Черный человек - Василий Головачев

Столбов со своей обоймой прибыл на базу спустя двадцать минут после стычки, и ему поведали, как все произошло.

Шаламов появился на территории базы, расположенной в сосновом бору, в семь часов утра, одетый в стандартный кокос и ничем не отличимый от других работников «Бырранги» и дежуривших спасателей. Почему он не сменил облик, умея это делать, также осталось тайной, но, на его беду, он встретил именно тех, кто его знал и помнил. Дальнейшие показания свидетелей разнятся в деталях, в основном же сходятся. Не смогли ответить на вопросы инспектора лишь четверо непосредственных участников событий, потому что находились в беспамятстве.

Сначала с Даниилом столкнулся и попытался заговорить его бывший напарник по курьерским кенгуру Висенте Оросо, давно уже ставший драйвером-прима и командиром обоймы риска. Поскольку Шаламов не ответил, Оросо, удивленный его реакцией, догнал Даниила и, хлопнув по плечу, воскликнул:

– Ты что, Дан, своих не узнаешь?

Шаламов оглянулся и…

– Это было нечто жуткое! – торопясь, глотая слова, говорил свидетель, товарищ Висенте, с которым тот шел на дежурство. – С виду человек как человек, ничего примечательного, а когда Вис его задел, этот ваш «сын сумерек» превратился в чудовище! Рост – метра два с половиной, туша черная, лоснится, снизу вся в золотой пластинчатой броне, четыре лапы, а голова – крокодилья и тигриная одновременно! – Спасатель, низенький, кругленький, как мячик, смахнул пот со лба.

– А дальше? – спросил терпеливо слушающий Столбов, разговаривая одновременно с поискерами, Умником и членами группы.

– Висенте упал, – пожал плечами спасатель. – А «крокодилотигр» побежал по коридору… мне тоже стало плохо, все поплыло перед глазами…

Столбов отпустил свидетеля и нашел в коридоре место, где Висенте Оросо окликнул Шаламова. Стены коридора выгибались пузырем и слегка серебрились. Здесь уже работали эксперты отдела, деловито манипулируя киб-аппаратурой анализа, обмениваясь фразами вроде «структурные изменения на уровне кварка», «лептонное вырождение», «инициация нуклонного распада» и тому подобными.

«М-да, непростой ты парень, Даниил! – подумал Столбов. – Прав был Лондон: лучше тебя не трогать».

– Димитр, как дела? – донесла связь вопрос Бояновой, днюющей и ночующей в управлении. – Моя помощь нужна?

– Пока нет, – ответил инспектор, понимая чувства комиссара. – Реакция Шаламова на контакт становится все более жесткой. С ним практически невозможно работать, даже разговаривать – сразу пси-атака плюс прямое воздействие на окружающую среду.

Боянова немного помолчала. Пульсирующий негромкими радио– и пси-голосами эфир вливался в голову Столбова тихим водопадом и почти не воспринимался, к этому оперативному шуму инспектор привык настолько, что ощущал его как деятельность собственных органов, как биение сердца или дыхание. Он и дома просыпался по ночам не от шума, а от тишины.

– Ваше мнение по захвату?

Задумавшись о своем, Столбов чуть не сказал «а?». Он как раз вошел в транспортный сектор базы, где тоже работали эксперты. Здесь Шаламов наткнулся на экипаж готового к работе «пакмака», в результате чего трое спасателей оказались в шоке, а четверо их товарищей еле пришли в себя спустя час. В ангаре стояло еще семь машин: две распакованные связки коггов, куттера и галионы, и все они были изогнуты странным образом, будто их накрыло неким сферическим полем геометрических искажений.

– Да, – спохватился инспектор. – Мое мнение: операцию захвата отменить. У нас нет достаточно близкого к реальности императива, никто не рассчитывал вариант захвата псинеура-экзосенса, нечеловека больше чем наполовину. Прилетайте сюда, посмотрите на его следы.

– Я видела его следы на Меркурии, – сухо отрезала Боянова.

– Здесь его реакция еще сильней. А что будет, если он обнаружит обойму захвата…

– Грош цена безопасности, если она не способна задержать одного человека, пусть и с задатками дьявола!

Столбов хотел ответить так же резко, но передумал.

– А что ваш Мальгин?

– Мальгин исчез, – нехотя проговорил инспектор, зная, что Боянова в курсе всех событий и вопрос ее скорее риторический. Инспектор не очень верил, что Клим Мальгин вмешается в розыск и поможет задержать Шаламова, но не терял надежды. Опасения комиссара, не доверявшей хирургу, были ему понятны, однако Мальгин ему нравился, да и по отзывам это был человек глубоко нравственный, не верилось, что он способен превратиться в такую же химеру, что и Дан Шаламов.

– Готовьте захват обоих. – И голос Бояновой уплыл в шумы эфира.

– Елки-палки! – вслух сказал Столбов, точно зная, что задача невыполнима. Внезапный возглас заставил его сосредоточиться. Кричал кто-то из наблюдателей за пределами базы:

– Смотрите, здесь эта штука с глазами!

Столбов выбежал из ангара в коридор, нашел боковую дверь во двор базы и успел увидеть над лесным гребнем легкое кисейно-белесое облачко с точками внутри, уносящееся в небо. Не долетев до настоящих облаков, оно исчезло.

Практически не нуждаясь в сне, первые двенадцать часов дома он просто проспал. По-человечески. Лежа в чистой постели на хрустящих белых простынях, пахнущих льном. И спали мирно все многочисленные сферы сознания, живущие в нем отдельно друг от друга, объединяющиеся только по воле главного «я» – личности землянина – в личность вселенского существа. Никто не тревожил – напрямую, хотя многие искали, ждали, беспокоились за его судьбу: Железовский, Ромашин, Джума Хан, Карой, Таланов, Заремба, оператор кримрозыска Столбов, комиссар Боянова, отец… Мальгин отмечал это машинально, во сне, чувственное поле по его желанию не отключалось, служа каналом связи и сторожем одновременно, и все же он спал. Одного только он не услышал, пережив мимолетное сожаление, – таинственного зова, в котором чудилось что-то знакомое, теплое, как запах хлеба. Он спал… А проснувшись, ощутил зверский голод и не успокоился, пока не утолил его, съев обед на три персоны и гору фруктов. Подумал: все же надо признаться, что насыщение по-человечески – это приятно.

Устроившись в кресле, ощущая изрядно забытую приятную тяжесть в желудке, Мальгин попробовал позвать Купаву, но шуршащий океан пси-поля не принес ответного эха, будто Купавы не было в живых. Тревожно заныло сердце. Заволновавшись, он слишком резко включил центры сверхчувствования, объединяющего пространствовидение, многодиапазонный – от сверхдлинных радиоволн до жесткого рентгена – слух, осязание полей и тончайших колебаний вакуума, обоняние любых комбинаций атомов и молекул – в одно общее, объясняющее суть вещей чувство-понимание, вынесшее его за пределы Солнечной системы. Отозвалось лишь поле связи интрасенсов, которые чуть ли не мгновенно обнаружили появление мощнейшего биопотенциала и попытались объединенными усилиями идентифицировать личность. Купава не отозвалась и на этот раз, а Мальгину после сжатия в нормальную пси-сферу пришлось наводить порядок в квартире: взрывное выделение энергии в блин раскатало мебель по стенам и изменило структуру стен.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});