Интриги Марии. Книги 1-2 - Жюльетта Бенцони

концов если и не потребует развода, то хотя бы утратит к супруге всякое доверие, отдав первое место своей матери!

Это было довольно подло по сути, но если уж ты свекровь, будь ею до конца!

Анна Австрийская не испытывала никаких иллюзий насчет этой полной стареющей женщины, которую она не любила, но в соответствии с законами вежливости встреча в Лионском архиепископстве выглядела именно так, как она и должна была выглядеть: шедевр материнского лицемерия, с одной стороны, и фаталистическое смирение, окрашенное испанской надменностью, с другой. Между ними, впрочем, существовала незримая, но прочная связь в лице мадам де Шеврез и принцессы де Конто, каждая из которых играла на два лагеря: Мария в качестве подруги королевы и крестницы ее свекрови, Луиза де Конти — давняя подруга королевы-матери и одна из наиболее значимых фигур в окружении Анны Австрийской. Объединенные взаимной привязанностью и общностью интересов, обе женщины старались поддерживать на приемлемом уровне отношения между молодой и гордой королевой, впрочем, нередко выходящей из себя, и старой ревнивой гарпией, мечтающей отобрать у нее право на первое место. Вся эта компания с тревогой ожидала момента, когда король предстанет перед ними. Кому из них он окажет лучший прием?

Шестого декабря королевы заняли места на корабле, роскошно украшенном для встречи Людовика XIII, прибывающего с юга. Когда настала минута встречи, сразу же стало ясно, чья взяла: король горячо расцеловал мать, сделал комплимент по случаю ее бодрого вида и заявил, что весьма рад тому, что воды Пуга пошли ей на пользу, после чего почти с сожалением оторвался от матери, чтобы поздороваться с женой. Та со слезами на глазах, напряженная, но гордая, старалась сохранить самообладание. Он едва поцеловал ее, даже не обняв.

— Я вижу, вы в прекрасной форма, мадам, и надеюсь, вы продолжите в том же духе.

Как всегда любезный, он поприветствовал дам, среди которых была и Мария, присевшая в глубоком реверансе.

— Госпожа герцогиня де Шеврез! Ваш благородный супруг продемонстрировал самую высокую добродетель во время нынешней кампании, и, полагаю, в будущем вы сумеете сделать его счастливым. В особенности если будете давать повод для разговоров о вас только своими заслугами.

Взгляд его был жестким, тон — высокомерным. Он не ждал ответа. Однако Мария осмелилась:

— Да угодно будет верить королю, что моей единственной целью всегда будет благо Ее Величества королевы! И, разумеется, благо короля!

Он проследовал дальше, не добавив ни слова, но, поднявшись, Мария встретилась взглядом с епископом Люсонским, с которым до тех пор ей не доводилось встречаться. Когда в шестнадцатилетнем возрасте она стала почетной фрейлиной королевы-матери, он еще был государственным секретарем по вопросам внутренней политики и войн в правительстве регентши, за которую фактически царствовал Кончини. Падение последнего отбросил Жан-Армана дю Плесси-Ришелье на дорогу немилости, ведущую в Блуа.

Теперь он был здесь, перед ней, прямой и высокомерный в своих фиолетовых муаровых одеждах. В ту пору ему было тридцать семь лет, это был высокий худой мужчина, в осанке которого было нечто царственное. Лицо, исчерченное тонкими морщинами, еще больше удлинялось за счет бородки, а усы с закрученными наверх концами не скрадывали презрительное выражение тонких губ. Взгляд карих глаз был незабываемым, если только ресницы не скрывали его: в нем читался выдающийся ум и холодная решимость. Теперь едва заметная ироническая искорка примешивалась к тому, что можно было принять за восхищение, хотя Мария не силах была угадать, было ли оно вызвано ее красотой или же ее дерзостью. Она в раздражении отвернулась, чтобы ответить мадам де Верней, которая торопила ее присоединиться к королевской чете на корабле, чтобы вернуться в архиепископство.

Впрочем, она быстро забыла про мсье де Ришелье благодаря противоречивым событиям, наполнившим ее пребывание в Лионе. В самом деле, в день своего приезда король, насладившись выступлением французских комедиантов, провел ночь со своей женой, но два дня спустя он пожаловал Ришелье кардинальский сан, что было воспринято его матерью как ее личная победа. Хотя Людовик XIII и отказался принять Ришелье в Совет. Ко всему прочему встреча с супругом, еще более влюбленным после долгой разлуки, моментально стерла из сознания Марии все проблемы королевской семьи. В ее представлении постель была местом, где царило лишь согласие. Королева красива и молода, и то, что король так скоро вспомнил об этом, — добрый знак.

Глава IV

АНГЛИЙСКИЕ ДЖЕНТЛЬМЕНЫ…

В сопровождении слуги, в чьи обязанности входило нести покупки, Элен дю Латц медленно шла по галерее, где со времен Людовика Святого расположились соблазнительные лавки ювелиров, торговцев различными предметами роскоши, необходимыми в жизни светских женщин и мужчин: тут были кружева, ленты, перчатки, веера, перья. Наконец, были здесь и книжные лавки, в которых среди помпезных сочинений на латыни и греческом языке попадались иногда пасквили и даже памфлеты, составлявшие изрядную часть дохода торгующих вразнос продавцов, которыми кишели рынки и вечно забитые улицы, что позволяло им легко раствориться в толпе при первом же появлении солдат.

Девушка направлялась к Топэну с лоскутом ткани, из которой мадам де Шеврез недавно заказала себе новое платье. Необходимо было подобрать подходящие по цвету перья для большой бархатной шляпы, которую Мария собиралась надеть к платью. Элен, однако, неторопливо прогуливалась вдоль прилавков в некоторой степени и ради собственного удовольствия. Вдруг, словно ей внезапно пришла в голову какая-то мысль, она заторопилась к торговцу перьями, выполнила данное ей поручение, расплатилась и вручила покупку слуге, велев ему немедленно возвращаться в Лувр, чтобы не заставлять ждать герцогиню. Она же собирается зайти в Сент-Шапель помолиться. Слуга возразил было, что может подождать ее: благородной девушке небезопасно ходить одной по парижским улицам. Она стояла на своем: через площадь Дофин и северную часть Нового моста она вернется домой быстро и без всяких затруднений; длинная серая накидка с капюшоном, прикрывающая платье того же цвета, делала ее похожей больше на простую горожанку, чем на служанку благородного происхождения. Зная, что спорить с ней бесполезно, слуга не стал настаивать. В конце концов, мадемуазель дю Латц настоящая бретонка, достаточно упрямая, чтобы самой решать, что ей делать, а ее скромный наряд не должен привлечь внимание воришек с Нового моста.

Едва он удалился, Элен, вместо того чтобы направиться к часовне, пошла в обратном направлении и покинула дворец через улицу Барильри (впоследствии ее поглотил Дворцовый бульвар), откуда меж двух переулков можно было попасть в клубок мелких улочек, отделявших древнюю королевскую резиденцию от собора Парижской Богоматери. Днем тут всегда кипела жизнь, поскольку рынок Палю