Ярослав Мудрый - А. Волков

— Да сбудутся слова твои, Василиса Борисовна! Ты уж тогда, наверное, с боярином в Киев переедешь. Князь уж твоего мужа тут не оставит.

XX

Григорий, Усмошвец, Семен и Николай, с которыми мы расстались после того, как им не удалось уговорить Предславу, Горисвета и Илариона покинуть Киев, благополучно добрались до Пскова. По дороге сюда они всюду собирали людей, призывая воодушевленно присоединиться к Ярославу, чтобы идти на Болеслава и на Святополка, за которым уже утвердилось в народе прозвание Окаянный. И всюду в ответ на их призыв слышалось:

— Не потерпим Окаянного, ляхов и латинян в стольном граде Киеве. Пойдем с Ярославом за дело правое, за землю русскую!

Из Пскова наши путники отправились к Ладожскому озеру. Пришлось им побывать и в нескольких языческих селениях, ютившихся в глухих лесах и сохранивших еще во всей чистоте языческую веру. Но и в этих селениях они находили живой отклик на свой призыв. Отчасти этому помогало и то, что Григорий, Усмошвец и Семен пользовались почетом у всех на Руси за свои богатырские подвиги, а Григорий, кроме того, — как славный гусляр и маститый старец.

В деревне Волынкиной при устье Невы сыновья Григория и их жены, а также внуки с женами и внучки со своими мужьями радостно встретили его и его спутников.

— А дочерей нет у тебя? — спросил Усмошвец старика.

— Была одна, да в малолетстве Богу душу отдала, — ответил он.

— А почему ваша деревня называется Волынкиной? — полюбопытствовал Николай.

— А потому, — ответил Григорий, — что ее первыми жителями были волыняне. Шли они с Волыни, шли, шли и дошли до самого моря Варяжского, дальше уж было идти некуда; вот они тут и поселились, у моря. Сказывал дед мой, что отец его знал в молодости людей, которые пришли сюда с Волыни.

Григорий рассказал своим о том, что происходит на Руси, а также о том, как он с Усмошвецем, Семеном и Николаем проехали почти всю Русь, призывая людей идти на Киев с Ярославом против Святополка Окаянного и Болеслава ляшского, что по дороге заезжали они в Новгород, где узнали, что весной Ярослав двинется в поход.

Один из сыновей Григория, трое внуков и двое правнуков решили идти с Ярославом. Из окрестных селений и с Ладоги собиралось немало воинов. В общем, человек двести должно было двинуться весной к Новгороду чтобы там присоединиться к Ярославу.

Старец Григорий, решивший было навсегда остаться в Волынкиной, чтобы здесь кончить жизнь свою, к концу зимы стал говорить, что хочет собственными глазами увидеть торжество Ярослава. Сердце богатырское, сердце гусляра, воспевавшего битвы, влекло его в поход, но он опасался, что у него не хватит сил. В нем происходила борьба. Раз утром он решительно сказал:

— Иду! Вечером долго я размышлял, хватит ли силушки дойти до Киева и вернуться сюда, чтобы здесь, где начал дни свои, и кончить их. Думал было остаться. Нужно вам знать, что обет я дал — построить церковь в Волынкиной. Так вот и думалось: если пойду, может, Бог поможет еще добраться до Киева, но вернусь ли? И приснился мне сон: видел я премудрую Ольгу, и Владимира, и Бориса, и Глеба; они благословляли дружину и воинов Ярослава, и услышал я голоса их: «И стар и млад идите!». Пойду еще раз к Киеву, а затем вернусь сюда строить церковь Божию.

Прошло после этого еще несколько дней. Все уже было готово к походу, когда из Новгорода прискакал гонец от посадника Константина с известием, что поход отложен до начала осени. При этом посадник просил Григория от своего имени и от имени Ярослава непременно идти с ними. Григорий решил употребить весну и лето на работы по постройке церкви. Усмошвец, Семен, Николай и его родные деятельно ему помогали заготовлять материал, рубить деревья и прочее.

Когда стало солнце клониться к осени, опять приехал гонец от посадника Константина объявить, что Григория, Усмошвеца, Семена и Николая с невскими и ладожскими воинами ждут в Новгороде.

Когда Григорий с товарищами, повинуясь призыву, поспешно прибыл в Новгород, там уже было заметно большое движение.

Конные то и дело скакали по улице. Волхов был запружен ладьями. Люди толпились и на улицах, и на детинце, и на Торговой площади. Тут были не только русские, но и варяги, и меря, и весь, и емь (финские племена), были и купцы ганзейские и царьградские.

— Откуда это столько народа идет? — воскликнул один голос из громадной толпы, бывшей на Торговой площади.

Толпа обернулась и увидела приближавшийся к Торговой площади большой конный отряд.

— Люди дальние, — послышались замечания.

— Да, уж, видно, дальние, — раздались подтверждающие эти замечания голоса. А когда отряд выехал на площадь, прибывших забросали вопросами, кто они и откуда.

Ехавший впереди отряда бородатый воевода ответил:

— Люди мы ростовские. А вы вместо того, чтобы зевать, скажите-ка, где князь, великий князь Ярослав? Верно, у себя в тереме?

— В тереме, в тереме, — ответили голоса. — Говорят, что с духовенством, боярами и градскими старцами совет держит, да и сами мы видели, как к великому князю ехали и шли и духовенство, и бояре, и старцы.

— Ну, так и я туда же, — сказал боярин.

Нашлось несколько охотников провести к терему боярина с его дружиной и воинами, а многие новгородцы и новгородки останавливали приезжих воинов, спрашивая:

— Долго ли шли из Ростова, какова дорога, большой ли город Ростов?

Одному из молодых воинов, ехавшему в задних рядах, кто-то сказал из толпы:

— Ишь какой молодой! Как это тебя, такого молодого, отец с матерью в поход пустили?

— От нас все пошли, кто мог, — гордо ответил он, — и старые, и молодые. Ведь нашего же князя Глеба Окаянный убил. Как же нам не идти на него?..

Подъехав к княжескому терему, Хвалибой (так звали ростовского боярина) велел доложить о себе Ярославу.

Ярослав вышел к нему навстречу и, поздоровавшись, сказал:

— Много уж лет мы не виделись с тобой.

— Почитай, уж лет восемь будет, княже, — ответил Хвалибой.

— Ты устал с дороги, — продолжал Ярослав, — а между тем у меня как раз собрались духовенство, бояре и градские старцы. Я хотел бы, чтобы и ты принял участие в совете.

— Ничего, княже, мы отдыхали недалеко от Новгорода, и я охотно приму участие в совете, коли на то воля хвоя. Вели лишь разместить дружину и воинов ростовских.

Совет обсуждал в подробностях предстоящий поход.

Многие из участников совета обратились к Хвалибою с вопросами относительно подробностей мученической кончины Глеба, но он сказал, что вряд ли больше их знает о кончине своего князя, потому что не был с Глебом под Смоленском.

— Когда князь пошел к Киеву, — говорил он, — я был далеко. Иначе, конечно, пошел бы с князем, потому что время было военное и опасное и от Святополка можно было всего ожидать. Но когда я вернулся после Пасхи в 1015 году из Киева, где был вместе с вашим боярином Скалой, послал меня князь Глеб на Москву-реку. Меря отказалась тогда платить дань, вот князь и послал меня на мерю, а она ушла в леса к Москве-реке.

— А далеко эта река от вас?

— Дня три конского хода, — ответил Хвалибой. — Но меря, — продолжал он, — узнав, что я иду на нее, пошла вверх по реке в леса дремучие. Я за нею — и отошел далеко. Дома и не знали, где именно я с дружиной и воинами. Иные думали, что погибли. А между тем князь Глеб получил вести из Киева и поторопился туда. Когда же я вернулся, взяв дань с мери, праведного князя Глеба уже не было в живых: его убил Окаянный.

— Да, убил, — грустно проговорил Ярослав, — и кровь братьев моих вопиет ко мне. Я надеюсь, что в этот раз мы покончим с Окаянным навсегда, и, может быть, нам придется бороться теперь с ним одним, а не с ним и Болеславом, как мы думали, потому что, по известиям из Киева, Болеслав сильно недоволен Святополком.

Началось обсуждение частностей предстоявшего похода, как вдруг донеслись громкие радостные крики.

— Что такое, кого так приветствуют? — спросил Ярослав. Но в это время в гридницу вошел отрок, доложивший, что прибыл старец Григорий с невскими и ладожскими людьми.

— Хочет, видно, старец тебе, княже, последнюю службу сослужить, — сказал боярин Холм.

— А ты, боярин, — ответил Ярослав, — выйди да позови Григория сюда на совет.

Все, начиная с князя, радушно встретили Григория, когда его ввел Холм. Все дивились молодцеватости старца, расспрашивали его, много ли с ним пришло людей, из каких мест, долго ли он был в пути.

После прибытия Григория еще около часа продолжался совет, а затем присутствовавшее духовенство вознесло молитвы о благополучном окончании похода и митрополит благословил князя и соратников его. После того Хвалибой и Григорий отправились к Холму, который пригласил их к себе.

Григорий, не слыхавший рассказа Хвалибоя о смерти князя Глеба, попросил сообщить и ему, что знает об этом боярин. Когда Хвалибой сказал, что он находился с дружиной и воинами на Москве-реке во время получения Глебом вестей из Киева, то Григорий, очевидно вспомнив что-то, с живостью заметил: