Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том III - Дэн Абнетт

— Наивысшая из тех, что мы признаем, — без улыбки поправился Малхарион. Он выглядел сурово, словно памятник, и был не из тех, кто демонстрирует свое веселье даже в те редкие моменты, когда испытывает его.

Военные советы Малхариона представляли собой неформальные собрания, хотя и не обходились без определенных протоколов. К вящему раздражению нижестоящих офицеров, Десятый капитан VIII Легиона считал уместным без малейшего замечания менять эти протоколы, заимствуя традиции этикета из иных культур и даже у других Легионов, казалось, руководствуясь при этом бессистемными порывами.

Он утверждал, что подобное подталкивает сородичей к рассмотрению новых перспектив в планировании и ведении войны. Многие из его братьев полагали, что он так поступает просто в силу извращенной эклектичности.

В настоящее время он выбрал искаженное подражание воинскому обычаю Лунных Волков выкладывать на середину символы и памятные предметы, чтобы продемонстрировать свое желание высказаться перед братьями. На борту «Мстительного духа» офицеры Лунных Волков обычно клали на центральный стол свое оружие или шлемы и ожидали, когда им разрешат заговорить. Здесь же, на военных советах VIII Легиона на борту «Завета крови», Малхарион постановил, что его офицеры могут использовать только те вещи, которые забрали с тел павших врагов.

Присутствовало почти пятьдесят офицеров — капитаны, центурионы, чемпионы — и всех их сопровождал связанный клятвой почетный караул, а также личные помощники, вследствие чего под знаменами четырех боевых рот стояло в общей сложности около двух сотен воинов.

Каждому из присутствовавших Повелителей Ночи предоставили право слова вне зависимости от звания, а это означало, что черепов — использовавшихся в роли символов — было в изобилии. На столе были свалены громадные, вытянутые черепа чужих, на каждом из которых была выцарапана или нанесена краской надпись искривленными рунами сладкозвучного нострамского языка. Тут и там среди лишенных кожи костей лежало экзотическое оружие и фрагменты доспехов павших человеческих культур, которые VIII Легион привел к Согласию, или же истребил.

Талос посмотрел на мрачную мешанину неупорядоченных груд, занимавших большую часть стола. Какой бы порядок не превалировал, когда эту традицию практиковали Лунные Волки, в исполнении Повелителей Ночи он отсутствовал. Не обладая эйдетической памятью космического десантника, было бы невозможно вспомнить, кто из воинов какую реликвию положил.

Молодой апотекарий держал шлем под мышкой, вдыхая теплый затхлый воздух, еле циркулировавший в напоминавшем пещеру зале. Чувства раздражало сладковатое зловоние — нечто, близкое к протухшей еде и странным мускусным пряностям. Оно казалось ему скорее навязчивым, нежели неприятным. Присоединившись к Легиону Повелителей Ночи, чтобы сражаться в их войнах и путешествовать на борту кораблей-склепов, нельзя было при этом останавливаться от смрада разлагающейся плоти.

Талос бросил мимолетный взгляд на сотни трупов, свисавших с потолка на промышленных цепях. Большинство были людьми или эльдар в расколотых болтами и изодранных клинками доспехах, от многих теперь осталось немногим больше, чем перевитые жилами скелеты в разбитых панцирях. Нескольких подвесили за запястья и шею, прочих же за лодыжки, и мертвые руки свисали в направлении собравшихся офицеров, протягиваясь в беззвучной мольбе. Многие тела настолько плотно обмотали цепями, что они висели так, словно оказались в коконе из-за голодных причуд какого-то невероятного металлического паука.

Апотекарий вновь обратил свои темные глаза на собрание. Большую часть воздуха над усыпанным реликвиями столом занимал гололит армады Повелителей Ночи, который отображал пятнадцать кораблей различных классов, сопровождавших «Завет крови». Талос наблюдал, как нарисованный синим светом боевой корабль, являвшийся его домом с момента отбытия с Нострамо так много лет тому назад, мерцает, становясь в строй. Уступающие по размеру крейсеры и фрегаты сопровождения медленно кружили в танце по периметру своего флагмана, а еще три боевых звездолета Повелителей Ночи держались рядом с «Заветом» в центре армады.

Талос смотрел на гибель своего родного мира с командной палубы «Завета».

Больше двух десятилетий назад он стоял там вместе с ближайшими из братьев, когда VIII Легион залил свою родину огнем и разорвал ее на части злобой десяти тысяч пушек.

Это было последнее большое собрание Повелителей Ночи. Обстоятельство, в лучшем случае, горьковатое.

Из всех восемнадцати Легионов мало кто избегал общества братьев столь тактично и часто, как VIII-й. Многие имперские командующие утверждали, будто не срабатываются с другими, но правда была несколько более забавна и мрачна.

Повелители Ночи практически не срабатывались друг с другом.

Апотекарий Талос моргнул с нечеловеческой медлительностью и перевел лишенные радужек глаза на фигуры вокруг стола. На экстренный совет созвали офицеров из всех четырех рот, которые составляли 2901-й экспедиционный флот. На собрание были допущены исключительно воины Легиона. Их соратники из Имперской Армии и офицеры ауксилий, верно — пусть даже чувствуя себя неуютно — несшие службу рядом с ними на протяжении последних нескольких кампаний, остались на борту своих кораблей.

Если не считать вездесущего гудения множества комплектов силовой брони, собравшиеся воины молчали и не издавали звуков. С губ не срывалось никаких бормотаний или перешептываний. Они ждали в неестественной тишине — не в силу дисциплины, а хладнокровно пребывая в ожидании.

Что-то было не так. Это ощущали все.

Прикованные черепа загремели о боевой доспех Малхариона, когда командующий флота ввел команду в гололитические проекторы стола. Изображение флота, заискрившись, пропало, и над горой пугающих предметов с потрескиванием возник другой аудио-визуальный образ.

Неровный свет принял форму Первого капитана Яго Севатариона, Претора Нокс VIII Легиона. Увенчанный гребнем шлем висел у него на поясе, а копье — оружие, которое было почти так же известно в Легионах, как сам воин — покоилось на одном плече. По бокам от него находились неподвижные воплощения двоих из его воинов-Атраментаров, отключенные молниевые когти которых хранили тишину и покой. Бледные лица окружавших Талоса легионеров глядели на капитана, и призрачный свет придавал их белой коже чахоточную синеву.

— Братья по Восьмому Легиону, — произнесла запись Севатара. Голос шипел от помех вокса. — Где бы вы ни были в этой империи лицемерия, какие бы кампании ни вели во имя нее, наш отец требует от вас немедленно присоединиться к «Сумраку».

Первый капитан заговорил вновь, и Талос заметил, что жизненные показатели его отделения на перчатке нартециума слегка повышаются.

— Время пришло. Направляйтесь полным ходом к системе Исствана.

Флот расходился безо всякого порядка. Первым прочь двинулся боевой корабль «Отрекшийся». Разогревая двигатели, он покинул формацию и начал преодолевать барьер между материальной Галактикой и миром по другую сторону пелены.

На палубах тех звездолетов, которые еще шли сообща, взвыли гудки и сирены, но к тому моменту, как корабли периметра начали отворачивать от уходящего «Отрекшегося», было уже слишком поздно. Злая машина в его сердце окутала металлическую кожу корабля сверкающими молниями варпа, и «Отрекшийся» ворвался в громадную прореху, проделанную им в реальности.

Два беспомощных ближайших эсминца сопровождения, экипаж каждого из которых составлял несколько тысяч человек, поволокло за ним. Огромные вихри эктоплазменного дыма, пронизанные молниями и бурлящие от вопящих лиц, впились в натужно работающие, содрогающиеся звездолеты. Щупальца тянущегося наружу шторма потащили корабли — неподготовленные и незащищенные — в варп следом за «Отрекшимся».

Талос наблюдал за этим с мостика «Завета крови». Он облокотился на перила, окружавшие приподнятую центральную платформу, где над работой всей палубы возвышался командный трон Малхариона. Безо всякого выражения на лице он смотрел, как беспомощные корабли падают в волны варпа, увлекаемые навстречу проклятию, а двигателям не удается вытянуть их на свободу. На миг Талос подумал о том, как коридоры заполняются криками тысяч мужчин и женщин, которые находятся на борту звездолетов, по мере того как незащищенные палубы захлестывает бурлящая кислота не-реальности.

Быстрая смерть, быть может, однако при ней в последних мучительных секундах души концентрируется бесконечность страданий.

«Завет крови» начал производить собственные маневры. Палуба задрожала под сапогами. Повинуясь однозадачному инстинкту, сервиторы пристегнулись к своим постам, а экипаж приготовился ко входу в Море Душ.