Довод Королей - Вера Камша

Площадь закипала, как закипает масло в казане, наливаясь ненавистью. Скольких смогут убить Мальвани? Десяток, сотню? Две? Им не спастись, как было не спастись отцу и Эдмону. А Марк удрал... Хорошо бы, если б толпа прикончила и его. Потому что он недостоин жить и быть государем. Государи не отрекаются и не прячутся.

Все! По тому, как дернулась щека таращившейся на нее старухи, Марта поняла, что время вышло. Герцогиня подняла глаза к низкому серому небу, не прося и не молясь. У нее не было сил и дальше видеть уродливые морды тех, кто совсем недавно походил на людей. Марта стиснула зубы, готовясь к неизбежному. Еще один взгляд в молчащее небо, и она будет готова...

– Стоять! – раздавшийся голос был холоден и суров, как зимнее море. Напирающие друг на друга фанатики, намеревавшиеся отворить себе дорогу в царствие небесное чужой кровью, сначала остановились, словно налетев на невидимую стену, а затем медленно и неохотно стали отступать. Марта со вздохом уронила руки, один из тигров с глухим ворчанием лег у ее ног, другой остался стоять, все еще охаживая себя хвостом по бокам. Но площадь смотрела не на них, а на седого человека в простом темном платье, словно бы вышедшего из пламени костра и вставшего его между ним и обреченными. Окинув яркими голубыми глазами ворочающуюся толпу, незнакомец произнес негромко, но властно:

– Орест, Предстоятель ордена антонианцев, выходи, я жду тебя.

Все замерло, только трещало пламя. Предстоятель был в храме. Его и голубоглазого незнакомца разделяли стены, двери, тысячи людских голов, Орест не мог услышать...

– Орест. Я жду!

И не подвластный ни королям, ни конклаву глава антонианцев вышел из украшенных изображениями Стрел и Плюща дверей и медленно и тяжело, изо всей силы опираясь на посох, направился к тому, кто его звал. Лавочники, мастеровые, фанатики, игроки, моряки, шлюхи, бражники затаили дыханье. Орест шел против воли, по искаженному яростью и страхом лицу струился пот, рука судорожно сжимала посох, с силой ставя его на булыжники мостовой в тщетной надежде остановиться, задержаться, не делать следующего шага. Но неведомая сила тянула клирика туда, где, выставив вперед ногу в видавшем виды черном сапоге, стоял некто с седыми волосами и бледным молодым лицом. Незнакомец ничего не делал, просто молчал, скрестив руки на украшенной странной черно-зеленой цепью груди, и ждал. Он был красив, этот пришелец, со своими огромными голубыми глазами, надменно глядевшими из-под безупречных темных бровей; в его позе не было ни угрозы, ни хотя бы волнения, и именно поэтому он был страшен, как бывает страшен сверкающий айсберг, возникающий перед носом обреченного корабля.

Было тихо, вывешенные из окон по случаю казни ковры и флаги на высоких шестах обвисли, как жалкие тряпки, но серебряные волосы чужака развевались, словно под порывами свежего ветра. Даже если это был сам Антипод или же Проклятый, ни у кого не хватило духу не то что осенить себя Знаком, но хотя бы опустить глаза, словно бы прикованные к спокойному правильному лицу.

Когда Предстоятель ордена Святого Антония прошел сквозь расступившуюся толпу и вышел вперед, чужак поднял руку.

– Стой, где стоишь! – И клирик остановился.

– Повернись к людям. – Орест повернулся.

– А теперь отвечай, глядя в глаза тем, кому ты лгал. Зачем ты оклеветал герцогиню? Как ты это сделал? Откуда ты черпаешь силу? Что делаешь с теми, кто тебе верит? Что ты о них думаешь? Что думаешь о Церкви нашей Единой и Единственной и о господе нашем Триедином?

Дальше Марта не слушала, кто-то из тигров схватил ее зубами за рукав и потянул с замершей площади.

Скиталец

Ты попался, Орест. Попался, влетел в ту самую яму, которую рыл с того самого дня, как залез в стол к убитой мирийской ведьме. Тебе не выбраться, уж это-то я тебе обещаю! Ну же, говори, рассказывай жителям доброго города Лиарэ о себе и своих братьях. Громче говори, пусть все слышат, что ты держишь их за тупое стадо, что не веруешь ни в Творца, ни в Антипода и думаешь только об архипастырском посохе. Это хорошо, что ты не фанатик, Орест, был бы ты фанатиком, тебя пришлось бы просто убить, твои откровения были бы никому не нужны, но ты – политик, а признания политика вещь полезная.

Жаль, не добрался я до Максимилиана и Ольвии, но ты платишь и по их счетам. Облегчай душу, выплевывай в лицо толпе то, что не доверял даже своей подушке. Пусть все слышат исповедь главы «братиев скорбящих о грехах и скверне мира нашего». А вот о скверне поподробнее, пожалуйста. И о собственной скверне, и о чужой. Используй последнюю возможность нагадить ближним. Ты же обо всех знаешь, вот и говори. Топи их в своем дерьме, тащи с собой на дно...

Клавдий за взятки продал Оргонду и Арцию Пауку? Евлалий любит мальчиков, а Феофилакт девочек? Флоренций отравил Атанаисия, Иоакинф торгует подписями впавшего в детство Архипастыря, а Лаурентий вместе с Клавдием – вином в обход славного оргондского купечества? Молодец, Орест! Вываливай все, не тащить же этот навоз с собой в преисподнюю, топчи всех, кого можешь. Наслаждайся напоследок! А теперь давай про найденные кости. Ты восемь лет смотрел, как истинные еретики и чернокнижники похищают и истязают детей, смотрел и ждал, выгадывая время для удара. Ты бы мог остановить убийц, но ты не делал этого, они были тебе нужны. Ты их и сейчас не выдал, а заставил работать на себя...

А скольких ты принуждал доносить, убивать, лгать, используя свой сан! Скольких согрешивших девушек толкнул в лапы мерзким сектантам, приносящим в жертву нерожденных детей? Скольких рыцарей вынудил убивать по твоему приказу, пригрозив открыть имена их возлюбленных? Скольких купцов и трактирщиков превратил в отравителей?

Воистину, нет ямы более смрадной, чем душа грешника, если это душа лжеца и убийцы именем Божиим. А теперь расскажи, почему ты не боишься расплаты? Потому что сам НЕ ВЕРУЕШЬ. Для тебя Триединый – сказка, выдумка, морковка перед мордой осла, на котором едешь и ты и твои собратья. Ну же, повтори еще и еще. Творца нет. Судии нет! Спасителя нет! Есть лишь магия и умные люди. Всем дорога в золу, живем лишь раз, нужно брать от жизни все.

У тебя нет детей, Орест, по крайней мере тех, про которых ты знаешь. После тебя хоть потоп, хоть пожар, хоть конец света. Даже если все Благодатные земли полетят в тартарары, тебе нет до этого дала. На твой век власти и золота хватит, а дальше плевать. Бога нет, уж в этом-то ты уверен. А посему прав самый сильный, самый умный, самый хитрый. Победителей не судят. Победители всегда правы. Они перепишут Книгу Книг, объявят палача жертвой, а предателя святым. Жаль, тебе всего пятьдесят четыре, и ты не можешь сказать правду о Войне Оленя, «подвиге» Циалы, залоге Иволги... Ну так говори, что знаешь, на первый раз довольно и этого!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});