Протоколы заседаний ЦК Партии социалистов-революционеров (июнь 1917 - март 1918) с комментариями В М Чернова - неизвестен Автор

В это самое время в составе рабоче-солдатского ВЦИК резолюция, одобряющая действия СНК по отношению к Учредительному собранию (в том числе аресты его членов, объявление кадетов врагами народа и исключение их из Учредительного собрания) прошла всего лишь 150 голосами против 104, при 22 воздержавшихся; но в ЦИК отсутствовали представители эсеро-меньшевистского блока, демонстративно удалившегося со II рабоче-солдатского съезда и бойкотировавшего ВЦИК; если бы не это, Совнарком мог бы получить вотум недоверия разом "в обеих палатах" советского государства. Теперь же можно было опираться на одну из двух против другой: на "верхнюю палату", рабоче-солдатскую, против "нижней палаты", крестьянской.

Как бы то ни было, но, взволнованные неожиданным провалом на съезде, большевики попробовали на следующий день поправить свои дела, пустив в ход помпезное, фейерверочное красноречие Л. Троцкого181. На их беду появление Троцкого перед крестьянами совпало с опубликованием в газетах одной из его речей, где он грозил всем врагам советской власти "изобретенной еще во время великой французской революции182 машинкой, укорачивающей человека ровно на длину головы" 183. Под свежим впечатлением этой речи, увидев ее автора на трибуне, половина залы внезапно и стихийно разразилась бурей негодования. Даже видавший всякие виды Троцкий, бледный, как полотно, покинул трибуну под сплошной гул возгласов: "насильник, палач, кровавый убийца". Президиум, будучи не в силах справиться с этим взрывом массового гнева, не нашел другого выхода, как удалиться вместе с Троцким и другой половиной съезда, в особую залу, где он держал свой доклад. Таким образом, съезд распался на две части; их пробовали потом несколько раз соединить, но они немедленно, иногда по самому незначительному поводу, приводившему к бурным схваткам и хаосу, снова распадались. Между тем крестьяне-делегаты из дальних губерний продолжали подъезжать и немедленно присоединяли свои подписи под резолюцию в пользу Учредительного собрания и против Совнаркома. Между тем предстоял выбор постоянного президиума съезда вместо временного, и перевыбор Спиридоновой становился все более и более сомнительным. Нервность обеих сторон росла. Наконец, по поводу одного из сравнительно малозначительных инцидентов Спиридонова неожиданно заявила, что президиум слагает свои полномочия. Этим единый съезд и был оборван. Около половины делегатов, возглавляемые Спиридоновой, двинулись торжественной процессией прямо в Смольный, где им был оказан президиумом ВЦИКа и Совнаркомом не менее торжественный прием: символически демонстрировалось рабоче-крестьянско-солдатское единство. Другая, большая половина удалилась в старое помещение Крестьянского ВЦИКа, откуда она некоторое время спустя и была выдворена специальным отрядом красногвардейцев. В то же время и по всей России прокатывалась волна разгона крестьянских съездов и советов, которые не давали большевистским властям прибрать себя к рукам.

Таковы были условия, в которых ПСР получила от IV съезда новое руководство в лице избранного по принципу большой однородности ЦК.

ЦК нового состава досталось от прежнего тяжелое наследство. Партия, начавшая революционную эпоху в качестве "властительницы дум" страны, вознесенная на самый гребень поднимающейся революционной волны, к концу года оказалась сброшенной вниз, потерпевшей поражение, сбитой с позиций, разъеденной разногласиями, лишенной внутренней спайки и внешней дисциплины. Вся пресса во многих местах была закрыта, партийные помещения захвачены или разгромлены, многие ее деятели в бегах. Она жила явным образом накануне потери легального существования, накануне ухода в "подполье".

Оклеветанная перед революционной улицей, с трудом очищавшая себя от обвинений в союзе с буржуазией против авангарда рабочего движения, она в то же время не избегла ненависти вчерашних "союзников поневоле", тяготившихся этим союзом и порою втайне твердивших "чем хуже, тем лучше", а потому предпочитавших оргию полного большевистского торжества победе умеренного "конструктивного социализма".

Такова была атмосфера, в которой начиналась работа высоко поднявшегося в глазах партии "героического ЦК IV съезда", давшего "двенадцать смертников" всемирно известного Московского процесса 1922 года184.

Заседание 8 декабря по содержанию своему было сплошь "организационным".

О политической ориентировке нового состава ЦК можно судить по результатам выборов в бюро (президиум) ЦК и в редакцию центрального органа "Дело народа". В первое были единогласно избраны Чернов и Раков, и девятью голосами Ракитникова и Гендельман (три левых и один, последний, умеренно правый), во вторую -- "единогласно" В.М. Чернов, девятью голосами Русанов и Ракитников и семью голосами Зензинов (три левых и четвертый, последний -"присоединившийся" из бывших правых).

Под впечатлением прежних, под конец совершенно малолюдных и занятых повседневной деловой "вермишелью", заседаний ЦК, был установлен восьмичленный минимум для законности заседания; беспорядочность и загруженность прежних заседаний, на которых "все заведовали всем", он устранил правильным распределением отдельных функций между членами, со специальной ответственностью каждого за вверенную ему область дел и вопросов; кандидаты в ЦК были уравнены с членами в смысле обязанностей, то есть привлечены к непосредственной ответственной работе; во избежание прежних, то чуть не ежедневных, то надолго прерывающихся заседаний ЦК, была введена правильная их периодичность.

Словом, новый ЦК с самого начала предстал перед партией как орган упорядоченный, в котором чувствуется твердая организующая рука.

С другой стороны, ЦК с самого начала выработал стройный и целостный "план кампании". Одним из наилучших средств борьбы против большевизма он признал массовую всеобщую забастовку. Особая комиссия в составе Е. Ратнер, И. Тетеркина (левые), Н.Н. Иванова185 (промежуточный) и Ельяшевича186 (умеренно-правый), получила поручение выяснить путем тщательного обследования настроения в рабочих кварталах вопрос о том, когда объявление такой забастовки окажется своевременным.

В связи с этим на следующем заседании, 12 декабря, было решено довести до сведения всех товарищей, что "ЦК в данный момент считает совершенно недопустимым в борьбе с большевиками такие средства, как террор".

Левое большинство ЦК находило, что, хотя большевистская диктатура и является по своим приемам не менее абсолютистской и деспотической, чем царское самодержавие, но, в отличие от последнего, она имеет опору в известной части революционно настроенной рабочей массы; что торжество большевизма обусловлено в значительной мере ошибками, слабостью и нерешительностью партий умеренного "центрового" социализма и полной социалистической и революционной несостоятельностью его правого крыла; что поэтому нужно время для того, чтобы выпрямление линии поведения умеренно социалистических партий и выдержанность их перехода на позицию углубленной систематической критики большевистских экспериментов реабилитировали их в глазах населения; нужно время и для того, чтобы перед населением ощутительно, воочию предстали темные стороны большевистского плана, или, вернее, большевистской бесплановости, с ее преобладанием разрушительных, деструктивных начал над созидательными, конструктивными; словом, необходим органический, серьезный процесс отрезвления пролетариата и разочарования его в широковещательных, но дутых обещаниях коммунистической партии.

Следует отметить в том же постановлении, что довести об этом "до сведения всех товарищей" решено было через бюро фракции Учредительного собрания и что одновременно с этим было решено "поручить особой комиссии обследовать работу тех товарищей, которые заняты организацией обороны Учредительного собрания".

Под этим кроется начало будущего расхождения между ЦК и руководящим (по крайней мере, в первое время) ядром фракции Учредительного собрания. ЦК, как мы уже видели, был избран на партийном съезде, подведшем итоги конечному провалу правого, близкого к Керенскому, руководства: он был результатом сдвига партии налево. Состав же фракции Учредительного собрания был предопределен характером местных списков, составленных в эпоху наибольшей силы правого руководства, под значительным его давлением, в особенности кандидаты, "ведущие" списки и назначаемые комиссией по выборам при ЦК, дали солидный контингент руководящих право-ориентированных сил. В этом лежал зародыш антагонизма, во весь свой рост представшего позднее. В начале был дан лишь первый намек на него. Все внимание фракции, естественно, было занято вопросом "быть или не быть", вопросом о защите самого существования Учредительного собрания от диктаторской власти большевистской партии. Однобокое сосредоточение на нем внимания порождало близорукий взгляд на задачу защиты Учредительного собрания, как на задачу чисто силовую -- взгляд узко-механический. Для ЦК, наоборот, защита Учредительного собрания была лишь частностью, этапом на сложном и длительном пути преодоления большевизма, на путях изживания его массами. Фанатики идеи -- во что бы то ни стало отстоять Учредительное собрание от его роспуска, от его разгона большевиками -- бывали склонны смотреть на победу большевизма как на результат заговорщеского искусства, как на умелую аранжировку внезапно массами. Фанатики идеи -- во что бы то ни стало отстоять Учредительное собрание от его роспуска, от его разгона большевиками -- бывали склонны смотреть на победу большевизма как на результат заговорщического искусства, как на умелую аранжировку внезапно, в тиши приготовленного coup d' tat. Они склонны были игнорировать то, что было в большевистском восхождении органического, почвенного. Низводя его до степени чрезвычайно ловко организованного, удачного по внезапности своей налета заговорщиков на государственную власть, они, естественно, приходили к идее столь же поверхностного "контрналета", которым все разрешается и все ставится на свое место.