Измена. Бес в ребро - Лана Полякова

портить жизнь ещё одному мужчине? Ведь я не сумела удержать и сохранить свою семью, значит, я не умею этого делать.

В глубине парка есть большой пруд. С допетровской ивой. Вообще, там весть пруд зарос ивами. Печально колышатся, качаются на ветру нежные длинные ветки. В зеленоватой дымке прорывающихся к жизни листочков. Шумит вдали город. Живут люди. Бегут машины. А у меня ни семьи теперь ни работы.

Я сидела под плакучими ивами и мечтала выплакать свою боль. Она комом шевелила колючками в моём животе. Холодила руки. Сжирала мои силы и желания.

Одинокая. Брошенная. Ненужная.

Чьи-то неспешные шаги я услышала за спиной и оглянулась, вздрогнув от неожиданности.

Тридцать первая глава

POV Сергей

Я приехал к Наташке глубокой ночью. Она, естественно, уже спала. Не дожидаясь меня, завалилась спать. Это же не Лена, которая не ляжет, пока не убедиться, что со всеми всё в порядке.

Я стоял в проёме двери в комнату и смотрел. На большой кровати, разметавшись во сне, спала Наталья. Высокая. С налитым, сочным молодым телом. С длинными ногами и аппетитной попой. Спала, как обычно, голая.

А я смотрел на неё и не мог понять. Что я в ней нашёл? Кроме умелого рта и отсутствия всяческих запретов. Кроме несомненных постельных умений. Приобретённых практически. Она же всего на год старше моей Иришки. А опыта в койке у неё намного больше, чем у меня. И как я мог повестись на такое очевидное несоответствие. Просмотром самых зашкварных порнороликов таких умений, как у Натальи, не приобретёшь.

Окинув комнату взглядом, я даже в полутьме видел бардак. На полу валяется бельё. На тумбочке тарелка с остатками какой-то еды. На подоконнике оплывшие свечи.

Всю ночь просидел на кухне. За липким обеденным столом с остатками пиццы на нём. Даже прикасаться к чему-либо, чтобы хотя бы заварить чай из пакетика, мне было противно.

Сидел и думал.

Как я всё пролюбил в своей жизни. Как и ради кого.

Ведь начиналось незаметно. Невинно. Ира попросила посмотреть машину одногруппницы. Она иногородняя и боится идти к незнакомым на сервис. Потому что могут обмануть.

Вначале Наташка, испуганной ланью просила меня посмотреть, что там стучит в машине. Точно такой, как была у Ленки. В юности. И вид распущенных светлых локонов, каскадом ссыпающихся с тонкой девичьей спины, что наклонилась над капотом Нивы, пробудил во мне забытое.

Вспомнилось, как мы с Ленкой ездили на покатушки. Как Лена ловко справлялась со своей машинкой. Довольно жёсткой в управлении. Тем более, по бездорожью.

Но волосы оказались крашенными, а девка фальшивкой.

Как я мог их сравнивать? Чем эта вся искусственная девица, с накаченными губами и приклеенными ресницами напомнила мне мою жену в юности? Цветом волос? Машиной Нивой? Интересом к моему хобби?

Повёлся как старый козёл.

Показалось тогда, что дома никому нет до меня дела. Лена занята девочками и хозяйством. Накопилось раздражение. Вылезло откуда-то из патриархальных глубин, что я зарабатываю, а они только тратят. Забылось, что вместе складывалось годами.

Как вместе решали все вопросы. Как экономили на всём.

А Наташка, узнав про покатушки, так напрашивалась. Так юлила. Хоть одним глазком посмотреть. В глаза мне заглядывала. Всё время восхищалась.

А я купился, как дурак.

И когда пришёл по трассе первым она радостно и восторженно кинулась ко мне с поцелуями. Разгорячённый гонкой, наадреналининный, почувствовав в руках молодое и сочное тело не удержался. Она ещё и подпрыгивая так тёрлась об меня, что я поплыл.

Я и не понял, как мы оказались в моей палатке. Только помнил её глаза шальные, когда она передо мной на колени встала. И губы жаркие.

Вот и пошёл как телок на привязи за этими губами.

Сейчас, оглядываясь назад, я вижу враньё в её восторгах.

А как профессионально она выпрашивала у меня подарки. В начале жалобы, потом страсть и только потом, когда я расслаблен — хочу! Чётко. Что именно. Без виляний и стеснений.

И я вёлся, как дебил.

И что теперь делать?

Ленка же не простит. Умирать будет, зубы сожмёт, но не подпустит меня больше.

Жить семьёй с шалавой?

Она же не приспособлена к семейной жизни. Ни в хозяйстве, ни в отношениях.

Растить в такой грязи ребёнка? Мне сейчас сорок пять. Когда сын пойдёт в школу и войдёт в переходный возраст, мне будет шестьдесят. То есть в то время, когда пацану нужна твёрдая рука и мужской пример, я буду дряхлый старик.

А почему я решил, что это сын?

Чей этот ребёнок?

Я сидел на чужой кухне. Голодный. Злой.

К утру всё разболелось. И спина, и желудок, и голова.

Ну, что, герой-любовник, пора начать разгребать свою жизнь. Вставай, тряпка, хуже уже не будет!

Наташка вошла на кухню заспанная и голая. Блин, здесь жрут, а она голой жопой трясёт. А ведь ещё недавно мне это нравилось. Поймал я себя на удивлении.

Она повернулась ко мне спиной, и на бедре я отчётливо увидел четыре характерных синяка от пальцев.

— Откуда у тебя синяки на бедре? — спросил я.

— Не помню. Ударилась, наверное. — манерно протянула Наташка.

А ведь такая же речь страшно раздражала меня в Ире. Отчего Наташкины кривляния меня только заводили сильнее? Чем сильнее злился на неё, тем жарче были ночи.

— Четыре раза? Четыре раза ударилась об одно и то же место? — усмехнулся я.

— А где?

Она изогнулась передо мной в откровенной позе. Ещё вчера я бы забыл обо всём от такого зрелища. Но сегодня я, кажется, протрезвел.

Теперь вот ждёт меня похмелье.

— Собирайся. Мы едем в женскую консультацию к врачу. — сказал я ей строго.

— Мне нужно в институт — захлопала она ресницами.

— Ничего. Опоздаешь. Быстрее оденешься. — рыкнул я, теряя терпение.

— Почему ты такой со мной? Ты мне не веришь? — захныкала она, подходя ко мне и пытаясь сесть на колени.

— Одевайся! Я сказал! — заорал я, вскакивая со стула.

Наталья вышла от врача в слезах. Говорит, что потеряла ребёнка.