Две жизни Пинхаса Рутенберга - Пётр Азарэль

Морис Хакстер. Рутенберг до поры не вмешивался, наблюдая за его действиями со стороны. Но события последнего времени вызывали беспокойство. Правительство в Лондоне уже не скрывало своё намерение создать на территории Эрец-Исраэль два государства. До сих пор эмират Трансиордания государственного статуса не имел и Рутенберг, разрабатывая план большой корпорации, предполагал использовать для неё значительную территорию к востоку от Иордана. Однажды по делам электрической компании он оказался в Иерусалиме. Закончив дела в Национальном комитете и поговорив с Бен-Цви, заменившим его на посту президента, он собирался уже выехать в Хайфу, когда получил приглашение от Верховного комиссара зайти к нему для важного разговора. Его резиденция находилась на улице Пророков в Бейт-Маханаим и примыкала к Русскому подворью. Он решил пройтись и предупредил своего водителя, что задержится.

С Артуром Ваучопом у него были хорошие деловые отношения. Генерал британской армии, он уважал деловых энергичных людей, к которым относил и Рутенберга. В последнее время Пинхас не раз высказывал своё особое мнение о проекте Хула. Сейчас он был почти уверен, что Верховный комиссар поднимет именно этот вопрос. Предчувствие его не обмануло.

После приветствия Ваучоп внимательно посмотрел на Рутенберга.

— Пинхас, ко мне сегодня заходил Морис Хакстер. Он озабочен проблемами своей компании. Он заявил, что именно Вы сегодня представляете его главное препятствие. Что случилось?

— Я до недавнего времени не возражал против осушения Хулы. Я понимаю, что для Вейцмана и руководства Сохнут это очень важный проект, и не препятствовал ему. Хотя, конечно, мой подход несколько отличается от предлагаемого Хакстером.

— Я слышал о Вашем замысле построить ещё одну электростанцию к северу от Кинерета.

— Да, сэр. Поверьте, это не каприз, а острая необходимость. Я предвижу большие географические изменения в будущем. Трансиордания получит статус государства, и станция в Нахараим перейдёт в руки эмира Абдаллы. Поэтому я считаю необходимым построить станцию на земле, которая при любых преобразованиях останется еврейской.

— Я Вас, Пинхас, хорошо понимаю.

— Есть ещё один аспект проблемы. В текст моей иорданской концессии внесены ограничения на количество воды, которое может быть взято из Кинерета для производства электричества. Там даже указан минимальный уровень воды в озере, который мне не позволено переходить. При осушении Хулы уменьшится количество воды, втекающее в Кинерет, и уровень воды в нём упадёт. Это ударит, так или иначе, по предприятию в Нахараим. В его распоряжении не будет количества воды, необходимого для запуска турбин.

— Не скрою, господин Рутенберг, что моё правительство заинтересовано в этом проекте. Мы можем поселить там феллахов, оставшихся без земли после продажи её еврейским покупателям. Это позволить успокоить лишенцев и их главарей, смирить беспорядки и недовольство в стране.

— Я это прекрасно понимаю, сэр. Но осушение Хулы чрезвычайно дорогая затея. Я не думаю, что ей нет подходящей альтернативы. И вижу в ней лишь символический жест, а не серьёзный подход к решению земельной проблемы.

— Я ещё раз убедился в Вашей честности и твёрдости суждения, Пинхас. Но я не думаю, что Ваши коллеги-сионисты изменят своё решение. Благодарю Вас за беседу.

Рутенберг вышел из Бейт-Маханаим и пошёл по улице, справа от которой, на Русском подворье, блестели на солнце купола Троицкой церкви. Он объяснил Верховному комиссару свою точку зрения и почувствовал заметное облегчение. Небо над головой сияло бездонной голубизной и чистотой. Ему хорошо и легко дышалось.

Его разговор с Ваучопом неожиданно для него самого оказался успешным. Правительство, прежде оказывавшее активную поддержку идее осушения Хулы, теперь действовало осторожно и выжидательно. На многочисленном совещании представителей Еврейского национального фонда, компании подготовки ишува, Палестинского еврейского колонизационного общества и руководства Сохнут Морис Хакстер заявил, что видит два препятствия, задерживающих выполнение проекта: правительство и электрическую компанию. Он утверждал, что сопротивление Рутенберга фактически остановило строительство предприятия. Хакстер просил предпринять усилия и убедить Рутенберга снять его неприятие. Да и правительство не могло изменить водное хозяйство без согласия электрической компании. К нему обратился и Феликс Варбург. Он ответил ему так:

«В случае начала войны и в любой другой час тяжелого испытания, не будет возможно вообще какое-либо упорядоченное снабжение топливом, и поэтому не станет возможным обеспечить потребителей электрической энергией. Поэтому, с точки зрения общего блага для Эрец Исраэль, использование разницы высот в 275 метров между озером Хула и Кинеретом для производства энергии и главным образом дешёвой энергии, значительно важней, чем поселение нескольких сотен, и даже тысяч еврейских и арабских семей на болотах Хулы».

Лидеры сионистских учреждений и организаций отказались рассматривать его аргументы и обвинили в поведении, наносящем ущерб национальным интересам.

Миссия поговорить с Рутенбергом не миновала и Бен-Гуриона. Однажды он попросил Пинхаса заглянуть к нему. Их отношения, начавшиеся ещё в Нью-Йорке во время войны, были приятельскими и уважительными. Дружеские чувства Рутенберг испытывал к Бен-Цви и Кацнельсону, что не мешало ему находить с Давидом общий язык. Маленький рост, нередко создающий у мужчин некоторый комплекс неполноценности, никак не сказывался на его жизни и мировосприятии. Наоборот, он будто порождал его неукротимую волю и энергию. Благодаря им и его уму он стал в Эрец-Исраэль одним из признанных вождей рабочего движения.

Рутенберг по делам компании как раз находился в Тель-Авиве. Бен-Гурион ждал его в своём кабинете.

— Шалом, Пинхас. Спасибо, что заглянул.

— Давненько, Давид, мы с тобой не виделись. Как Полина, как дети?

— В порядке, наверное. Я так занят всякими делами и заседаниями, что вижу их почти всегда только спящими.

— Теперь, я знаю, ты ещё член исполкома Еврейского агентства. На тебе и партия, и ишув.

— А что делать, Пинхас? Создавать страну с нуля дело не простое. Тебе это объяснять не нужно.

— Это верно, Давид. Я догадываюсь, о чём ты хочешь со мной поговорить.

— Хорошо, что понимаешь. Меня просили на конференции. Никак не