Весь Карл Май в одном томе - Карл Фридрих Май

что делается там, у воды.

— Я пошлю человека, который сообщит вам об этом. И еще одно. Возможно, не все ловцы рабов сейчас находятся в лагере. Поэтому, если кто-то захочет пройти мимо вашего костра, вы должны повалить его на землю и связать, причем сделать это надо совершенно бесшумно. Тех же, кто попытается пройти к заливу уже после того, как лагерь будет в наших руках, вы можете беспрепятственно пропускать. У вас есть какие-нибудь вопросы?

— Нет, — ответили солдаты.

Тогда Шварц повернулся к тем восьмидесяти солдатам, которые не должны были принимать участия в нападении на часовых, и сказал:

— Вы пока останетесь здесь. Если наш план не удастся, я громко свистну. По этому сигналу вы должны немедленно бежать в лагерь и нападать на фельдфебеля и его людей. Поняли? Ну, теперь мы можем начинать.

В этот момент к немцу подошел Отец Одиннадцати Волосинок и спросил:

— Эфенди, вы можете исполнить просьбу, покорную?

— В чем дело?

— Вы пробираетесь сейчас к посту, вражескому. Это есть нападение, интересное. Я хотел идти тоже с людьми, вашими. Я прошу теперь о позволении, добром и дружеском!

— Хорошо. Ты можешь идти с нами, — разрешил Шварц, не желая обижать венгра. Затем он вместе с Серым двинулся вперед, а онбаши и солдаты последовали за ними. Неподалеку от первого поста оба немца остановились, не подозревая о том, что как раз на этом месте три дня тому назад наткнулись на лагерь фельдфебеля Йозеф Шварц и Охотник на слонов.

Шварц оставил своих людей под присмотром Пфотенхауера, а сам с унтер-офицером и двумя солдатами стал осторожно пробираться к маленькому и совсем неяркому костру. Когда до него оставалось не более пятнадцати шагов, Шварц и солдат легли на землю. Дальше онбаши должен был действовать самостоятельно.

— Ты знаешь, как зовут этого человека? — шепотом спросил Шварц, указывая на неподвижно лежавшего у огня сторожа.

— Да, — так же тихо ответил капрал. — Это Салеф, он был одним из моих лучших друзей.

— Тогда давай! Когда будешь с ним говорить, не забудь повернуться спиной к костру, чтобы я мог незаметно напасть на него сзади.

Обнаши сделал еще пять или шесть шагов и остановился.

— Салеф! — сдавленным голосом окликнул он часового.

Тот насторожился.

— Салеф! — чуть громче повторил унтер-офицер.

Пока что онбаши делал все правильно, и Шварц несколько успокоился, хотя и продолжал держать капрала на мушке, чтобы при попытке измены тотчас же всадить в него пулю.

Часовой повернул голову направо, к соседнему костру. Этот костер находился более чем в семидесяти шагах от первого, и разглядеть сидевшего возле него человека на таком расстоянии было невозможно.

— Салеф! — в третий раз позвал онбаши. Теперь часовой услышал, откуда идет звук. Он поспешно вскочил, схватил свое ружье и сдавленным шепотом спросил:

— Кто здесь?

— Я, — ответил капрал.

— Кто это «я»?

— Ну я же! Ты что, не узнаешь меня?

При слабом свете костра часовому удалось различить неясные очертания человеческой фигуры. Лицо таинственного посетителя по-прежнему было скрыто темнотой, но в его облике часовому почудилось что-то знакомое.

— Назови свое имя, иначе я буду стрелять! — пригрозил он.

— Что за ерунда! Зачем тебе стрелять в своего лучшего друга?

— Аллах! Что ты говоришь? Если ты мой лучший друг, то подойди ближе!

— Я не могу.

— Почему?

— Я боюсь, что меня увидят: твой костер светит слишком ярко. Лучше ты сам подойди сюда, ко мне!

В другой ситуации часовой, конечно, не стал бы следовать этому приглашению, но теперь ему показалось, что он узнает голос своего невидимого собеседника. Он выронил свое ружье, изумленно всплеснул руками и воскликнул:

— Аллах, защити меня! Разве мертвецы встают? Это действительно ты, онбаши?

— Да, это я.

— А может быть, это только твой призрак?

— Нет, это я собственной персоной. Тебе нечего бояться!

— Но ты же мертв: люди видели, что ты утонул в реке и съеден крокодилами!

— Ничего подобного! Я нарочно упал в реку. А теперь я хочу сказать тебе кое-что, что может оказаться для тебя очень важным и полезным. Но если я подойду к огню, меня может увидеть соседний часовой, а я этого не хочу.

— О, вы, Пророки и святые халифы! — воздев руки к небу, проговорил Салеф. — Значит, бывают еще на свете знамения и чудеса! Подумать только, онбаши жив, он не умер!

— Перестань кричать и иди сюда! Говорю тебе, я не хочу, чтобы нас кто-нибудь услышал.

Часовой медленно и нерешительно отошел от костра. Он был суеверен и очень боялся всевозможных духов и привидений. Он внимательно осмотрел онбаши, ощупал его, потом схватил за руку и развернул к свету, сам встав при этом спиной к Шварцу, и только после этого со вздохом облегчения сказал:

— Хвала Аллаху! Это не призрак, это действительно ты! Но, друг, объясни мне тогда, зачем тебе понадобилось прыгать в воду?

— Это была хитрость. Я хотел уйти отсюда.

— Уйти теперь, когда наша жизнь стала такой радостной и привольной? И это ты называешь хитростью? По-моему, ты просто…

Договорить он не успел, так как именно в этот момент железные пальцы Шварца сомкнулись у него на шее, так что у бедняги на миг перехватило дыхание.

— Связать его! — шепотом приказал немец солдату, оттаскивая ошеломленного часового еще дальше от огня. Они тотчас же повиновались, и через несколько минут крепко связанный по рукам и ногам Салеф неподвижно лежал на земле. Только теперь Шварц снял руки с его горла и, приставив к его обнаженной груди острие ножа, пригрозил:

— Произнеси только одно слово, и я проткну тебя насквозь!

— Аллах, помоги мне, — еле слышно прошептал пленник. — Схвачен и связан… Предан моим собственным унтер-офицером!

Что касается последнего, то он предусмотрительно удалился, чтобы не слушать упреков своего бывшего товарища.

— Успокойся! — перебил часового Шварц. — Я не собираюсь причинять тебе зла. Если ты будешь вести себя тихо, то останешься цел и невредим, но если ты подашь свой голос и его можно будет услышать в двух шагах от этого костра, мои люди мгновенно вонзят тебе нож прямо в сердце. Запомни это хорошенько.

— Но кто вы такие и что вам здесь надо?

— Это тебя не касается. Итак, будешь ты молчать или я должен вставить тебе в рот кляп?

— Нет, нет, не надо кляпа, я ведь могу задохнуться! Я буду молчать, не скажу ни слова, ни единого звука не издам!

— Ну что ж, это похвальное намерение, и я советую тебе не отступать от него, потому что твоя жизнь висит сейчас на тонком волоске.

Тем временем один из солдат улегся возле костра