Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы - Сергей Хрущев

Затем он обернулся и, заметив меня, пояснил: «Надо посоветоваться. Ты меня не жди, вернусь поздно».

Мы снова вышли во двор. До прихода машины отец больше не проронил ни слова.

Утром, уходя на работу, я отметил: на вешалке пальто отца отсутствовало. Видимо, домой он так и не возвращался. Или уехал пораньше. И то и другое означало, что события поворачиваются круто.

В Москве наступала ночь, а в Вашингтоне шлифовали обращение президента, доводили до нужного звучания фразы, завершали консультации с послами стран НАТО и членами конгресса. Последние пришли в ярость, они жаждали крови. Блокада им представлялась крайне слабой мерой, на их устах было одно слово — вторжение.

Даже такой осторожный и умный, по оценке отца, политик, как Уильям Фул-брайт, советовал развязать военные действия. На президента давили со всех сторон, но он твердо стоял на своем.

Одновременно с дипломатической активностью в США начались и военные приготовления. На юго-восток из глубинных штатов перебрасывались войска. Из Техаса в штат Джорджия двинулась бронетанковая дивизия. Пять других дивизий, поднятые по тревоге, готовились к переброске во Флориду.

Межконтинентальные ракеты привели в боевую готовность, бомбардировщики получили приказ барражировать в воздухе с полной боевой нагрузкой. Как только один из них приземлялся для заправки, в воздух поднимался следующий, завертелась ядерная карусель.

Боевые корабли выходили на исходные позиции для установления блокады. Зону перехвата следующих на Кубу судов установили на расстоянии восьмисот миль от острова.

Новый американский посол в Москве получил указание за час до начала выступления вручить переданное ему шифром из Вашингтона письмо президента Кеннеди отцу и текст предстоящего выступления. Этим положили начало ежедневному обмену письмами в период кризиса.

Фой Колер попытался выполнить инструкцию, но, как пишет Роберт Кеннеди, «не смог встретиться ни с одним сколько-нибудь высокопоставленным официальным лицом». Это и не удивительно, в Вашингтоне упустили из виду, что шесть часов вечера у них соответствует двум часам ночи в Москве. Дежурный по Министерству иностранных дел вежливо посоветовал послу дождаться утра. Посол поручил советнику посольства Дэвису продолжать настаивать. Содержание послания не располагало к благодушию, к утру могло оказаться уже поздно. В конце концов Дэвису удалось добиться результата, письмо у него приняли.

Такие накладки в те дни случались не раз. Мне рассказывали, что в целях соблюдения секретности наши подводные лодки, направленные в район Кубы, получили команду выходить на связь с Москвой глубокой ночью, от двенадцати до двух часов. В это время больше шансов, что сонные вахтенные проглядят вынужденную подвсплыть к самой поверхности субмарину. Однако время-то указали московское, а там у берегов Кубы — разгар дня. Исправились только на следующий день, получив донесение, что передачу пришлось вести на виду у всей американской эскадры.

Одновременно с предполагаемым визитом Колера в МИД СССР к государственному секретарю США Дину Раску пригласили посла Советского Союза Анатолия Добрынина. Ему вручили текст предстоящего выступления президента и изложили позицию американского руководства.

Размещение ракет держалось в большом секрете. Многолетняя практика показывала, что утечка информации, вольно или невольно, чаще всего происходит через посольства. Поэтому о предстоящей операции Громыко, посоветовавшись с отцом, посла не информировал. Для Добрынина новость прозвучала как гром среди ясного неба. По свидетельству дежуривших у дверей Государственного департамента репортеров, из кабинета государственного секретаря он вышел с посеревшим лицом.

В 7 часов вечера в понедельник 22 октября вся Америка прильнула к телевизорам и радиоприемникам.

Можно по-разному относиться к оценкам, данным президентом. Можно поверить или усомниться в том, что Куба, даже с помощью могущественного Советского Союза, угрожала жизни Западного полушария. Все зависит от точки зрения. В своих заметках не хочу вступать в полемику задним числом. Сказанные Кеннеди слова принадлежат истории.

Для меня более интересно отношение слушателей. Реакцию американцев можно сравнить разве что с реакцией на нападение японцев на Перл-Харбор: шок, сменившийся требованиями немедленного отмщения. Точка зрения комитета начальников штабов получила мощную поддержку. Страна зашлась в пароксизме страха, почему-то считалось, что как только ракеты станут боеспособными, ими выстрелят по американским городам. Никто не задался вопросом, чем ракеты, установленные на Кубе, опаснее их межконтинентальных сестер, разбросанных по территории Советского Союза. И теми и другими управляют из одной точки, из Кремля. Но в том-то и дело, что в условиях психологического шока испуганная масса людей руководствуется не логикой, а эмоциями. Никого не интересовало, что подлетное время межконтинентальных и кубинских ракет разнится всего в несколько десятков минут, что и те и другие, в зависимости от точки зрения, одинаково опасны или одинаково безопасны, как и то, что речь идет об ином, суверенном государстве. Америка объединилась в едином антикубинском и антисоветском порыве. Американцы, казалось, готовы были все погибнуть, но выдворить советские ракеты с соседнего острова.

Президент объявил «строжайший карантин с целью помешать доставке на Кубу всякого рода наступательного оружия. Всем судам, какой бы национальности они ни были и откуда бы они ни плыли, на борту которых обнаружат наступательное оружие, будет предписано остановиться и повернуть обратно. В случае необходимости блокаду распространят на другие грузы и корабли. Однако в настоящий момент, — продолжал Джон Кеннеди, — мы не намерены лишать кубинцев предметов первой необходимости, как это пытались сделать Советы во время блокады Берлина в 1948 году.

…Я приказал нашим вооруженным силам быть готовыми ко всякой случайности.

…Мы требуем сегодня срочного созыва Совета Безопасности, с тем чтобы были приняты меры против угрозы миру со стороны Советского Союза».

Немедленно после выступления президента вооруженные силы США перешли из боевой готовности № 5 в боевую готовность № 3, обеспечивающую возможность начать боевые операции немедленно. Обычно строго секретный приказ главнокомандующего на сей раз передали в заморские гарнизоны по радио открытым текстом. Президент его адресовал не столько командирам военных баз и авиакрыльев, сколько отцу. Кремлю.

Ночью на базу Гуантанамо самолетами началась переброска трех дополнительных батальонов морской пехоты. Обратными рейсами оттуда вывозили семьи военнослужащих. Все это передавалось по телевидению, американскому народу демонстрировалась решительность намерений президента.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});