Если твоя жена вернётся, или Навязанное материнство (СИ) - Смирнова Юлия

Женщина умоляюще повернулась к мужу:

— Мы зря это затеяли. Любимый… Пожалуйста. Отмени всё. Не нужно суда.

Но дед — в стиле Бори — был кремень: решил, видно, биться до последнего. Он сурово осадил жену:

— Нет. Надо попробовать.

— А если выиграете — то что? Силой заставите жить с вами? — насмешливо спросил Борис. — Резво вы всем заправляете. Я ведь всё равно сбегу, на цепь не посадите. Как-нибудь вас перехитрю — но до этого успею превратить вашу жизнь в ад. Лучше поверьте на слово.

— Ты мог бы всё унаследовать. Весь наш бизнес. С такой-то хваткой, — весомо сказал дед — внушительных размеров высокий старик, уже совершенно седой.

— Спасибо за щедрое предложение. Оно меня не заинтересовало.

Суд состоялся через несколько дней; всё это время мы втроём настолько были на нервах, что постоянно ругались. Интересно, проходил ли у кого-нибудь медовый месяц столь же "романтично"? Учитывая то, что я женился по любви… на любимой женщине — хотя был уверен, что после краха первого брака никогда не женюсь.

Лауру одолевали сомнения. Она спросила:

— Если бы не суд, не предпочтительность полной семьи для Бориски в глазах судьи… Ты бы позвал замуж?

Я ответил с убийственной прямотой:

— Позвал бы. Годика через два-три.

— Какой ужасный ты, — засмеялась вдруг Лаура. Я обнял её, притиснул и начал целовать и оглаживать, как она любит; но она отстранилась:

— Нет, в койку не пойду… Только когда буду уверена, что история со Светланой не повторится.

— Это когда же? — полюбопытствовал я. Лаура мстительно улыбнулась:

— Годика через два-три.

В тот вечер я с трудом выторговал себе право погладить её по голове и поцеловать в щёчку. По её глазам, по трепещущему дыханию было видно, что Лаура хочет меня не меньше, чем я её; но сейчас, в таком мучительном стрессе, как тогда, когда я изменил ей со Светланой, я и сам предпочёл бы воздержаться от секса. С женой я хотел заниматься любовью в другом настроении — спокойно и вдумчиво… чтобы все мысли были только о ней и о нашей любви. Я желал ощущать её полное и абсолютное доверие. Это предстояло заслужить… Торопиться было некуда.

Глава 19. Аскольд. Суд — и ответ на вопрос Кристин

Надо же, как многое Боря теперь способен понять. Даже про мою бывшую жену. Он сумел рассмотреть, почему в Виолетте любовь к ребёнку так и не выросла, и простить ей это. И я её тоже не судил, зная о её детстве, о родителях, лишённых прав, и о том, каково ей было расти у тётки. Она не смогла преодолеть прошлое… перешагнуть через боль, переломить обиды. Именно про таких, как Виолетта, написал британский поэт Филип Ларкин:

Сгнобят тебя отец и мать,

Пусть не нарочно, но сгнобят.

Своих сомнений, страхов рать —

Плюс пару свеженьких — внедрят.

Несчастность въелась в ДНК,

Растёт как тесто на дрожжах.

Беги «родного очага»

И сам детей не нарожай.

Побег молоденькая и хорошенькая Виолетта совершила в двадцать лет ко мне — более взрослому, влюблённому и очарованному её красотой; но, убежав от своей семьи, собственную создать оказалась не готова. Я думал, моя влюблённость сотворит чудо и девчонка оттает; но этого не произошло.

Выясняется, Лаура чем-то похожа на Виолетту… и не только внешне. Историей семьи тоже — с той лишь разницей, что её родителей прав не лишили, всё-таки они не были запойными алкоголиками. После регистрации брака она даже как-то процитировала мне стих Ларкина — правда, в другом переводе:

Свою ничтожность человек

в потомстве множит через край.

Скорей решайся на побег —

и сам детишек не строгай.

Услышать от неё это мне было странно. Ведь ирония стихов Ларкина направлена на разрушение глубинных основ романтического мировосприятия; а разве не в ожидании большой любви романтичная Лаура ни с кем не спала к такому солидному возрасту? Я спросил её об этом; она усмехнулась:

— Не совсем. Если бы не тот кураж, овладевший мной в твоём старом доме в Роял Вудс… я бы, наверное, так и оставалась девственницей.

— Знаешь, я передумал дом продавать, — неожиданно для самого себя сказал я. — Раз он так тебя возбуждает… Лучше сдавать буду, но пускай остаётся в собственности нашей семьи. Знаю, что Боря тоже его любит, до сих пор иногда туда бегает, чтобы просто кинуть взгляд.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Мне показалось, Лаура обрадовалась моей идее. Она добавила:

— Просто я была одинокой по натуре, старадала и считала себя ущемлённым жизнью человеком. Не давала никому шанс. Не пожелала бы Бориске стать таким же — после всего, что он пережил и передумал.

На суде непримиримый дед ожидаемо апеллировал к фиктивности моего брака с Лаурой; наш адвокат вызвал Светлану, на удивление согласившуюся нам помочь и засвидетельствовавшую начало нашего романа до всякого появления Виолетты:

— Аскольд сказал, что влюблён в Лауру… и что нам надо расстаться.

На суде Борис старался держаться — не выдавал своего волнения:

— Это не они решают тут мою судьбу — только я сам могу решать, — повторял он, как заклинание; но я видел: несколько раз он, сидя между нами на скамейке, хватал Лауру за руку и тотчас отпускал. Надо же… снова Лауру, а не меня.

Учитывая все обстоятельства, подлог документов, одиннадцатилетнюю незаинтересованность биологических родителей в сыне, и не в последнюю очередь благодаря заявлениям самого Бориса, который в выступлении настаивал, что семья у него уже есть, — суд уверился, что он близок как с отцом, так и с приёмной матерью, и вынес решение в нашу пользу. Мы ликовали; но судья предложил:

— Учитывая обстоятельства, мы могли бы обсудить возможность встреч с биологическими родственниками, не открывая новое заседание. Раз мальчик согласен.

— Только если та сторона готова пойти на наши условия: в присутствии меня или жены, и только когда захочет сам Борис, не по принуждению, — сообщил я. Борина бабушка испуганно взмолилась, глядя на мужа:

— Пожалуйста, давай пойдём на эти условия… иначе никогда не увидим Борю.

Мрачный, как туча, дед согласился; насупленный и молчаливый, он напоминал Бориса в состоянии сильного гнева. Мне подумалось, что даже если я не доживу до Борькиной старости — по крайней мере теперь я вижу, каким он станет стариком.

Мы договорились лететь в Белиз через неделю — время не ждало, убитым горем родителям врачи сообщили, что их сын и муж Виолетты заканчивает свой земной путь. Я спросил у Бори:

— Тебе точно это надо? Может быть, не поедем? Ты и так много всего пережил. Встреча с умирающим…

— Но ведь не я один… Другие люди тоже переживают. Когда такие нестерпимые страдания… мне кажется… надо пожалеть.

Я не был уверен в правильности этого решения; но видел, что за родительскую любовь Боря многое готов простить. Его бабушка искренне любила сына; поэтому он сочувствовал ей и готов был утешить в страшном горе неотвратимой потери.

После заседания мы подошли к Светлане; Боря вдруг извинился:

— Слушай, Светка… прости, что напихал тараканов в сумку. На самом деле ты тётка ничего.

— Ладно, — Светлана попрощалась с нами без видимого недовольства, казалось, обиды забыты; я заметил, что она ушла в сопровождении адвоката, который представлял нас в суде. Через несколько месяцев мы с Лаурой встретили их в ресторане; я подошёл поздороваться — и узнал, что они обручились и свадьба уже не за горами.

— Боря тоже сегодня на свидании после школы, — вспомнил я, когда мы вышли из ресторана.

— С той девочкой, олимпиадницей, Джессикой… — припомнила Лаура. — Которой вы летом купили белого бизончика в Йеллоустоуне.

— Да. Он ей подарил на день рождения, с тех пор не расстаются. Мы тоже могли бы организовать что-то поромантичнее…

Довольно скоро после нашей победы в суде Лаура на радостях простила меня; может быть, её вдохновила Борькина душевная щедрость по отношению к деду с бабкой, а скорее — она это сделала ради самой себя. Ей захотелось мне поверить, дать мне шанс… И я не просто глубоко ценил это — я знал, что не подведу. Потому что моя головокружительная любовь к жене только росла и крепла; я уж начал шутить, что скоро у меня вся работа встанет.