Шесть дней июля. О комкоре Г.Д. Гае - Владимир Григорьевич Новохатко

его удержали, из толпы примирительно сказали:

— Давай твоего Киселева, поглядим, что за птица. Гай сошел с сиденья, подозвал Лившица:

— Ты здесь побудь еще с матросами, пока Киселев придет.

— Ладно, не беспокойся.

Гай поехал к западной окраине села, где уже вытягивались по дороге отряды и обоз. Бегство Прохорова — факт позорный, но нет худа без добра — одним ненадежным командиром меньше. Киселев — твердый человек, с характером, он и дисциплину подтянет, и воевать будет несравненно лучше Прохорова. И пусть Лившиц ему поможет, поговорит еще с матросами. Или Самсонов — этот тоже умеет с народом говорить. Слава богу, что жизнь сама распорядилась с Прохоровым. Рано или поздно он попал бы в следственную комиссию, но неизвестно, как бы повел себя в этом случае его отряд. Могло повториться то, что было под Симбирском, когда матросский отряд отказался подчиняться бугульминскому командованию.

На окраине села Гай увидел Павловского в кругу бойцов. Когда Гай подъехал к ним, Павловский сказал:

— Вот бойцы тут рассуждают — нужна ли революционной армии единая форма. Им не хочется бросать гражданскую одежду. Что вы скажете на это, товарищ Гай?

— Я скажу, что военная форма удобнее, чем гражданская одежда. Да и пообтрепались вы изрядно, поглядите на себя. Где взять новую гражданскую одежду? У наших снабженцев много обмундирования. И потом, военная часть должна выглядеть по-военному, это на противника производит большое впечатление. Так что не жалейте свои рубахи и пиджаки, гимнастерка сейчас вам нужнее. А кончится война — сами для себя наделаем много одежды, голова об этом пусть у вас не болит.

Гай отозвал Павловского к машине:

— Держи с Тониксом постоянную связь. Выйдешь на железную дорогу, пошли один отряд вперед километра на четыре, а сам оседлай дорогу, выставь заслоны в обе стороны. Разыщи, где есть телеграфная связь на дороге, я туда сразу приеду.

— Мне в первую очередь пушки понадобятся, если встречу противника.

Павловский выжидательно смотрел на Гая, тот кивнул:

— Пришлю четыре орудия с Кожмяковым... Ну счастливо тебе идти.

Гай сел в машину, сказал Гайдучеку ехать обратно, на другую окраину села.

Навстречу потянулись колонны людей, скрипучие телеги обоза. Гай молча вглядывался в лица, стараясь уловить настроение бойцов. Лица были хмурыми, но спокойными. Доехав до батареи Кожмякова, Гай подозвал командира:

— Иди ближе к голове колонны. Услышишь стрельбу впереди — поезжай с четырьмя орудиями к Павловскому. Если услышишь сзади — посылай три орудия туда, не дожидаясь приказаний. Ясно?

— Ясно, — сказал медлительный Кожмяков, глядя печальными глазами на Гая.

Медлительность, даже меланхоличность Кожмякова была обманчивой, в бою он действовал решительно и скоро. Гай не раз имел случай в этом убедиться. Особенно азартен он был в артиллерийских дуэлях, выдвигаясь на наблюдательный пункт далеко вперед, чтобы было видно батарею противника. И кричал в телефонную трубку:

— Мажете, поганцы, мимо проносит! Давай два вправо и беглым три снаряда. Веселей там поворачивайтесь!

Кожмяков отошел к орудиям и зашагал рядом с первой пушкой, понурив голову. Гай посмотрел, усмехаясь, ему вслед и велел Гайдучеку ехать дальше. Мимо опять потянулись размеренно идущие колонны, покатились подводы. Возле госпитальных подвод Гай остановил машину.

— Где доктор Николаев? — спросил он у миловидной сестры в белой косынке.

— Вон на той подводе едет, — девушка махнула назад рукой. С подводы уже сходил Николаев, пошел навстречу.

— Ну что, доктор, надумал что-нибудь? — сказал требовательно Гай.

— Да вроде надумал. — Николаев, ухмыляясь, пошел рядом, глядя под ноги на пыльную дорогу. — Вы так жмете, что долго раздумывать некогда. Я иду начальником против своей воли, подчиняясь вашему нажиму. Лечить людей — это пожалуйста, а командовать — не моя стихия.

— Тогда считаем, что вы уже начальник санчасти. Где Дворкин?

— Здесь он. Дворкин! — крикнул Николаев и помахал призывно рукой.

— Я назначаю доктора Николаева начальником санчасти, — сказал Гай подошедшему Дворкину. — Вы будете у него заместителем.

— Вот и слава богу! — радостно воскликнул Дворкин. — Давно пора было, я сколько говорил Борису Николаевичу.

— Сколько у вас раненых? — спросил у Дворкина Гай.

— Тридцать два.

— Сделайте все, чтобы им ехать было не так тяжко, — сказал Гай Николаеву, направляясь к подводам с ранеными.

На первой госпитальной подводе лежал простреленный навылет в грудь пожилой боец. Гай подошел к нему, но Николаев сказал сзади:

— Говорить с ним не надо, ему хуже будет, закашляется.

Гай пошел ко второй подводе, там лежал боец с забинтованными головой и плечом из отряда Устинова. Гай знал его в лицо, но фамилии не помнил.

— Потерпи еще немного, браток, — сказал Гай бойцу. — Завтра-послезавтра выйдем к своим, положим в госпиталь.

— Да я ничего, — сказал боец. — Вон на той подводе хуже, — он показал рукой на едущую следом подводу.

Там лежал раненный в живот пулеметчик Бажанов, тоже из устиновского отряда. Видно, дела у него были плохи, лицо заострилось, губы запеклись от жара, он монотонно стонал, закрыв глаза.

Гай оглянулся на Николаева. Тот покачал головой: безнадежен. Гай обошел остальные подводы, подбадривая раненых, сказал Николаеву:

— Если будут еще раненые, скажите Сушко насчет подвод. Чтоб у вас на подводах просторно было, не навалом лежали. Не будет лишних подвод, барахло бросим.

Гай сел в машину, поехали дальше. Вскоре его остановил Анфимов.

— У меня три неисправных пулемета, что с ними делать?

— Погрузи на подводу и отправь к Жданкину. Там мастера есть, оружейники. — Гай посмотрел на озабоченного Анфимова, спросил: — Настроение у бойцов, как?

— Нормальное... Спрашивают, когда к своим выйдем.

— Кто бы мне это сказал... Думаю, на железной дороге найдем связь, выясним, где наши. А бойцам скажи, что через два-три дня должны соединиться. Но повоевать, скажи, придется вскорости.

На окраине села остался только отряд Петухова. Гай вышел из машины, разыскал Петухова.

— Киселев уже у матросов?

— Да, вступил в должность... Трудный орешек ему достался.

— На войне легких не бывает. Тебе что, легко?

— Какой там черт! Вон мои голос подают: почему остались в прикрытии без пушек?

— Скажи: надо будет, пришлют. Пушки и в другом месте понадобиться могут. Обороняться не то что наступать, это-то они понимают? — Гай досадливо качнул головой: — Эх, когда мы митинговать кончим!

— Докуда мы тут стоять должны?

— Постоишь часа два, если никого не будет. Ну а если кто подойдет, держи еще часа два, не меньше. Надо, чтобы обоз подальше