Тяжесть сияния - Кирилл Григорьев

Двигатель ревел. Бу-м-с! Машина чуть не врезалась в пешеходный светофор, черканув его боком.

Куб продолжал падать. Не успеем, подумала Татьяна. Не успеем.

— Не успеем! — закричала Эльза.

Первыми натиск куба приняли на себя деревья. Несколько самых высоких разлетелись в щепки. Упало одно. Рухнуло второе прямо на несколько стоящих машин. Жуткая галлюцинация обрела объем и вес. Началась паника. Люди, подхватывая детей, выскакивали из автомобилей и бежали прочь, падая и спотыкаясь. Некоторые прыгали прямо по капотам, не разбирая дороги.

Ба-амс! Машина правым бортом зацепила ограду.

— Не успеем!

Они почти успели. Куб рухнул вниз, давя людей, машины и оставшиеся деревья. Самый его край зацепил капот. Машина подпрыгнула от удара.

И последнее, что запомнила Татьяна был истошный Элькин крик.

3

Никакого оцепления не оказалось.

Все, очевидно, были пока слишком заняты.

Задыхаясь в дыму, Татьяна выбралась на тротуар. Разрушения вокруг были катастрофическими. Видно было плохо, но и то, что хватал глаз, казалось ожившим кругом ада.

Удар Тени пришелся на стоявшие в пробке четыре ряда машин. Прямо, впереди чернели сплющенные, изуродованные автомобили. Везде чадило, горел кое-где разлившийся бензин. Под ногами хрустело стекло. Звенели болгарки, разбрасывая горячие фонтаны искр. Тут и там мелькали люди в синих комбинезонах. Потные и грязные, они отчаянно рвали и крушили металл, пытаясь еще хоть кого-то вытащить, кого-то спасти. В некоторых машинах орали запертые, придавленные, окровавленные пассажиры. Где-то рядом бурчали и на разные голоса матерились рации. Оранжевые пожарные заливали тлеющие остовы шипящей водой.

Левее валялись поваленные тлеющие кое-где деревья.

Татьяна внезапно оказалась в одном из кругов ада. Пульс гулко бился в ее висках и словно останавливал на мгновение, запечатлевал окружающий беспросветный кошмар.

Угум!

Плачущая девочка через сетку полопавшегося стекла. В окровавленной руке — нарядная Барби.

Угум!

Двое пожарных вытаскивают третьего, задавленного распиленным деревом. Тот, словно гутаперчивый, безвольно болтает головой в каске.

Угум!

Бредущая между машин черная от сажи женщина. Короткая майка разорвана, на лице — спокойное отрешение. Длинные волосы слиплись от запекшейся крови.

Угум!

Татьяну едва не сбили с ног двое сосредоточенных парней с носилками. Они быстро волокли упирающегося деда, орущего что-то о внучке, оставшейся там, в «Москвиче», взаперти. Из оторванной левой руки деда во все стороны хлыстала кровь.

Татьяна очнулась.

Эльза, вспомнила она. Мне нужно найти Эльзу.

Она едва не поскользнулась на разлитой по асфальту крови, чудом успев уцепиться за смятый капот. Восстановила равновесие, выпрямилась, отбросив со лба слипшиеся волосы. И сразу увидела багажник своей машины. И Элькин запрокинутый затылок через рваные зазубрины разбитого заднего стекла.

Решение о ликвидации

1

Утро для Николая Сергеевича началось необычно — с соловьиного пения.

Он немного с наслаждением полежал в кровати, ощущая теплоту дыхания Милены рядом, потом поднялся и отдернул штору. Птица сидела совсем рядом на ветке старой березы и смотрела на него маленькими черными бусинками.

Будет хороший день, подумал Николай Сергеевич. Даже, не подумал, а просто — загадал, как делал мальчишкой в детстве. Будет или нет?

Соловей, вместо ответа, взмахнув крыльями, исчез, а Николай Сергеевич отправился умываться. Включив воду, он несколько мгновений изучал свое лицо. Куваев, скулы подбери, вспомнил он почему-то армейского старшину. А что — скулы? Да, дедушка мой казахом был, ну и что? Зато какая стать и суровость на лице! Кстати, не мешало бы эту стать побрить немного. А то Миленка проснется и опять начнет недовольство высказывать.

Пока он намыливал щеки гелем для бритья, в голову пришла еще одна светлая мысль. Николай Сергеевич застыл пораженный. А почему бы и нет, черт возьми! Могу я хотя бы раз в столетие приехать на работу попозже? Эта неожиданная мысль настолько его захватила, что он прямо в пене выскочил из ванной и набрал номер дежурного по Управлению. Дежурил какой-то незнакомый из молодых.

— Принял, Николай Сергеевич, — совсем не удивился он. — Передам, будете к часу дня.

Ощущение свободы и внезапного счастья настолько его захватило, что лицо он добривал, напевая «I want it All» бессмертных «Queen». Вспомнилась отчего-то ему эта старая добрая песня.

Даже срочное сообщение насчет зажатой автобусом машины, поступившее на мобильный телефон минут через десять, не смогло испортить возвышенного настроения. Он просто позвонил Федору и тихо (не дай бог Милена поймет, что Шершень уже в деле) ввел того в курс происходящих событий.

Положив трубку, Николай Сергеевич тихо рассмеялся. Молодежь, что с ними делать. Сутки побыл в обнимку с Шершнем — и все, герой. Не подступись, не подойди. Кругом одни сплошь и рядом взрослые дети.

Кофе он пил обычно растворимый. Но иногда, когда выпадали редкие выходные, обязательно варил.

Николай Сергеевич достал кофемолку, щедро насыпал Арабики и захлопнул крышку. Кофемолка, доставшаяся ему еще от матери — большой любительницы кофе — радостно принялась за почти забытое дело.

Телефон проснулся вновь.

Это перезванивал Федор по поводу адреса найденного парня.

Николай Сергеевич вздохнув, порылся в недрах портфеля и продиктовал. Потом, с сомнением посмотрев на мобильник, просто-напросто его выключил. Такой детский разгул раздолбайства, он себе не позволял уже с десяток лет.

Через несколько минут кухня заблагоухала кофе. Он нашел любимую чашку в посудомойке и, взяв турку с плиты, включил телевизор. Это была одна из его привычек по выходным, ведущая свое начало еще от воскресных выпусков «Утренней почты».

Сейчас решим все с этой Тенью, подумал он, щелкая по каналам, может быть отпуск взять? А что? Закатиться с Милкой в какой-нибудь Шератон где-нибудь на греческом песочке. Красотища! Он бросил взгляд на календарь. Все-таки, 17 июня! Все лето в разгаре! А отпускных дней у меня уже… Он призадумался, подсчитывая. По самым скромным прикидкам получалось, что Николай Сергеевич мог бы полгода не вылезать из моря.

Это его несколько насторожило. Постой-ка, подумал он. Сколько же лет я в отпуске не был?

Прервавшееся на полуслове утреннее шоу и внезапно пропавшая картинка смешали его мысли. Антенну чинят, что ли, с легкой досадой подумал он. Однако изображение почти сразу восстановилось. Только вместо шоу на экране теперь повисла траурная надпись крупными буквами: «Экстренное сообщение».

У Николая Сергеевича сердце ухнуло куда-то в желудок, а заставка сменилась возбужденным лицом диктора новостей. Надпись «Экстренное сообщение» переехала и теперь гнездилась в правом нижнем углу экрана.

Хорошее утреннее настроение исчезло без следа.

Тень окончательно проснулась, опустошенно подумал он. Новый труп. Не дай бог.

Он почти не ошибся. Вернее ошибся — масштабами.

2

Разбуженная Милена словно зачарованная уставилась в телевизор. По всем каналам показывали одно и тоже. Даже картинки были одинаковыми. Очевидно, дальше никого из независимой прессы не пустило оцепление.

— …Около сорока машин, — на разные голоса вещали дикторы. — Размеры трагедии до сих пор уточняются. На настоящее время погибших насчитывается более тридцати, раненых и тяжело раненых — двадцать три человека. Причины до сих пор остаются не выясненными. По свидетельствам очевидцев некое тело кубической формы…

— «Молот», — едва слышно произнесла Милена. За все утро это были первые ее слова.

— Тень, — кивнул Николай Сергеевич. — Все еще раздумываешь о гуманизме?

— Она увлеклась, — коротко заметила Милена.

— Увлеклась?! — возмутился Николай Сергеевич. — Ты это называешь — увлеклась?! Более тридцати погибших!

— Что ты от меня хочешь? — повернулась к нему Милена. — Да, я была не права. На коленях у тебя вымаливать прощение?

— Мне нужна твоя санкция на уничтожение, — после паузы произнес Николай Сергеевич.

— Ты ведь уже связался с Шершнем.

— Еще нет.

— Зачем ты врешь, Коля?

— Скажи мне, Мила, — придвинулся к ней Николай Сергеевич. — Просто скажи мне эти слова: «Разрешаю ликвидацию Тени». Всего три слова, которые я пытался услышать от тебя множество раз. Из-за которых, мы с тобой стали врагами. Ну же?

Она несколько мгновений смотрела в его глаза.

Потом вздохнула.

— Разрешаю.

— Мне нужно три слова, — напомнил Николай Сергеевич.

— Разрешаю ликвидацию Тени. Доволен?

— Да, — откинулся он на стуле. — Теперь доволен. Я звоню Шершню.