).

Государство Мурабитов, таким образом, вело не просто хищническую политику Его руководители желали, чтобы Магриб полной мерой влился в определяемую шариатом жизнь центральных исламских земель, и расширяли свои владения под девизом — как Зенгиды в Восточном Средиземноморье — о том, что мусульмане должны сплотить свои ряды перед лицом христианской угрозы.

Но в самом регионе между Нилом и Амударьей уже формировались новые направления развития мысли. Труды Газали, который пытался примирить все более популярный суфизм с научно сформулированной доктриной приверженцев шариату, факихи при Мурабитах сжигали на кострах. Но труды вдохновили нового реформатора, Ибн-Тумарта, после того как два поколения правителей Мурабитов значительно остудили пыл предыдущих реформаторов (и ослабили военную мощь правительства). К этому моменту скрупулезное следование букве шариатского закона со стороны маликийских факихов, некогда привнесших космополитическую струю в жизнь Магриба, казалось слишком мелким с научной точки зрения и, пожалуй, даже устаревшим. Ибн-Тумарт в своих реформах делал такой же сильный акцент на пуританистических деталях, что и Ибн-Ясин, но при этом он предпочитал маликийскому мазхабу захиритский, только при более широком научном подходе. (Он указывал на следы фальсафы и даже влияние шиизма.) Уединившись в Марокканских горах, он объявил себя Махди и стал называть своих последователей истинными монотеистами — муваххидами.

Ибн-Тумарт умер в ИЗО г., однако перед этим ему удалось заручиться поддержкой собственного объединения берберских племен, масмуда, и собрать команду блестящих полководцев. Их главный военачальник, Абд-аль-Мумин, будучи халифой, преемником Махди, организовал удачный поход против Мурабитов. За более чем двадцатилетнюю войну (до 1147 г.) Муваххиды захватили почти всю территорию Мурабитов. Эта кампания вызвала ослабление последних, вследствие чего христиане стали по кусочку захватывать мусульманские земли. Но с победой Муваххидов то, что осталось у мусульман на юге Испании, тщательно охранялось в течение двух или трех поколений. В глубине материка Муваххиды расширили свои территории за границы владений прежней династии, дойдя на востоке до Триполи. Здесь, так же как в Испании, они усилили позиции мусульман, которые перестали быть легкой добычей для христианских войск из Италии и Сицилии.

Модель политической власти берберов-рефор-маторов, таким образом, доказала свою жизнеспособность. Правящий род Муваххидов вскоре продемонстрировал разносторонние интеллектуальные интересы и тайно стимулировал бурное развитие испанской философии, в чем мы скоро убедимся. Тем не менее государство все так же зиждилось (несмотря на враждебное отношение Ибн-Тумарта к маликизму) на союзе строгих факифов в городах и относительно неотесанных кочевников-берберов. Архитектура процветала, в ней доминировали прочные и энергичные формы. Но развитию придворного искусства и литературы уделялось намного меньше внимания, чем прежде в Испании или, скажем, в то же время в Иране. Хотя в определенной мере двор все же поддерживал философию и искусство, сформировалась тенденция не доверять светскому лоску, который ассоциировался с исламской культурой в восточных землях. Отныне и впредь ко всем идеям, происходившим из других исламских регионов, относились с подозрением. По крайней мере в Испании государство недолюбливали привилегированные классы, но страстно поддерживали улемы.